«Интересно, где у них тут находится отдел кадров», — размышлял Иван, оглядываясь по сторонам в поисках подходящего, на его взгляд, строения.
Дорожка, посыпанная свежим песочком, вела прямо к высокому деревянному терему, с резными ставенками и башнями-луковками. В таком бы красной девице жить, да семечки из окошечка поплёвывать.
«Всё у них тут не как у людей…» — Иван вздохнул и побрёл к терему.
Едва коснулся ногой красной, узорчатой ковровой дорожки на ступеньках, как был оглушён пронзительным голосом, донесшимся откуда-то сверху:
— А песок-то, песок кто с копыт отряхивать за них будет?! Они песку натаскают, а тётя Паша убирай?! Вот как огрею веником по горбушке, так живо научатся!
На него из окна, недобро поблёскивая глазами, смотрела пожилая женщина, а скорее — просто старуха, которая зачем-то ещё и размахивала грязной тряпкой.
Не совсем разобравшись, к кому она обращается, Иван, на всякий случай тщательно вытер ноги о маленький резиновый коврик перед лестницей.
— То-то же, — проворчали сверху.
Рядом с дубовой дверью в медном окладе, висела табличка: «Кадры. Бухгалтерия».
«Потёмкинская деревня, прям…» — не поверил Иван и толкнул дверь.
Серебристо забренчали невидимые колокольчики, и он оказался в просторной горнице. И тут всё было так, словно специально прибиралось и готовилось к съёмкам в фильме про старинное житьё-бытьё. Русская печь в углу, образа с лампадкой, стол с льняной скатертью. На лавке сладко посапывал здоровенный рыжий кот.
— Кыс-кыс, — позвал парень. Тот чуть приоткрыл сонный глаз и тут же снова погрузился в дрёму.
«Где они тут все есть? В окна вылезли, что ли…»
— По лестнице и во вторую дверь налево, — послышалось из-за спины.
Обернувшись, Иван увидел доселе незамеченного старичка весьма сердитого вида, с длинной седой бородой, который сидел на лавке под окошком и болтал босыми ногами.
— Мне к Марфе Петровне, печать на приказ поставить, — уточнил Иван, и на всякий случай показал издалека листок.
— Ежу понятно, что не к Кощею Бессмертному, — фыркнул тот, — я же русским языком сказал, по лестнице, во вторую дверь налево. Только не перепутай, попадёшь к Акулине Даниловне, старичком сгорбленным уйдёшь — у неё отчёт сейчас полугодовой, злая, может чары навести!
Иван беспокойно поправил сползшие на кончик носа очки.
— Ты иди давай, иначе через час, если печать не поставить, буквы с бумаги осыплются! Вон лестница!
Парень заспешил на другой этаж.
— Налево. Первая дверь, — мимо неё он прошмыгнул почти бегом, — а вот и вторая.
— Долго же вы ходите, Царевич! Как за смертью! — хрипло каркнула полная дама в ярком кокошнике и расшитом узорами сарафане.
— Я, Марфа Петровна, заблудился, — оправдывался Иван.
— Ладно, Царевич, не глупите, тут дорожка одна, заблудиться невозможно, если только вы не идиот клинический.
— Марфа Петровна, какой же он царевич, гляньте на него получше, он же совсем из другой сказки, — ехидно заметила с подоконника дерзкого вида девица. Длинную косу она перебросила через плечо и играла пушистой кисточкой.
— Фамилия у него такая, Маруся, фамилия, и слезь, пожалуйста, с подоконника, герань уронишь.
— Что, правда?! — Маруся легко соскочила на пол и сунула любопытный нос в приказ. — Смотри-ка, точно, Иван Семёнович Царевич! И кем же вы к нам, в заповедник, Иван Царевич? По какой части?
— По финансовой, — буркнул тот, при этом неотрывно рассматривая загорелые коленки насмешницы, — бухгалтером к вам.
— Не царское это дело — бумажками шуршать! — захохотала Маруся и выскочила из комнаты.
Вихрь закрутился вокруг Ивановых ног и потянул следом за ней, но тут же рассыпался под суровым взглядом Марфы Петровны.
Та достала из верхнего ящика стола мощную деревянную печать, громко дыхнула на неё и с размаху шлёпнула на приказ. Стол гулко ухнул.
— Ну, вот и всё. Теперь вы зачислены в штат Заповедника Сказок. Поздравляю!
— Спасибо, — криво ухмыльнулся Царевич. Ему всё меньше нравилось это место. Но бежать было уже поздно.
— Работать будете под чутким руководством Акулины Даниловны, главного бухгалтера, советую очень стараться, очень!
— Я был лучшим на курсе, — выпятил грудь Иван.
— Ваш предшественник тоже был лучшим… — меланхолично откликнулась Марфа Петровна.
— А куда же он делся? — у Ивана ёкнуло сердце.
— Неправильно заполнил платёжную ведомость. И неожиданно для себя покрылся бородавками и заквакал! Но раз вы лучший… И всё же, старайтесь не допускать погрешностей. Акулина Даниловна сильно этого не любит. Ступайте.
Прижимая к груди портфель, Иван вышел в коридор и встал перед первой дверью налево. И никак не мог заставить себя постучать: голова шла кругом, во рту пересохло.
Внезапно дверь распахнулась.
— Нечего стоять над душой! — Ивана втянуло внутрь кабинета, как булавку мощным магнитом. Так начиналась карьера Царевич, Ивана Семёновича.
По левую руку, сложенные аккуратнейшей стопочкой, лежали командировочные удостоверения. По правую — каллиграфическим почерком заполненные платёжные ведомости. Не стол, а образец бухгалтерского совершенства!
Акулина Даниловна с заметным удовольствием посматривала в сторону Царевича, он явно пришёлся ей по душе.
Иван тоже иногда бросал испытующий взгляд в сторону записной ведьмы, не ждёт ли его какой подвох. Но, вроде, шло всё очень даже неплохо.
Уже пошёл второй месяц с тех пор, как он впервые ступил на территорию Заповедника. И до сих пор не мог понять, чем тут занимаются. Ему всегда казалось, что по финансовым документам можно узнать всё, как о человеке, так и о предприятии. А тут…
Ну вот, скажите, как понимать запись в командировочном отчёте: «Лукоморье. Исследование влияния приливов на активность русалок». И выделены под это совсем несмешные деньги!
Он, как и подавляющее большинство честных граждан, уверенно считал, что Заповедник сказок — не более, чем аттракцион, из тех, что сделали для детишек, но куда любят появляться и взрослые.
Сам-то тут ранее никогда не бывал. Неинтересным ему казалось: сказок с детства не любил, предпочитая математические задачники. В цифрах были и покой, и стройность, и надёжность. Подвоха от них ждать не приходилось.
Да и сейчас, кроме той самой дорожки, по которой пришёл в терем с табличкой «Кадры. Бухгалтерия», ничего и не видел. Комнату ему выделили тут же, на третьем этаже, с видом на лес.
Была у Ивана удивительная способность — не замечать ничего вокруг себя. Уткнётся в бумажки, и точит, точит словно червячок, пока не переварит всё содержимое.
И вдруг в узенькую комнатушку его внутреннего мира проникло нечто, обладающее разрушительной силой, из-за которого дважды — небывальщина! — дважды чуть не ошибся при подсчётах.
Один раз, когда в ухо вонзился острый как жало осы голосок:
— А у вас сальдо с больдо не сходится!
Вздрогнув, уронил на пол калькулятор. Рядом стояла Маруся.
Акулина Даниловна захихикала.
«И почему ей всё сходит с рук?!» — возмущённо подумал Иван.
— Осторожно, Марусенька, сделаешь мне парня заикой!
Наглая девчонка села на краешек стола и выпустила из кончиков пальцев листочек.
— У вас упало. Сквозняком сдуло.
Иван схватил бумажку. На ней был нарисован скорчившийся под тяжестью книг человечек в пенсне, в котором Царевич, к своему неудовольствию, узнал себя.
— Это не моё, — буркнул он и вернул листок Марусе.
Та рассмеялась и, вспорхнув со стола, умчалась прочь.
Второй раз потерял мысль, когда под окном звонкий девичий голос чистенько вывел партию Снегурочки:
|
«Туча со громом сговаривалась: — Ты греми, гром, а я дождь разолью, Вспрыснем землю весенним дождём. То-то цветики возрадуются, Выйдут девицы за ягодами. Вслед им молодцы увяжутся, Лель мой, Лель мой, Лели-лёли Лель!» |
Иван встал и прикрыл окно. Акулина Даниловна поверх очков глянула на него и ухмыльнулась.
Третьего дня это было, а он всё нет-нет, да ждал, что откроется дверь и зазвенит колокольчиком насмешливый голос, и сам злился на себя за то.
— А сходили бы вы, Иван Семёнович, прогулялись до дирекции. Документики надо подписать у Бессмертнова.
Иван поймал себя на том, что поручение главбуха доставило ему какое-то небывалое доселе удовольствие, будто тесно стало ему в маленьком кабинете, снизу доверху набитого подшивками бумаг и папками.
Жёлтой змейкой вилась дорожка между деревьями. Царевич шёл по ней, поглядывая по сторонам: будто бы рассматривая местную флору, а сам, таясь от себя, надеялся, что мелькнёт знакомый силуэт, послышатся лёгкие шаги.
— Иван Семёнович, что ж вы без скафандра?
Маруся налетела, как всегда неожиданно.
— Кккк-какого скафандра? — пролепетал Иван.
— Мне казалось, свежий воздух вам противопоказан! — Маруся качала головой, озабоченно осматривая его с головы до ног.
— Ну, знаете ли, Лесникова, — вспыхнул тот и быстро пошёл мимо неё.
Та, нисколько не смутившись, побежала следом.
— А вы и фамилию мою знаете?
— Я и отчество ваше знаю. И дату рождения.
— Фи, женщине, о возрасте?! Моветон! — Она шла спиной вперёд, чтобы видеть лицо Ивана.
— Я же не сказал вам, какая у вас дата.
— А вам сколько лет? — Под ногу Марусе подвернулась еловая шишка и загреметь бы ей вверх тормашками, если бы Иван не поймал её почти у самой земли.
— Вы бы под ноги смотрели, Марья Егоровна…
Поставил её, внимательно посмотрел в глаза и пошёл прочь.
Маруся, не найдясь что ответить, молча смотрела вслед.
Подписав документы у директора, Царевич отправился в обратный путь.
Навстречу ему, прямо по дорожке, брёл серой масти конь. Поравнявшись с Иваном, тот неожиданно поднял глаза и обратился на хорошем испанском.
— Perdone, señor, podria…
Не успел он ещё закончить фразу, вернее, даже начать её, как Иван отпрыгнул в сторону и выпучил глаза.
— Ох, простите, я просто задумался, — начал, было, извиняться, когда до него дошло, что перед ним — конь!
— Я не понял… — пробормотал и окончательно заглох.
— Я просто хотел спросить, — тряхнул гривой конь, — не могли бы вы…
— Что за чушь?.. — перебил его Иван. Закрыл глаза, потёр веки, открыл. Конь никуда не рассосался.
— Жара. Голову напекло, — и быстро, почти бегом, направился в сторону заветного терема.
— Я только хотел спросить, — вновь начал конь вдогонку.
— Этого не может быть. Я просто много работал, — уговаривал себя Иван, спеша покинуть это место.
— Нет, ну какой невежа! — воскликнул конь и двинулся следом. — Во времена моего прадедушки вас вы вызвали на дуэль и порубили на мелкие кусочки!
Поняв, что от настырного видения отвязаться не удастся, Царевич свернул с дорожки в тень, в надежде, что там-то ему полегчает.
— Надо чаще бывать на свежем воздухе, права Маруся… — бормотал себе под нос.
— Здесь есть скамеечка, — робко вставил реплику нежданный спутник.
— Сам вижу, — буркнул Иван и с размаху сел в траву.
— Осторожно, там муравейник, — предупредил конь, но Иван уже размахивал руками, стряхивая рыжих мурашей.
— Я же предупреждал… А нервы лечить надо, — назидательно произнёс непарнокопытный, склоняя голову к Ивану.
— Я схожу с ума, — печально сказал ему Иван.
— Какие симптомы? — деловито поинтересовался собеседник.
— Ты.
— Никакой я не симптом! — возмутился тот.
— Лошади не говорят, — уверенно произнёс Царевич.
— А я и не лошадь! Я — конь. — Он гордо тряхнул гривой.
— Какая разница?
— Существенная!
— Хорошо, я считаю, что ни лошади, ни кони говорить не могут, — Иван выглядел так устало, будто разгрузил вагон кирпичей.
— Но я же говорю!
— Вот и я говорю — я схожу с ума. — Иван встал, отряхнул брюки и уныло поплёлся прочь.
— Нет уж, давайте выясним! — настаивал конь.
Иван только махнул в его сторону рукой.
И тут, как ангел с небес, вновь перед ним явилась Маруся.
— Марусенька, скажите мне, кони могут разговаривать по-человечески?
— Нет, конечно, у него недостаточно развит мозг, — уверенно мотнула головой она, ничуть с виду не удивившись.
— У тебя самой мозг недоразвитый, — зло откликнулся конь.
— Я так и думал, — Иван прижал ладонь ко лбу, — не могли бы вы зайти к Акулине Даниловне и сказать, что я заболел…
— Во дела… — только и сказала та, вновь глядя вслед поспешно удаляющемуся бухгалтеру.
Иван лежал с мокрой тряпкой на лбу и, как казалось ему, начинал было отходить от впечатлений дня. Последние события уже казались тепловым ударом. Ещё пять минут, и можно было вернуться в любимый кабинет, сказать встревоженной Акулине Даниловне, что всё в порядке, когда в дверь постучали.
— Входите, не заперто! — стремительной молнией промелькнула дерзкая мысль, что навестить пришла Маруся.
— Я хотел извиниться за то, что напугал вас давеча, — в комнату вошёл конь.
«Серой масти», — тоскливо подумалось Ивану.
— Пока вы не решились бежать, — тот на всякий случай переместился поближе к окну, отрезая Ивану путь к отступлению, — я бы хотел напомнить вам, где вы сейчас работаете. А именно, в Заповеднике Сказок.
— И что? — взвизгнул Иван.
— А то, что вы должны бы знать, что здесь живут не только банальные животные, но и сказочные!
— Бред, бред…
— Какой вы зануда! — фыркнул конь, — вам что, в детстве сказок не читали?
— Читали, наверное, — задумался Иван.
— Может, вы, если напряжётесь, то вспомните про Сивку-Бурку?
Иван наморщил лоб, пытаясь припомнить, но на ум приходили только фразы про Сивого мерина, который, почему-то заврался.
— Ладно, не мучайтесь, я напомню вкратце.
Несчастный бухгалтер натянул на лицо подушку и пару раз ударил по ней кулаком. Это тоже не помогло. Пришелец никуда не исчез. Более того, принялся рассказывать сокращённую версию русской народной сказки.
— … И вот этот самый Иван Царевич должен был спасти царевну, которую похитил Кощей Бессмертный, а Сивка-Бурка, вещий каурка, конь его верный, стало быть, во всём ему помогал! Вместе они совершили немало подвигов, о чём свидетельствуют летописи… И жили долго и счастливо, — неожиданно закончил длинную тираду конь.
— Спасибо, было очень познавательно, — в голосе Ивана мелькнуло ехидство, — только я, убейте, не понимаю, к чему весь этот экскурс в то, что историей язык назвать не поворачивается.
— Да как это?! Начнём с начала… — конь глубоко вдохнул.
— Нет-нет, пожалуйста, можно покороче?
— Пожалуйста, — обиделся тот, — если короче, то вас зовут Иван-царевич.
— Ну, зовут, и что? — Иван слегка уже расслабился. Даже если это бред, то пока вполне безобидный.
— А то, что я — Сивка-Бурка! — тот величаво изогнул шею и покачал головой, — и наша миссия — спасти из лап проклятого Кощея Бессмертного царевну.
— Что, опять? — подскочил в кровати Иван. — Опять она вляпалась в какую-то историю? Спасали, спасали её, а она, вот те на?!
Как казалось ему, он незаметно щипал себя за руку.
— Синяк будет, не надо, — посоветовал Сивка-Бурка.
— Сам знаю, что надо, а чего не надо, — поднялся, снял со стула пиджак — а сейчас я иду в медсанчасть.
— Иван, ну зачем ты так? Ведь мы с тобой, вроде, славно общались, — расстроился конь.
— Мне должны сказать, псих я или нет. И дать больничный. Потому, что если я — псих, то мне он полагается по-любому, а если нет — то я просто переутомился, и мне его тоже должны дать, — рассуждал сам с собой тот.
— Тебе недостаточно того, что я тебе скажу, что ты — не псих?
— Я с галлюцинациями не разговариваю!
В медсанчасти Ивану померили давление, пощупали пульс, заглянули в горло. Постучали молоточком по коленкам.
Рассказать всё, что случилось с ним, он так и не решился. Сослался на общее недомогание. Бледность лица и тремор рук показались терапевту достаточно убедительными, чтобы дать на недельку бюллетень с диагнозом: переутомление.
Акулина Даниловна расстроилась, что осталась без помощника, но отпустила с ласковым напутствием отдохнуть хорошенько, побольше кушать и гулять.
Домой Царевич возвращался с тайной опаской, что там его дожидается Сивка-Бурка, но комната была пуста. И лишь на полу валялось несколько помятых травинок.
Ночью он спал как убитый, наверное, от пережитого волнения. И, раз уж так неожиданно выпали семидневные каникулы, решил пойти, прогуляться.
Утреннее солнышко ласково пригревало, в ветвях деревьев щебетали птички.
— Красота!
— Да, лето выдалось на редкость!
Как же не хотелось молодому бухгалтеру слышать этот голос…
— Опять ты?!
— Когда это мы перешли на «ты»? — удивился конь.
— Вчера, если помнишь, сам первый меня на «ты»…
— Да, да, было дело. Но ты тогда пулей вылетел, я даже попрощаться не успел.
— Жаль, что не успел. Может, попрощаемся сейчас? — с надеждой посмотрел на него Иван.
— Ну, уж нет! А как же царевна? Кто спасёт бедняжку?
— А мне-то какое дело? Пусть кто хочет, тот и спасает!
— Да не может её кто попало спасать, пойми ты! Только мы с тобой. Я — Сивка-Бурка и ты, Иван-царевич!
— Я не царевич! — закричал Иван, — вернее, Царевич, но это — фамилия! Понятно?
Коня, похоже, это нимало не смутило.
— Очень может быть. Источник был устный, могли и неправильно записать впоследствии.
— Слушай, а если я помогу тебе, ты от меня отвяжешься? — вкрадчиво спросил Иван.
— Эх, Иван, Иван… Как ты измельчал… Mui triste… Грустно это, Ваня… Ну, ладно, раз уж ты такой… Хорошо, как только мы спасаем царевну, я ухожу. Навсегда! — драматично произнёс Сивка-Бурка.
— Тогда договорились. Давай, спасаем по-быстрому твою царевну, и расходимся!
— Быстро не получится. Ходу до логова Кощея Бессмертного три дня и три ночи!
— Пойдёт. У меня, как раз, больничный на неделю. Три дня до царевны, спасаем и обратно три дня. Следующим днём закрываю больничный и выхожу на работу.
— Нудный ты… — печально сказал конь.
— Ничего, переживёшь.
Сборы в дорогу заняли от силы пятнадцать минут. Иван переоделся в спортивный костюм, который остался ещё со студенческих времён и нужен был исключительно для принудительных (на его взгляд) занятий физкультурой. С трудом сдав все нормативы, он запихнул его на самое дно чемодана, да так и приволок в Заповедник.
Заскочив по дороге, в магазин, набрал шоколадных батончиков (где-то читал, что в них достаточно калорий, чтобы продержаться не один день), консервов и упаковку крекеров. Потом подумал и прихватил спички и несколько бутылок с водой.
Конь неспешно трюхал за ним, деликатно держась на небольшом расстоянии. Ивану и в голову не пришло обзавестись седлом и поехать верхом.
Закинув рюкзак за плечи, ещё раз с тоской оглядел ставшее за это время родным жилище.
— Присесть надо на дорожку, — дал очередной совет конь.
Иван вздохнул и присел на кровать. Захотелось лечь лицом в подушку и представить, что спит и всё это ему снится.
— Если хочешь успеть вовремя, то надо идти.
И они пошли.
Территория администрации осталась далеко позади. Ещё дальше лежала зона развлечений. Там катались на лодках-лебедях счастливые отдыхающие. Кружились на каруселях детишки. Что они могли ещё делать, Иван не знал, поэтому стал думать о Марусе.
— А что это за muchacha с тобой вчера говорила? — Сивка-Бурка догнал его и шёл рядом.
— Не твоё, во-первых, дело, а во-вторых, что у тебя за дурацкая манера вставлять везде иностранные словечки? И что значит эта мучача?
— Это значит, девушка. А испанский у меня, наверное, генетический.
— Это ещё как?
— Один из моих прапрадедов был Росинант, верный конь самого Дона Кихота! Доблесть его была известна всем, включая врагов и завистников!
— Ага, помню я эту тощую клячу на картинке… — съязвил Иван.
— Ты моего прадеда не замай!
— А ты ко мне с дурацкими вопросами не лезь.
Долго ли, коротко ли, шли они через лес. Кроны стали гуще, дорожка превратилась сначала в тропинку, затем совсем исчезла в густой, высокой траве.
На штаны Ивана и гриву коня налипли репьи. Комары звенели над ухом.
— Куда ты завёл меня… — проворчал Иван.
— А ты надеялся, что я тебя по асфальтовому шоссе поведу?
— От тебя дождёшься…
Темнело.
— Надо искать место для ночлега, — сказал Сивка-Бурка.
— Вот палатку не взял, — разозлился Иван.
— Да ладно тебе, небось у тех Ивана с Сивкой палатки не было.
— Где-то ж они ночевали!
— Как это где? В избушке на курьих ножках, разумеется!
— Слушай, ну откуда тут избушка, да ещё на курьих ножках? Дикий лес кругом!
И тут, навстречу им из чащи вышла, важно ступая, избушка. Из-под неё торчали массивные лапы, отдалённо напоминающие куриные…
— Что делать-то? — шёпотом спросил Иван у коня.
— Ты ж сам всё знаешь.
— Слушай, мне и так не по себе, — упрекнул его Царевич.
— Ладно, не злись. Скажи ей: «Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом!»
— Зачем?
— Да надо так! Положено!
— Ладно… — Иван набрал воздуху в лёгкие и неубедительно крикнул, — а ну, избушка, стань к лесу задом, а ко мне — передом!
Заскрипев пожилыми брёвнышками, избушка закачалась, подобрала под себя лапы, вытянулась и впрямь, повернулась! Перед ними была покосившаяся дверь, которая тут же приоткрылась и оттуда высунулся длинный, крючковатый нос.
— Чую, русским духом пахнет!
Иван с сомнением оглянулся на коня.
— По-моему, она путает что-то… Мой папа…
Сивка-Бурка шикнул на него.
— Нам бы на ночлег, бабуся!
— С каких это пор за царевичей кони говорят? — поинтересовалась старуха, открыв дверь и выходя на крыльцо.
— Времена такие, — вздохнул Иван.
— Да, не всё ладно, — согласилась старуха.
— Это Баба-Яга, — подсказал шёпотом Сивка.
— Без тебя догадался, — откликнулся тоже шёпотом Царевич.
— Хватит шушукаться, в дом заходите, — махнула рукой Яга.
Конь подтолкнул Ивана сзади, и они вошли внутрь. Обстановка в избушке была примечательна невероятно большим количеством травяных веников, развешанных наподобие гирлянд под потолком. Из-за них дух стоял тяжёлый и дурманящий, отчего сразу тянуло в сон. Но, бросив взгляд на лицо старухи, Иван насильно стряхнул дремоту и машинально прижался к тёплому боку Сивки.
Выражение её физиономии не внушало никакого доверия.
«Съест», — подумал Иван, — «подкараулит, когда заснём, зажарит и съест».
Яга долго жевала губами и сопела, после чего хрипло каркнула.
— Зачем, добрый молодец, пожаловал? Дело пытаешь или от дела лытаешь?
— Никого я не пытаю, чего ради, — забормотал Царевич, — по делу, да, — и замялся.
— Ну?
Иван беспомощно обернулся на коня. Тот зашептал ему в ухо.
— Скажи ей, что она тебя ещё не напоила, не накормила, в бане не выпарила, а спрашивает!
— Да! Нас, между прочим, ещё не кормили и не мыли! — обрадовался подсказке Иван.
— То-то я гляжу, тощий и грязный, — ухмыльнулась бабуся, явно не проникнувшись уважением к речам Царевича, — ну да ладно, чем богаты, тем и рады. Бани не обещаю, но вот корыто с чистой водой там, за занавесочкой. А я, так и быть, на стол накрою.
Вода оказалась на редкость холодной — непривычный к спартанским традициям Иван морщился, стискивал зубы, но упрямо плескал на себя, пока ему не показалось, что уже достаточно освежился.
Ужин тоже не был мечтой гурмана — нарезанный толстыми ломтями чёрный хлеб не первой свежести, сваренные вкрутую яйца, зелёный лук и жиденький чай.
Царевич вздохнул и выставил из сумки на стол баночку шпрот, две шоколадки и упаковку крекеров.
— Скудно живёте, бабуся…
— Так, сынок, пенсия у меня какая? Минимальная! — вздохнула старуха и цапнула шоколадку.
— Овса-то у тебя для Сивки найдётся? — поразмыслив, спросил Иван.
— Найдётся, найдётся, — уже более ласково откликнулась Яга, — так зачем же ты, добрый молодец, пожаловал?
«Какая назойливая», — поморщился Иван, — «но будем считать, что с задачей она справилась, вымыла, накормить пытается…»
— Мы тут с Сивкой царевну ищем. Ну, ту, которую Кощей Бессмертный похитил.
Баба-Яга всплеснула костлявыми руками.
— Ах, добрый молодец! На верную погибель идёшь, буйну голову сложишь! Непросто с Кощеем сладить, ой непросто!
Иван беспокойно глянул в сторону коня, который мирно хрустел овсом в углу избушки.
— Это опасно?
— Кащей — душегубец известный! На одну ладонь тебя посадит, другой — прихлопнет. Только мокрое место останется!
— Ну, нет уж! Мы так не договаривались! — возмутился Царевич и, вскочив направился к Сивке.
— Сдрейфил? — ехидно ухмыльнулась бабка.
«Нет, ну вы посмотрите на них…» — разозлился Иван.
— Я не трус! Просто он меня не предупреждал о том, что это может быть опасно для жизни! Должны быть варианты!
— Кто такие эти твои «варианты»? — заинтересовалась Яга, — про смерть Кощееву на кончике иглы — знаю, а вот про варианты…
— Какой ещё кончик иглы? — застыл на месте Иван, который до того метался по горнице.
— Не должна я была говорить этого. Кощей, если узнает, со свету меня сживёт, — покачала головой бабка.
— А вы на ушко мне. Конфиденциально, так сказать.
— Ишь, словами какими бросается, ладно, подставляй ухо. Всё тебе расскажу.
И зашептала. Коню, казалось это было неинтересно или давно не в новинку.
— А теперь — спать! Вон тебе, на лавке постелено. Ложись и не вздумай храпеть, вмиг на свежий воздух пойдёшь, — пригрозила Яга.
Спалось Ивану неважно. Полночи его терзали то храп самой хозяйки избы, то надоедливый комар, то перестук копыт Сивки по деревянному настилу.
А коль скоро начинал дремать, так тут же снились кошмары, как будто сидит на огромной потной ладони, а другой же вот-вот его накроет и раздавит в лепёшку. Пробудившись с криком в очередной раз, Иван увидел, что в крошечные окошки льётся сероватый утренний свет, и встал с лавки.
Спина занемела, суставы отдались жалобным хрустом.
Разбудив Сивку, Царевич не стал дожидаться, когда слезет с печи Яга. Оставив на столе ещё одну шоколадку и баночку консервов, путники покинули избу и побрели прочь.
В лучах утреннего солнца поблескивали росинки, в густых кронах распевались птицы. Узенькая тропинка петляла между могучими стволами древних деревьев.
— Теперь я знаю, как нам совладать с Кощеем, — гордо глядя на коня, сказал Иван.
— Ну, и как же? — равнодушно отозвался тот.
— Нам надо добыть иглу, на кончике которой — его смерть!
— Угу, а находится она в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц в сундуке, сундук — на дереве… — пробормотал Сивка.
— Ты всё это знал?! — возмущённо воскликнул Царевич.
— И ты б знал, если бы читал сказки.
— Слушай! Что ещё есть такое, чего я не знаю, но должен знать?!
— No lo se! Мне этого не известно. Откуда мне ведомо о пробелах в твоём образовании? Может, ты и про Колобка не читал.
— Чёрт! Я ведь совсем забыл её спросить, а где же, собственно, находится это самое дерево, на котором висит тот самый злополучный сундук! — стукнул себя по лбу Иван, — надо срочно вернуться и выяснить!
— Да успокойся ты, — фыркнул конь, — это любой знает, — дуб находится как раз за пещерой Змея-Горыныча, в Чёрной горе.
— А это что ещё за чудо?
— Я бы не сказал, что Горыныч — такое уж чудо, — хмыкнул Бурка, — скорее, чудовище. И тебе предстоит с ним сразиться.
— Мне? Сразиться? — ужаснулся Иван, который в своей жизни ни разу толком даже не подрался.
— Ну да, отрубить ему головы.
— Головы?! Сколько?!
— Три. Наверное… Хотя может быть и двенадцать. Но, по-моему, всё-таки три.
Царевич сел прямо во влажную от росы траву и обхватил голову руками.
— Я так и знал, что вляпаюсь с тобой в какую-нибудь историю! И что подсказка про Кощееву смерть — настоящая подстава…
— Где ж ты слов-то таких понабрался. Нет, ну ты правда меня удивляешь.
— Я знал, что всё это плохо кончится… Слушай, Сивка, а что, разве нельзя как-то обойти в круговую? Ну, чтобы не встречаться с этим… мутантом…
Сивка-Бурка неодобрительно посмотрел на него.
— Не выйдет. Горыныч за ногу к дереву прикован. Цепью. Сторожит сундук, значит. Сам подумай — сидишь круглый год, ни отойти тебе, ни прогуляться как следует. Озвереешь тут…
Возможность оказаться лицом, так сказать, к лицу с недобро настроенным чудовищем, Ивану совершенно не улыбалась.
— И чем я должен его победить, если не секрет? Опять какое-то секретное оружие, которое стережёт другая нечисть?
— Да нет, какое там. Мечом-кладенцом, разумеется.
— А договориться — никак? Да?..
Конь непреклонно помотал головой.
— Папа, да и дедушка — с детства меня учили, что договориться можно всегда!
— Не в этом случае. Хотя, конечно, можешь попробовать.
Пробовать Ивану не хотелось.
— Где меч-то брать будем?
— К кузнецу пойдём. Нешто на доброе дело не выкует нам доброго меча?
— Думаешь, выкует? Даром?
— Кто, ты говорил, твой папа?
— Ну…
— Ладно, не дрейфь. Пойдём до кузнеца. Там и выясним, что он взамен захочет.
О том, что направление выбрано правильно, они поняли ещё задолго до того, как показалась сама кузня — звон молота о наковальню разносился далеко.
— Ты только сзади к нему не подходи и не окликай. Может огреть тяжёлым с неожиданности, — предупредил конь.
Иван скривился и, сделав небольшую петлю, предстал сразу пред очи здоровенного мужика, который правил какую-то железяку на наковальне.
Тот сразу опустил молот и молча уставился на Царевича, который тоже не сразу нашёлся, что сказать.
Пауза затягивалась и становилась тягостной.
— Я… мы… мне… Нам меч нужен! — наконец решился Иван.
Кузнец только утёр лоб здоровенной ручищей и ничего не ответил.
— На Горыныча идём… — совсем увял Царевич.
Тот слегка сдвинул брови.
— Ты? — и ухнул молотом по наковальне.
Иван отскочил.
— Мы… С конём… Нам меч нужен. Кладенец который.
— Иди отсюда, — сквозь зубы процедил кузнец.
— Позвольте! На каком основании вы мне отказываете?! — возмутился Иван. — Я имею полное право, равное с другими, на выбор товара!
— Какого тебе товара?! — рявкнул и замахнулся на него, — я сказал, пошёл вон отсюда!
— Никуда я не пойду, — сказал Царевич и сел прямо на землю.
— Тогда я тебя через забор выкину, — предупредил кузнец.
— Выкидывай. Я опять вернусь.
— А я тебя снова выкину. И ещё наваляю.
— Давай, давай, — мрачно произнёс Иван, — тебе лишь бы хорошего человека обидеть.
— Это кто тут хороший? Ты, что ли?
— А чем я тебе плох?
— Слушай, иди лучше по-хорошему, хороший человек, не мешай работать.
— Мне нужен меч, — упрямо твердил Царевич, — и без него я не уйду.
— Точно, не уйдёт, я его знаю, — откликнулся конь, подходя и ложась рядом.
— Шуты гороховые… — буркнул кузнец, — да ты на себя посмотри! Меч ему нужен. А ты его поднимешь?
— Тебя вот забыл спросить.
— То-то и оно, что забыл. У тебя ж ручки как спички. Поперёк сломаешься кладенец мой поднимать.
— А мне пофиг, — с Ивана, похоже, слетел последний слой интеллигентности.
— Он умом подвинулся, — грустно сообщил Сивке кузнец.
— А вот это тебя вообще не касается! — зло бросил Царевич.
— Иди сюда, — поманил его тот.
Иван встал и нерешительно приблизился к нему.
Кузнец пошёл в дальний угол кузни и долго там рылся среди обрезков металла, потом достал завёрнутый в тряпицу длинный предмет.
— Смотри сюда. Вот это — меч-кладенец. Попробуй, подержи, — и сунул в руки Царевичу.
Тот принял оружие и… присел, едва удержав тяжеленный меч.
— Пойдёт, — просипел из последних сил.
Кузнец, уперев руки в бока, с удивлением рассматривал его, будто только сейчас увидел.
— Богатыри ко мне приходили, не тебе чета, кладенец просили. Не дал им. Почему тебе дать должен?
— Потому, что я на Горыныча иду. И должен его победить.
— Ты — или блаженный, или секрет какой знаешь.
«Знал бы ты, какой у меня секрет», — тоскливо подумалось Ивану.
— Что я тебе за меч должен?
Кузнец сплюнул на землю.
— Да не нужно мне ничего. Так бери. Если справишься, вернёшь потом. А если нет, сам вернётся. Он у меня такой.
— Волшебный, что ли?
— Угу, волшебный.
— А всё-таки, я дам тебе кое-что, — на Ивана внезапно накатил приступ щедрости, что бывало с ним крайне редко, — фонарь. Тоже волшебный. Смотри, вот сюда, на кнопку давишь, и он загорается…
— Волшебный?!..
— А то как же!
От этой странной сделки проиграл только Сивка-Бурка, которому на спину привязали кладенец, и который теперь тащился уже не так бодро, как раньше.
Впрочем, Иван тоже не был весел. Предстоящая битва не прибавляла плюсов к настроению.
— Меч мы с тобой выклянчили, а что дальше-то делать будем?
— Как что? Драться! Вжик-вжик мечом, головы с плеч, уноси готовенького!
Царевич передёрнул плечами, будто это его голову уже отделяли от туловища.
Издалека донёсся утробный звук, будто к животу страдающего несварением поднесли микрофон.
— Это — Горыныч, — пояснил конь, — заскучал, поди, на солнцепёке.
— Думаешь, он в плохом настроении?
— Скорее всего, в наидурнейшем!
Иван побледнел.
Еле переставляя ноги — конь из-за тяжёлого меча, Иван — из-за душевного трепета, — путники, тем не менее, приближались к Чёрной горе, логову Змея Горыныча.
Вскоре показалось огромное дерево, обвитое цепью, которая тянулась к здоровенной, чешуйчатой лапе с длинными острыми когтями.
— А вот и Горыныч, — тихо сказал конь.
— Сам вижу, — буркнул Иван.
Змей сидел за деревом, в тени и время от времени издавал тот самый рык.
— Что делать будем? — шёпотом спросил Царевич.
— Наверное, надо вызвать его на бой, — подсказал Сивка.
Иван вздохнул. Снял с коня меч и потащился к дереву. Потоптался, подбирая слова.
«Наверное, надо как-то по-особенному, как в сказке», — подумал он и заорал что есть мочи.
— Эгегей! Змей-Горыныч, выходи биться!
Ветки дуба зашевелились, и из пушистой листвы показалась морда крупного ящера с удивлённо выпученными глазами.
— Ты кто такой? — спросила голова.
— Я — Иван Царевич! — крикнул тот и потряс мечом.
— А не Иван Дурак? — хмыкнул Змей.
— Сам ты дурак! — обиделся тот, — я — Царевич.
— Ладно, допустим. А припёрся зачем? И чего орёшь?
— Я пришёл за сундуком! Предлагаю обмен, — неожиданно закончил тот.
— Во дела, — изумился Горыныч, — такого у меня ещё не было. Царевич, говоришь? А чей ты сын?
— Сын своего отца, — гордо ответил тот.
— Сам вижу, какого отца, — ухмыльнулся ящер, — и что ты мне можешь предложить взамен?
— Рюкзак с едой. Небось, голодно сидеть на цепи?
— Да нет, на рацион не жалуюсь, кормят хорошо.
— А вдруг забудут покормить? — вкрадчиво спросил Иван.
— Как это забудут? Я тут чей сундук охраняю? Не забудут, не волнуйся. Что у тебя ещё есть?
— Меч… — упавшим голосом произнёс Царевич.
— Ты идиот? — поинтересовался Горыныч, выходя из тени и обнаруживая серебристое от чешуи крупное тело и две дополнительных головы, которые переглядывались, но пока помалкивали. С Иваном общалась средняя.
— Ну, дашь ты мне меч, и с чем останешься? Сундук я тебе тогда точно не отдам, говорю объективно!
— А как же тогда сделка?
— Кидалово, — подала голос левая голова.
— Точно, — подтвердила правая.
— Тогда давай будем загадывать друг другу загадки. Победителю — приз.
— По-моему, это глупо, — фыркнул Горыныч средней головой, другие согласно кивнули, — я же не сфинкс.
— А что ты тогда предлагаешь?
— Давай, я просто съем тебя, а конём закушу.
— Ну, уж нет! Без боя я не сдамся!
— Скучно… Я всё равно тебя одолею, а сегодня день жаркий, лень двигаться, — синхронно зевнул Змей тремя головами.
— Скучно, говоришь? А чем ты тут каждый день занимаешься?
— Чем-чем… Сторожу… Сплю по очереди. Ем тоже.
— И больше ничем? Да так же можно плесенью от скуки покрыться!
— Плесенью не плесенью, но выть иногда хочется, — тоскливо покачал средней головой Змей.
— А ты кроссворд пробовал? — хитро прищурился Иван.
— Что-что? Это что, хавчик такой?
— Нет, это игра такая. Интеллектуальная! Или тебе это слово неизвестно?
Головы переглянулись.
— По-моему, он нам пытается нахамить, — сказала левая.
— А я ему сейчас голову откушу, будет тогда знать, — ответила правая.
— Он тогда ничего знать уже не будет, а мы так и не узнаем, что такое его кроссворд!
— Правильно, — кивнул Иван и достал из сумки тонкую книжечку в бумажном переплёте.
Раскрыл на одной из страниц и зачитал:
— Манекен на огороде!
Головы посмотрели друг на друга, потом на него.
— Ты нас за кого держишь? Щас сожру.
— В чём дело-то?
— Что за идиотский вопрос? Зачем на огороде манекен? Кому он там нужен? — возмутилась средняя.
— А может быть, там магазин для деревенских? — предположила левая голова.
— Нет, его просто там забыли. Везли куда-нибудь, и забыли.
— Ну, куда его могли везти?! — разъярилась средняя.
— На оформление витрины, наверное…
— Да дело не в том, что он там кому-то нужен! — встрял Иван, — а в том, что этот вопрос специально так задан! На образность мышления!
— Ты представил себе манекен на огороде? — спросила левая голова.
— Угу, глупо он там смотрится, не к месту, — кивнула правая.
— Чучело какое-то, — буркнула средняя.
— Правильно! Чучело! — воскликнул Царевич, — теперь вы понимаете, в чём суть? Отгадали, и в клеточки вот в эти вписали.
— Кажется, да, — ну-ка, давай что-нибудь ещё.
— Да вы возьмите, да читайте сами, — щедрым жестом протянул тот брошюрку, — я вам это дарю!
Цапнув подарок, Горыныч всеми тремя головами уткнулся в книжку.
— Четыре по горизонтали, чьим речам нет веры?
— Знаю, знаю! — рявкнула левая, — это кандидат в депутаты!
— Нифига, не подходит, — откликнулась правая.
Головы вновь заспорили и больше не обращали никакого внимания на Ивана, который не спеша и постоянно оглядываясь, двинулся в к сундуку.
И хотя до этого ему никогда раньше не приходилось лазить по деревьям, для первого раза Царевич довольно ловко забрался на дуб, дотянулся до сундука и открыл крышку.
Оттуда торчали длинные пушистые уши. Потянув за них, Иван вынул… чучело зайца.
Если б он читал в детстве сказки, возможно это показалось бы ему странным, однако Царевич просто сгрёб твёрдую тушку и спрятал за пазуху. Горыныч, увлечённый кроссвордом, даже не оглянулся.
— Ну, вот твой заяц, — небрежно сказал он коню, который, кажется, потерял дар речи.
— Иван, ты достал иглу? Eres heroe! Но как?
— Мозгами надо шевелить, дружок, мозгами, — и ласково потрепал того по гриве. — А ты не обзывайся. Ну, куда теперь?
— В замок Кощея, царевну спасать, — ответил конь. Казалось, он до сих пор не мог осознать происходящего.
— В замок, так в замок. Только давай поедим сперва. У меня в животе урчит.
Эту ночь они провели в лесу. Спалось плохо — Ивана заедали комары, да и холодно было как-то не по-летнему. Конь дремал рядом, похоже, ему всё было нипочём.
Царевич всё же задремал, и приснилась ему царевна. В хрустальном кокошнике, коротком красном сарафане и длинной косой, переброшенной через плечо.
— Спасибо тебе, Иван Царевич, — голосом Маруси сказала она и поклонилась в пояс, — теперь ты — мой суженый!
Подошла, обняла его, прижалась и потянулась, чтобы поцеловать в уста.
Иван застонал от нетерпения.
— Царевич, проснись, тебе кошмар снится! — услышал он над ухом встревоженный голос Сивки.
— Да с чего ты решил? — раздражённо бросил тот.
— Ты стонешь.
Царевич ничего не ответил.
Роса намочила одежду, и было зябко.
— Пора к замку идти, — сказал Сивка-Бурка.
— Сейчас, пойдём, только скажи мне, что с иглой делать будем? Сейчас её из зайца добудем и сломаем? Ну, ты, знаток сказок, что скажешь?
Конь неуверенно помотал головой.
— По-моему, надо это в замке делать. Ну, положено так.
— Ладно, раз положено, то положено. С этим я спорить не буду, — покладисто откликнулся Иван.
По дороге конь поравнялся с Царевичем.
— Когда вернёмся, я расскажу о наших подвигах твоей девушке!
— Да у неё крыша поедет, — усмехнулся тот.
— У тебя ж не поехала!
— Вот в этом я совсем не уверен…
— А вот мы проверим. Она в тебя точно после этого влюбится!
— С чего ты взял? — покраснел Иван.
— Девушки любят героев и победителей… А красавицы — особенно.
— Да, Маруся очень красивая…
— Она тебе очень нравится?
— Очень…
Царевич смотрел в сторону. Говорить о своих чувствах было ему также непривычно, как и совершать столь безумное путешествие. Но за это время конь стал ему, пожалуй, самым близким существом, с которым он делил если не хлеб, то кров.
К вечеру вышли они из леса, за которым виднелась вдалеке высокая серая крепость. Вокруг острого шпиля, уходившего чуть ли ни в облака, роились вороны.
— Жутковатое сооружение, — поёжился Царевич.
— Может, сейчас иглу… того… — спросил Сивка.
— Ты ж сам говорил, что положено в Замке.
— Ну, говорил. Я ж точно не знаю. В сказке об этом как-то умалчивается. Там просто иглу ломаешь, и навстречу выбегает прекрасная царевна.
— Ну, откуда она должна выбегать, если томится у Кощея в Замке?
— Из темницы, думаю.
— Значит, нужно ломать её возле темницы, в Замке, — уверенно сказал Иван.
— Не нравится мне всё это, может, ну её, царевну эту, а?
— Как это?!
— Ну, так… Иглу сломаешь, Кощей подохнет, темницы рухнут, и свобода нас встретит… Тьфу, не о том я, и пусть она бежит себе куда захочет! Тебе ж всё равно другая нравится. Эта, как её, Маруся!
— Неправильно это как-то, — заупрямился Иван, — мы пойдём туда, спасём царевну, я посажу её тебе на спину, и мы вернёмся домой.
— А что ты с ней потом делать будешь? — задал провокационный вопрос Бурка.
— В смысле? — удивился тот.
— В прямом. В сказке на ней надо было жениться, а потом жить-поживать, да добра наживать. И пир свадебный, между прочим, там был! С мёдом-пивом!
— Я не хочу жениться на какой-то там царевне! — заволновался Иван, — я и знать-то её не знаю!
— Я тоже не знаю. Вот и говорю… Может, не пойдём в Замок?
— Нехорошо как-то, понимаешь? Она там в темнице сидит. Одна. Напуганная. Может, даже голодная. А вдруг Кощей-то помрёт, а темница не откроется? Нет. Мы пойдём туда, я её спасу, вывезу, а потом пусть уже идёт куда хочет. Я скажу ей, что у меня Маруся есть. Царевна, поди, красивая, от женихов отбою не будет!
— А если она в тебя влюбится? В своего героя-спасителя?
— Сивка, ты какой-то странный. Сначала втравил меня в эту историю, а теперь, вроде как, в кусты! Подозрительно это, тебе не кажется?
— Да ты что, Иван, я просто…
— Вот раз просто, то заканчивай со своей агитацией, и пошли. До ночи надо успеть, а то я на работу по твоей милости опоздаю.
Конь плёлся за Царевичем, словно на гильотину. Тот же, напротив, шёл бодро, как никогда в жизни.
При ближайшем рассмотрении Замок выглядел не так убедительно, как издалека. Иван встревожено пощупал стену, и какая-то тень сомнения впервые закралась в его душу.
— Какой-то он ненастоящий, тебе не кажется? — поинтересовался он у Сивки.
— Ну, я не знаю, в жизни не приходилось видеть замков, — уклончиво ответил конь.
Толкнув дверь в крепость, Иван испытал очередной приступ подозрительности: ни стражников, ни даже цепных псов! Голые стены и запах… запах такой, какой бывает в давно пустующих помещениях.
Иван, охваченный внезапной догадкой, побежал по коридору, по залам, и его быстрые шаги гулким эхом отдавались в сводах.
Пустота. Кругом пустота.
Устав без пользы бегать по Замку, он остановился посреди большой залы.
Сивка Бурка медленно подошёл к нему.
— Что всё это значит? — спросил Царевич.
Конь понурился.
— Я спрашиваю, что всё это значит!
— Это был эксперимент, просто эксперимент, — послышался со спины звонкий девичий голос.
Иван резко обернулся. Перед ним стояла Маруся, а за ней — директор Заповедника Сказок, сам Бессмертнов.
— Какой ещё эксперимент? — Царевич посмотрел в сторону коня.
— Это был эксперимент с испытанием биомеханического робота в нестандартных полевых условиях. Сивка-Бурка — робот, — ответила Маруся.
— Робот?.. — повторил эхом Иван.
— Да, моя дипломная работа. И сегодня — последний день моей защиты.
— Защиты… — Царевич посмотрел себе под ноги, будто в поисках нужных слов, затем, обращаясь к Бессмертнову, спросил.
— Она защитила диплом?
Директор помолчал, а затем, не глядя в сторону Маруси, ответил.
— Да.
— Ну, вот и хорошо, — кивнул Иван и направился к выходу. Проходя мимо Сивки Бурки, он остановился и спросил.
— Значит, она знала обо всех моих откровениях?
— Да нет, Вань, ты что?! Я ж никому, ни одной живой душе! Вот те крест! — забожился конь, пытаясь дотянуться копытом до лба.
— Иди ты знаешь куда! — горестно махнул рукой Царевич, — не конь ты, а козёл!
Обратная дорога оказалась неожиданно короткой, Замок стоял совсем недалеко от административного корпуса, а также от избы на курьих ножках, домика кузнеца и дуба с сундуком. Ещё одним из неприятных открытий для Ивана стало то, что конь попросту водил его кругами, пользуясь его незнанием местности.
За ним следом тащились конь с Марусей, а Бессмертнов шёл рядом и курил.
— Кузнец, баба Яга, Горыныч — тоже… роботы? — поинтересовался Царевич.
— Тоже. Экспериментальные.
— Удачный эксперимент, — сухо сказал Иван, — надеюсь, мне не засчитают в прогул это путешествие?
— Ни в коем случае! Напротив, оформим как командировку, и ещё премию дадим.
— Премию? За что?
— За успешное участие в эксперименте!
— Но почему именно я?
— Во—первых, вы — единственный в Заповеднике, кто бы так же плохо ориентировался в местности…
— А во-вторых?
— Вы практически лишены воображения. Но, тем не менее, вы поверили в происходящее, включились в игру, и даже не думали о том, что это — игра. Это очень важно, ведь всем нужна хорошая разрядка, положительные эмоции. И если эксперимент получился с человеком вашего склада, то аттракцион будет возможен с любым, кто верит в сказки.
— Да… Вы — молодцы. Хороший аттракцион получится. Для тех, кто сказки любит и верит в них.
Он немного помолчал, посмотрел через плечо на Сивку Бурку, улыбнулся такой улыбкой Марусе, что ей захотелось спрятаться в траве, и тихо добавил.
— А я теперь до конца жизни не поверю в сказки. Никогда.