На окраине Города стоял каменный дом. Окна в нём всегда были задёрнуты тяжёлыми тёмными портьерами, которые скрывали от любопытных взглядов всё, что происходило внутри. В этом доме жил Старый Чародей.
У Чародея была длинная белая борода, Колдовская книга и Ученик. Конечно, на этом внешность Чародея, имущество и окружение не исчерпывались, но это было первым, что обращало на себя внимание.
Чародей творил заклинания, лечил травами и предсказывал будущее жителям Города. Иногда к нему даже приезжали издалека: мудрые советы Чародея подчас помогали лучше всяких лекарств.
Ученик Старого Чародея был совсем юным и неопытным, но очень любопытным и слишком самоуверенным. Иногда казалось, что Чародей терпит его только из-за его способностей. Но это было лишь иногда. Обычно они сосуществовали вполне мирно.
Ученик помогал Чародею растирать в порошок коренья, разводил огонь в камине, присматривал за кипящими в колбах и ретортах жидкостями. И ещё ему было доверено осторожно смахивать пыль с тиснёной золотыми буквами обложки Колдовской книги.
Чародей всегда держал её закрытой. Даже если бы кто-то и захотел открыть её, он бы не смог: на Книгу было наложено специальное заклинание. Обычно Чародей никого не допускал в Потайную комнату, где он творил свои заклинания. И лишь в исключительных случаях ему ассистировал Ученик.
В этот раз Чародей занимался предсказанием будущего для одной важной городской особы. Склонившись над книгой, он сотворил заклинание, и страницы начинали переворачиваться под его пристальным взглядом. Прочитав всё, что необходимо, он захлопнул Колдовскую книгу, потушил свечи и вышел из потайной комнаты.
Но Ученик был не только очень способным мальчиком: он был ещё весьма любопытным. Ему давно хотелось узнать своё будущее: молодость бываем слишком нетерпелива. Он очень внимательно слушал слова, произносимые Чародеем и запомнил их все до единого.
Дождавшись, пока Чародей уйдёт на Городской рынок покупать полезные травы, Ученик прокрался в Потайную комнату и подошёл к Книге.
Она лежала перед ним, завораживая живым блеском своих золотых букв. Ученик положил руки на её обложку и почувствовал, как она его притягивает и манит открыть. Тогда он решился прочитать заклинание.
Взметнулось вверх пламя свечи, когда она произнёс волшебные слова. Книга медленно открыла свои страницы, словно недоумевая, почему её открывают незнакомые руки, но не в силах была ослушаться магического приказания.
И тогда Ученик начал говорить то самое заклинание, которое произносил Чародей, чтобы узнать будущее.
Страницы заметались, открылись на середине и Ученик увидел картинку. На ней был изображён могущественный маг в тёмно-синем халате, украшенном звёздами. Ученик стал пристальнее всматриваться в картинку и та ожила. Маг повернул к нем своё лицо, и Ученик узнал в нём самого себя. Так вот какое будущее его ждёт!
От восторга у Ученика закружилась голова, но тут ему послышались шаги Чародея, и он, наспех захлопнув Книгу, выскочил из комнаты.
Вернувшийся Чародей со своими загадочными покупками прошёл в Потайную комнату, увидел горящую свечу и тут же немедленно призвал к себе Ученика.
Уличённый, он не стал отпираться и всё рассказал Чародею. Тот горестно покачал головой и отправил Ученика в его комнату. Ученик просидел там до вечера, а вечером Чародей позвал его к ужину.
Что это был за ужин! Такого Ученик никогда не видывал. Конечно, Чародей заботился о том, чтобы мальчика сытно и вкусно кормили, но сегодня это было что-то невероятное, даже волшебное! На столе было дивное вино, фрукты, всякие деликатесы — просто глаза разбегались от такого количества яств.
Во время трапезы Чародей не проронил ни слова. И поэтому, несмотря на изобилие, Ученику в горло не лез кусок.
Когда ужин был окончен, Чародей долгим печальным взглядом посмотрел на Ученика и заговорил.
— Весь день я провёл в раздумьях о твоём поступке. Его можно было бы простить, списав всё на твою молодость и чрезмерную энергичность. Но беда в том, что он имеет для тебя ряд последствий, которые тебе придётся пережить. Сегодня ты в последний раз переночуешь в этом доме, а завтра, рано утром тебе придётся его покинуть.
Надо ли говорить, что от такого известия у Ученика сжалось сердце.
— Но почему, учитель!? — воскликнул он в отчаянье.
— Потому, что теперь твой путь к будущему очень сильно изменился. Своим несвоевременным знанием ты нарушил ход событий. И теперь неизвестно, как всё получится. Я пытаюсь спасти тебя, мальчик. Но за это тебе придётся очень дорого заплатить.
Ученик склонил на руки лицо и заплакал: он был очень привязан к своему учителю. Ведь тот взял его из сиротского приюта совсем маленьким, отогрел, накормил и обращался с ним всегда очень ласково. И теперь голос Чародея был ласков, но в нём чувствовалась неумолимая, как судьба сила. На его голову легла тёплая старческая ладонь.
Когда она поднял лицо, Чародея в зале уже не было.
Всю ночь провёл Ученик в воспоминаниях. Ещё неоднократно принимался он плакать, но что он мог поделать?
Утром его накормили завтраком, принесли упакованные вещи и проводили до ворот. Чародей не вышел его провожать, но Ученик чувствовал, как из-за одной из портьер его провожает печальный взгляд.
Долго странствовал Ученик. На жизнь ему приходилось зарабатывать теми знаниями, которые он получил в доме Чародея. Он лечил животных в деревнях, которые ему приходилось проходить и за это его кормили. В городе он продавал собранные целебные травы и ему платили деньги.
В пути он получил множество новых знаний и наблюдений: ведь он был очень способным мальчиком.
Уже повзрослевшим юношей пришёл он в один город, где нанялся к местной знахарке в помощники. У той был довольно-таки скверный характер, но он был толковым учеником и вскоре перенял у неё все её умения. Тогда он распрощался и пошёл дальше.
В других города он также нанимался на службу к лекарям, колдунам и ворожеям. Часто ему попадались и шарлатаны, но он быстро об этом догадывался и вновь уходил искать мудрость.
Годы лишь в начале пути кажутся долгими, а потом они пролетают как птицы. Ученик сам не заметил, как его борода и голова поседели, а вокруг глаз залегли морщины. И тогда он понял, что пора уже остановиться и начать собственную жизнь.
Откупив из сэкономленных во время его долгих странствий денег небольшой домик на краю города, он открыл двери для всех, кто нуждался в магической помощи. Вскоре слава о его удивительных делах разлетелась по всей стране.
Однажды, посмотрев на себя в зеркало, Ученик понял, что узнаёт в своём обличье того Мага, которого он увидел когда-то на картинке, в Колдовской книге своего первого учителя. И его очень сильно потянуло навестить старика, ведь он не видел его много-много лет...
Повесив на двери дома табличку о том, что временно приём не ведётся, Маг собрал вещи и поехал в далёкий Город в гости к своему учителю.
Немало дней провёл он в пути, но однажды каждый путь завершается и дорожка привела его прямо к каменному дому, который он иногда видел в своих снах.
У ворот его встречал Чародей. Борода его стала ещё длиннее и белее. Каким-то таинственным способом он узнал о предстоящем визите своего бывшего ученика. Улыбаясь, он обнял Мага, который вновь почувствовал себя совсем маленьким.
За торжественным ужином, который был ещё роскошнее, чем тот, прощальный, Маг рассказывал Чародею о своих странствиях. Тот слушал и загадочно улыбался. Потом Маг задал вопрос, который мучил его уже очень давно.
— Скажи мне, учитель... Зачем ты тогда отправил меня странствовать? Ведь я мог стать тем, кто я есть, обучаясь у тебя!
Старый Чародей покачал своей седой головой и, мягко улыбаясь, ответил.
— Мальчик мой, делая предсказания, я каждый раз заглядывал лишь туда, куда можно было заглянуть, не опасаясь за последствия. Нам, волшебникам, позволено читать многое, но открывать людям мы можем лишь частицу: ровно столько, сколько они должны видеть. Делая предсказания для себя, ты нарушаешь это правило, ведь в первую очередь ты — человек и у тебя тоже есть своя судьба. А знание неопытного мага позволило тебе увидеть больше, чем было нужно.
— Если бы ты тогда остался у меня, знание твоего будущего подстёгивало бы твоё честолюбие и ты мог бы стать злым и слабым магом. Твоя самоуверенность завела бы тебя не в то будущее, которое ты видел. Прогнав тебя, я дал дорогу твоему стремлению добиваться всего самостоятельно. И нам удалось, всё же, немного перехитрить судьбу. Хотя... Кто знает, может, эта дорога была предначертана тебе уже в тот момент.
— Ответственность моя была очень высока и если бы всё завершилось неудачей, то вся вина лежала бы на мне, ведь я взялся кроить твою судьбу. Тогда, до конца дней моих, я нёс бы этот тяжкий груз. Но, к счастью, всё сложилось вполне благополучно.
Пожелав друг другу доброй ночи, Старый Чародей и Маг отправились по своим комнатам. И последнее, что почувствовал Маг, прежде чем совсем погрузиться в сон, была тёплая старческая ладонь на его волосах...
В Магазине Игрушек целыми днями толпятся дети и взрослые. Они выбирают игрушки кому-то в подарок и для себя. В этом Магазине есть куклы: всех размеров и видов, плюшевые медведи, целые армии различных солдатиков и многое-многое другое! Дети шумят, теребят за рукава своих родителей, продавщицы едва успевают упаковывать выбранные игрушки. И так — весь день!
Но ровно в семь часов вечера Магазин закрывается, родители с детьми уходят, продавщицы расставляют товар по местам, приводя всё в порядок и тут уже наступает время уборщиц, которые наводят в Магазине чистоту. Когда полы начинают сверкать, они собирают свои вёдра со швабрами и уходят.
И вот тогда-то начинается время игрушек. Сначала в Магазине тихо-тихо, игрушки неподвижно стоят на своих полках, затем самые нетерпеливые начинают хлопать глазами и шевелиться. Постепенно оживают все.
Куклы ходят друг к другу в гости и пьют чай из крошечных сервизов, солдатики маршируют, а медведи лазают по полкам: как это скучно, притворяться целый день! На полке, где расставлены разноцветные клоуны, начинается весёлое представление. И лишь один из них сидит на окне и печально смотрит в темноту.
Лицо его раскрашено в яркие цвета и улыбка у него почти до ушей, он должен быть весёлым, этот Клоун, но он всё время грустит. Наверное, на игрушечной фабрике что-то перепутали и вместо грустного лица нарисовали весёлое. Но Клоуну от этой мысли было не легче.
На подоконник рядом с Клоуном прыгнул Заводной Зайчик. Это только днём его надо было заводить специальным маленьким ключиком, а по ночам он скакал вполне самостоятельно.
— Всё грустишь? — спросил он Клоуна.
— Всё грущу, — ответил со вздохом Клоун.
Заяц пожевал губами и снова спросил:
— И ты так всегда будешь?
Клоун только молча кивнул.
— Ну, это неправильно! — уверенно сказал Заяц. — Тебе надо сделать что-то с настроением или, хотя бы, с лицом!
Клоун пожал плечами.
— Что мне с ним сделать? Я же не могу стереть его!
— Вот тут я тебе ничем не помогу, — вздохнул Заяц. — Ты бы посоветовался с кем-нибудь, кто поумнее меня, а то у меня в голове — вата.
Клоун печально оглядел зал. К кому бы ему пойти за советом?
Из всех игрушек особенно выделялись своим чётким строем солдатики. Они лихо маршировали, проделывали различные движения с оружием. Командовал ими Бравый Генерал.
«Вот, к нему-то я и пойду», — подумал Клоун: «Раз он так хорошо командует солдатами, значит должен неплохо соображать».
Спустившись с окна, Клоун побрёл к Генералу.
Тот был увлечён построением и не сразу его заметил. Поэтому Клоун постучал Генерала по плечу.
Бравый Генерал обернулся и громко рявкнул.
— Отставить мешать!
Клоун отскочил в испуге. Генерал тут же сменил гнев на милость, видя его панику.
— Доложить обстановку! — уже вполне миролюбиво гаркнул он.
С перепугу Клоун вытянулся в струнку и ответил.
— Есть, доложить обстановку!
Впрочем, дальше он говорил вполне даже нормально. Генерал кивал головой, пока Клоун рассказывал, а когда повествование закончилось, у него уже было готово решение.
— Ничто так не способствует серьёзности лица, как боевые шрамы! — воскликнул Бравый Генерал. У него у самого была чёрная повязка через левый глаз.
Клоун с сомнением покачал головой.
— Боюсь, из меня не получится бойца. Да и шрамы вряд ли что-то изменят. Эта улыбка нарисована от уха до уха.
Генерал с сожалением посмотрел на него: новобранец из Клоуна действительно выходил какой-то неподходящий.
— Тогда больше я ничем помочь не в силах. Желаю здравствовать! — откланялся он.
Клоун снова посмотрел по сторонам и заметил игрушечный медицинский кабинет: в нём сидел маленький, толстенький Доктор в белой шапочке, халате и пенсне.
«Уж доктор-то мне точно должен помочь!» — подумал Клоун.
Он подошёл к двери кабинета и постучался.
— Войдите! — послышался строгий голос.
Зайдя, Клоун увидел Доктора, который с важным видом что-то писал на бумажке.
— Присаживайтесь больной. На что жалуетесь? — спросил Доктор Клоуна, глядя на него поверх пенсне.
Клоун присел на кушетку и стал рассказывать Доктору о своей беде.
Тот осторожно почесал лоб карандашиком, встал, заложил руки за спину и начал прохаживаться по кабинету с задумчивым видом.
— Полагаю, нам необходимо созвать консилиум! — решительно произнёс он, многозначительно подняв указательный палец. — Случай слишком серьёзный и редкий!
Клоун не знал, что такое «консилиум» и поэтому ему стало немного не по себе.
Оказалось, что «консилиум» — это совет врачей: в кабинете собралось несколько таких же докторов. Они прохаживались, перекидывались непонятными фразами и грызли карандаши. А Клоун сидел на кушетке, поджав ноги и спрятав под себя руки. Ему было страшновато.
Вскоре доктора вынесли своё решение.
— Мы считаем, что необходимо срочное хирургическое вмешательство! — сурово сказал Доктор.
— Какое ещё вмешательство? — в ужасе сжался Клоун.
— Хирургическое! Мы сделаем тебе операцию и тогда у тебя будет новое лицо.
Клоун только представил себе, как к его лицу приближаются стальные блестящие инструменты, как ноги сами понесли его к двери.
Не помня себя, сломя голову нёсся он из кабинета. По пути он налетел на Резинового Пупса. Спружинив об его животик, Клоун остановился.
— Куда ты так несёшься? — прошепелявил Пупс.
С трудом переводя дыхание, Клоун рассказал свою историю Пупсу.
— Слушай, а может, тебе надо поплакать? — спросил тот. — Лично мне это всегда помогает, я получаю то, что хочу! Ты умеешь плакать?
— Кажется, да, — обрадовался Клоун.
Он нажал себе на живот и из скрытых под наклеенными бровями крошечных дырочек тонкими струйками полилась вода. Это выглядело так смешно, что Пупс от хохота повалился на пол. Но, всё же, это были ненастоящие слёзы.
— Ничего у меня не получается, — огорчился Клоун.
Пупс прекратил смеяться и смущённо сказал.
— Ну, ты потренируйся, может, у тебя что-то и получится.
Усталый, поковылял Клоун к своему окну. Он опять сидел и грустно смотрел в темноту улицы.
Рядом кто-то из игрушек включил детскую пластинку со сказочной музыкой и Клоуну стало ещё печальнее: казалось, кто-то роняет хрустальные слезинки на колокольчики и от этого они звенят ещё нежнее.
Что-то тёплое капнуло Клоуну на колени, опять и опять. И когда он поднял голову, чтобы посмотреть, откуда вода, то понял, что это — его собственные слезинки. Клоун плакал по-настоящему впервые в жизни.
Заяц, который скакал мимо, посмотрел на него и изумлённо воскликнул!
— Клоун! Какой же ты печальный! Неужели у тебя получилось?!
И Клоун, счастливо всхлипывая, кивнул.
На душе у него посветлело. Слёзы смыли часть краски и на его лице осталась слегка грустная, но тёплая улыбка...
Какой замечательный праздник: День рождения! В этот день можно получить много всяких приятных вещей, начиная от поздравлений, заканчивая подарками. Можно украшаться серпантином и мелкими розочками, и никто не скажет ничего плохого. Можно громко включить музыку и скакать на диване. Главное, чтобы диван выдержал и потолок не проломился головой. А так можно! Можно потому, что пришёл День рождения!
У Дня рождения очень много работы и поэтому он сломя голову носится от одного именинника к другому, спеша опустить на него всю гору (или горку) всего, что связано с этим. День рождения практически не знает отдыха. Иногда ему даже приходится бывать в разных местах одновременно. Поверьте, это чрезвычайно утомительно! Но он не имеет права опоздать хотя бы на минуточку.
В этот раз День рождения заскочил к мальчику Алёше.
Алёша, к сожалению, болел ветрянкой и потому сидел дома. Друзей к нему не пустили, лицо, да и остальные части тела были разрисованы в крапинку зелёнкой. Он грустно сидел в кровати и рассматривал картинки в подаренной дедушкой книжке. Книжка была замечательной, про морские путешествия, картинки были яркими и очень хорошо нарисованными, но ему всё равно стало очень скучно: ведь некому было даже показать её! Опустив книгу на колени, Алёша посмотрел на закрытую дверь.
В этот самый момент День рождения должен был зайти к нему. Дверь тихонько скрипнула и приоткрылась.
Алёша радостно подскочил, его лицо с зелёными точками просияло: неужели к нему пришли гости! И кинулся к двери.
За дверью стоял День рождения. Заметив, что Алёша его увидел, День рождения попытался незаметно скрыться. Но так, как он был уже изрядно утомлён беготнёй по именинникам, он споткнулся о стоящий в коридоре Алёшин велосипед и упал на пол.
Алёша тут же кинулся ему помогать. Но наступил на штанину немного спустившихся пижамных штанишек и шлёпнулся прямо на День рождения. Немного повалявшись и повозившись, они, всё же встали.
— Кто ты? — спросил Алёша у Дня рождения. О том, как он сюда попал, Алёша даже и не думал. Его лишь удивил странный вид гостя.
А и действительно: День рождения был одет немного необычно для среднего гражданина. Голову его украшала шляпа в форме именинного торта с горящими свечками, костюм пестрел ленточками и шариками, в общем, какое-то чудо!
День рождения, поняв, что он попался и так просто уйти не может, ответил.
— Я — День рождения!
А вот этому Алёша нисколько не удивился. Он всегда подозревал, что День рождения должен лично приходить к своему имениннику, просто, как правило, они бывают заняты поздравлениями и развёртыванием подарков, поэтому не видят, как он приходит. Какое везение, что у него ветрянка, подумал Алёша!
— Поздравляю тебя, Алёша! — сказал, между тем, День рождения.
Алёша заулыбался:
— Спасибо тебе! Я так рад, что ты пришёл!
А День рождения вздохнул.
— Мне уже пора бежать дальше. Ведь надо ещё стольких поздравить!
Алёша огорчился:
— Неужели ты не останешься? Останься, пожалуйста! Сейчас мы с тобой съедим по куску торта: мама испекла его для меня, но я болею и друзья не придут.
День рождения засомневался. Конечно, дел было ещё миллион. Но ему вдруг так захотелось попробовать торта! Ведь он никогда сам не съел ни кусочка, хотя видел неоднократно, как это делают другие именинники.
А Алёша схватил его за руку и потащил в кухню. Там он усадил гостя на самый удобный стул и полез в холодильник. Он был хоть и маленький, но очень самостоятельный мальчик. Алёша приготовил чай, бутербродики, вытащил салаты и другую вкусную снедь, которую готовят на праздники.
День рождения ел всё это с таким видом, как будто с ним сейчас происходит небывалое чудо. Хотя, это чудом и было, ведь он впервые сидел за столом с именинником и праздновал.
Они чокались хрустальными бокалами с вишнёвым компотом, жевали торт и смеялись. Им было так хорошо вдвоём!
И тут Алёша спросил:
— Скажи, а у тебя у самого когда день рождения?
День рождения так и застыл с ложкой во рту. С минуту смотрел он на Алёшу. Потом вытащил ложку изо рта, положил её и погрустнел.
— У меня нет дня рождения...
— Не может быть! — уверенно воскликнул Алёша. — День рождения есть у всех. Только иногда бывает, что о нём забывают. Но тогда надо придумать его самим!
День рождения с надеждой смотрел на мальчика. Такого с ним ещё никогда не происходило.
— А когда у меня будет день рождения? — спросил он.
— А когда захочешь, — радостно сказал Алёша. — Пусть хоть сегодня, раз уж ты пришёл. У нас есть почти всё, что необходимо: торт, свечи, даже шипучка! Правда, гостей нет, но в следующий раз их будет много, я обещаю! И ещё тебе полагается подарок.
День рождения не смел поверить такой радости. Теперь у него самого будет свой день рождения. Да ещё и подарок!
А Алёша побежал в комнату и стал рыться в ящиках. Что бы ему такого подарить? Надо было спешить, ведь времени было и так мало. И тут Алёша увидел среди своих игрушек маленького мягкого лохматого щенка. И он подумал, что Дню рождения скучно вот так метаться от одного дома к другому. Пусть с ним всегда будет маленький друг.
Схватив щенка, Алёша кинулся на кухню, опасаясь, что День рождения не дождался его и ушёл. Но он был там: не мог же он не дождаться подарка!
— Поздравляю тебя с днём рождения! — торжественно сказал Алёша и вручил ему подарок.
День рождения с трепетом взял щенка, посмотрел на него со слезами на глазах и прижал к груди. А щенок вдруг завилял хвостиком и тявкнул!
— Спасибо тебе, Алёша! Это самый лучший подарок на свете! — нежно сказал День рождения! Я тебя никогда не забуду! И всегда буду справлять свой день рождения в один день с тобой, где бы я ни был.
И День рождения с щенком в рука встал. Они с Алёшей обнялись и расстались. День рождения ушёл счастливым. Алёша долго махал ему в окно, удивляясь, почему же никто не замечает, как День рождения идёт по улице.
А тут и мама с бабушкой вернулись. Они принесли Алёше открытки и подарки от друзей. А потом ещё пришли дедушка с папой и они всей семьёй сидели и пили чай с тортом. Все, кроме Алёши. В него торт уже просто не лез: он объелся им, пока они пировали с Днём рождения.
В Королевстве с утра был праздник: у Королевы родился сын! Король всю ночь стоял под дверями её комнаты, где суетились королевские лекари и повитухи. И лишь когда Король услышал первый вопль своего сына, он перестал теребить свою бороду: за ночь, незаметно для себя им был выщипан целый клок. Тогда его впустили в покои Королевы, где ему и протянули ребёнка. Мальчик был удивительно красив для новорожденного младенца.
Король любовался им, как вдруг, в воздухе заискрился золотой вихрь, и из него вышла Фея. Она была старым другом королевского семейства, уже многие века.
Фея нежно провела рукой по лицу Королевы и та мгновенно уснула целебным сном. А Фея с улыбкой подошла к Королю: тот гордо показал ей сынишку и она, наклонившись к нему, осторожно поцеловала его.
Король очень сильно обрадовался: поцелуй Феи считался в их семье талисманом. Он мог уберечь всего один раз в жизни, но от очень большой беды. Его самого он спас во время войны. Впрочем, это была старая история.
И Фея, перед тем, как снова раствориться в золотом вихре, произнесла, глядя в глаза малышу:
|
— Когда придёт в твой дом беда, Зови меня скорей И я приду, спасу тогда, Ответить лишь сумей: ЧТО победит беду всегда И смерти ЧТО сильней! |
Феи всегда говорят загадками. Но Король знал, что когда придёт время, ответы найдутся сами.
Принц рос, опекаемый множеством нянек и учителей. Родители не могли на него наглядеться: мальчик был строен, красив и умён не по годам. Больше всего на свете Принц любил конные прогулки по лесам и полям своего Королевства.
Однажды, спешившись у лесного родника, чтобы напиться, Принц заметил Девушку, которая набирала воду в кувшин. Принц окликнул её, и она от неожиданности его выронила.
— Дзинь! — сказал кувшин, разбиваясь о камушки.
— Ах! — воскликнула Девушка, всплеснул руками.
Принц смущённо смотрел на неё: Девушка была удивительно хороша и мила.
— Мой кувшин! Как же я без него пойду домой? Ведь надо ещё натаскать воды. Папа будет ужасно сердиться! — сказала она Принцу.
Тот сначала растерялся, но галантно произнёс.
— Не переживайте, сударыня. Я отвезу вас в город на базар и куплю вам кувшин, только не сердитесь на меня!
Девушка улыбнулась
.— Я и не думала сердиться! Скорее, надо сердиться на свои руки: почему такие слабые!
— У вас очень нежные руки, они не должны делать тяжёлую работу! — воскликнул Принц.
Девушка засмеялась:
— А кто же тогда за меня принесёт воды, сварит обед, постирает отцу рубашки?
— Кто вы, девочка? — решился спросить Принц.
— Я — дочь смотрителя королевских лесов. А кто вы?
Принц вдруг подумал, что если признаться в том, кто он есть, Девушка испугается и убежит. Поэтому он ответил.
— Я — сын книготорговца.
Девушка кивнула головой.
— Да, похоже на то: у вас из сумки торчит книга, да и одеты вы по-городскому. Говорят, у книготорговца дела идут неплохо: Принц постоянно скупает книги для своей библиотеки. У меня тоже есть несколько книг. Но книги стоят очень дорого, поэтому папа покупает их мне только ко дню рождения.
— Я буду приносить тебе книги, хочешь? — с надеждой спросил Принц.
Девушка обрадовалась и закивала головой.
— Я буду просто счастлива!
А потом Принц посадил её в седло и за уздцы повёл коня в город. Там он купил ей кувшин и проводил до дома.
Теперь Принц пропадал в лесу, встречаясь с Девушкой. Он, как и обещал, приносил ей книги, а она собирала ему дивные букеты из лесных цветов. Принц отдавал букеты матери. Но та лишь грустно качала головой, понимая, что эта Девушка — не пара для Принца. Но разве Принц хотел об этом думать? Все мысли его были о дочери лесника.
Стоит ли говорить, что они полюбили друг друга и уже с трудом расставались вечером, когда пора было уходить по домам. Опьянённые своим счастьем, они ничего не хотели замечать вокруг.
А беда подкрадывалась к ним незаметно: сначала лёгким уколом в грудь, который можно было списать на быструю езду, потом холодною рукой сжимала Принцу сердце, и тогда он думал, что это всё от переживаний.
Но однажды Принц не смог встать с постели: сердце еле билось, трепеща маленькой испуганной рыбкой.
Король немедленно созвал всех лекарей. Но Принцу ничего не помогало: он угасал, как тает восковая свечка. Душой он рвался в лес, к дочери лесничего, но тело его было приковано к постели во Дворце.
А Девушка, который день не найдя его на берегу ручья, затосковала и решилась разыскать его. Надев своё самое нарядное платье и новые башмачки, она отправилась в город, к книготорговцу.
Выслушав её рассказ, книготорговец покачал головой: у него вообще нет сына, только две дочери. Но, видя её горе, он начала расспрашивать Девушку о том, как же выглядел этот юноша.
— Да это же наш Принц! — воскликнул он.
— Вы точно уверены в этом? — спросила смятённая Девушка.
— Конечно, ведь я столько раз лично продавал ему книги. Можно сказать, я знаю его с детства. В том, что он не приходит — нет ничего странного, Принц болен, и болен смертельно. Прости, что говорю тебе об этом, девочка... — Лицо книготорговца омрачилось.
— Неужели ему ничего не может помочь? — в ужасе спросила Девушка.
— Говорят, есть такая легенда о поцелуе Феи... — задумчиво произнёс книготорговец. — Вроде как, принца может спасти какое-то чудо, только никто не знает, какое. — И книготорговец рассказал ей о словах Феи.
— Я должна узнать, что это за сила, которая может победить беду и смерть! Я должна спасти Принца! — воскликнула Девушка и выбежала из книжной лавки.
Книготорговец лишь с грустью посмотрел ей вслед.
А Девушка уже бежала в соседнюю деревню: там жила её старая тётушка, местная знахарка. Девушка вбежала в её дом, сбив по дороге ведро с водой и отдавив лапу серому коту. Кот взвыл и стал карабкаться по занавескам на карниз. Тётушка, мирно дремавшая в кресле, испуганно подскочила и выронила своё вязание. Увидев растрёпанную и запыхавшуюся Девушку, она воскликнула:
— Дитя моё! Что с тобой такое приключилось, что ты уже разучилась не пугать до смерти свою престарелую тётушку?!
Девушка, еле переводя дыхание, рассказала ей о беде.
Тётушка слушала, кивая и время от времени качая головой.
— Да, беда нашла Принца. И теперь ему может помочь только поцелуй Феи. Но и это не всё. Сначала он должен будет ей ответить на тот вопрос, который скрыт в её волшебных словах.
— Что это за вопрос и что за ответ, тётушка? — спросила Девушка.
— Ну, вопрос тут ясен: ему надо понять, что сильнее всего на свете, что может победить смерть и посрамить беду, — ответила тётушка.
— И что же это такое? Что может быть таким сильным, чтобы смерть отступила?
— Дитя моё, ты должна сама подумать и Принц твой должен тоже сам понять это. Одно лишь скажу тебе. Перед чем отступает тьма?
— Перед светом. Свет всегда побеждает тьму!
— А теперь думай: если смерть — это тьма, которая опускается на сердце с её приходом, то что же может быть светом?
Девушка задумалась.
— Я не могу ждать, пока найду ответа! Я должна попасть к Принцу. Я буду думать на ходу, хорошо?
— Ах, девочка моя... Не так просто попасть во Дворец. Я дам тебе корзинку с разными травами и бутылочку с липовым отваром. Ты это отнесёшь во Дворец. Говорят, там сейчас пускают любого, кто хоть как-то может помочь Принцу.
Девушка взяла из её рук корзинку и снова бросилась бежать.
Как тётушка и говорила, её пропустили в покои к Принцу.
Она вошла и приблизилась к кровати: под пурпурным балдахином лежал неподвижный Принц, закрыв глаза. Он был бледен и дышал неровно, почти незаметно.
Девушка осторожно взяла его руку и поднесла к свои губам. Из глаз её потекли слёзы. Вдруг Принц поднял веки и посмотрел на неё.
— Ты пришла... — прошептал он. Голос его был как шелест листьев.
Девушка не могла говорить, слёзы бежали по её лицу.
— Я пришла спасти тебя. Я знаю, что тебе нужно! — шептала она.
— Что же ты знаешь, милая... Мне ничто не может помочь. Но то, что ты пришла — озарит мою дорогу во тьму...
— Я пришла, чтобы напомнить тебе одну легенду. Ты её можешь не помнить, ведь ты был таким маленьким, когда это случилось. Я говорю о поцелуе Феи!
И тут Принц вдруг вспомнил, до самого последнего слова вспомнил заклятье Феи.
— Да! Надо позвать Фею! — взволнованно прошептал он.
— Но что ты ей скажешь? Что это за сила, которая побеждает смерть и зло? Моя тётушка говорит, что это — свет, вернее, то, что как свет, прогоняющий тьму смерти!
— Твоя тётушка права. Посмотри мне в глаза, неужели ты не понимаешь, что это за свет.
Девушка заглянула в глаза Принца. В них была любовь и её тоже озарило: вот то самое, что сильнее всего! Их любовь!
И они вместе позвали Фею.
Закрутился золотой вихрь, в воздухе послышался хрустальный звон и появилась Фея. Король с Королевой, которые дежурили около дверей, кинулись к ней. Но она смотрела на Принца и Девушку.
— Я пришла, Принц, — сказала она, — И ты должен ответить на мой вопрос: что может победить беду и смерть?
— Я знаю ответ, Фея. Это — любовь! Любовь превозмогает всё, она сильнее боли и страха. Она освещает нам путь всю жизнь и даже за её порогом!
— Да, ты понял это, мой мальчик. Но это ещё не всё. — Фея посмотрела на Девушку. — Теперь должен найтись человек, который готов будет разделить с тобой жизнь и смерть. Чтобы спасти тебя, он должен будет отдать тебе половинку своего сердца. Но это должен быть подлинно любящий человек, потому, что с этих пор у вас будет одно сердце на двоих. Оно свяжет вас сильнее всяких цепей и клятв. Вы должны будете любить друг друга всегда, ибо если один из вас предаст другого, ваша любовь умрёт и с ним погибнет сердце. Тогда вы умрёте оба. Это — тоже риск, но он единственный шанс.
— Готова ли ты, девочка, нести это бремя? Готов ли ты, мой мальчик, вверить ей свою жизнь?
— Да, я готова отдать половину сердца. Я готова отдать ему всё, лишь бы он жил, потому, что он — моя жизнь! — ответила Девушка.
— Да, я люблю её всем своим умирающим сердцем, но готов перенести всю эту любовь в половинку живого! — ответил Принц.
И Фея произнесла своё заклинание:
|
— Уйди, беда! Смерть, отступи! Нет места тут для вас! Дорогу дайте вы любви, Исчезнув тот же час. А сердце — сердце призови, Оно одно у вас. |
Сказав это, Фея растворилась в золотых искрах.
И в то же мгновение лицо Принца порозовело, он встал с подушек живой и здоровый! Король с Королевой бросились обнимать его. Девушка стояла рядом, не зная, что ей делать.
Король, смахнув с лица слёзы, обратился к ней.
— Ты спасла нашего сына. И цена этому лишь одна — никто и ничто не должно вас разлучить.
Королева кивнула, соглашаясь с ним.
— Отныне ты будешь для нас дочерью, а для сына — законной женой!
Счастливые Принц и Девушка смотрели друг на друга. Какие ещё слова были тут нужны?
Так Девушка и Принц, победив смерть, остались вместе. Жили они долго и счастливо и надо ли говорить, что умерли они в один день...
Хорошо живётся жабам в болотце! Сыро, тепло, всюду растёт ряска. Над зелёной водой тучами вьются комары и мошки: всегда есть, чем плотненько закусить. И потому жабы от радости начинают петь. Хотя тот, кто слышал это пение, поморщится и скажет, что это и на пение-то не похоже! Хоровое кваканье и урчание носятся над болотом: от кочки, к кочке.
Каждая жабка старается в своих вокальных данных превзойти другую. И так они надрываются весь день и даже по ночам, особенно когда они лунные и тёплые.
У жаб — свой быт и свой уклад. Каждая знает своё место и все они подчиняются Жабьему Королю. Но ещё на болоте есть Надувная Жаба. Её все боятся до ужаса! Поговаривают, что её боится даже сам король. Конечно, говорят об этом шёпотом, но всё равно, слухи ходят и ещё как: жабы страсть, как любят посплетничать.
Страшного в Надувной Жабе с виду ничего нет. Ну, жаба как жаба: зелёная, пупырчатая, толстая. Но когда она выпрыгивает из болота и шлёпается на кочку, все остальные жабы разбегаются кто куда. И всё это из-за того, что Жаба эта Надувная.
— Вот я сейчас как надуюсь! — злобно квакает она. — Вам всем тут будет очень плохо!
И жабки пугаются, в обмороки падают: а что делать? Ну, как надуется! И что делать тогда?
Только однажды Жаба нарвалась на Лягушонка. Кто знал, что всё так закончится?
Лягушонок запутался лапкой в обрывке рыболовной лески и потому не мог удрать, когда на кочке рядом с ним оказалась Надувная Жаба. Он только сидел и квакал от испуга, тараща на неё глаза.
А Жаба разозлилась до ужаса: кто, дескать, такой, нашёлся тут? Почему не бежит прочь?
— Я ну, — говорит, — прочь с глаз! А то как сейчас надуюсь!
А Лягушонок сидит, только гадит с перепугу.
Жаба злится, глаза кровью налились, лапой загребает! Жуть просто.
— Кому сказала! Сейчас дуться начну!
Ну куда Лягушонку деваться? Все жабы вокруг галдят, за кочками попрятались, а любопытство-то сильное. Ну как и впрямь надуется, не сдобровать тогда зелёненькому.
То ли с перепугу Лягушонок-то возьми и брякни:
— Ну, надувайся, Жаба такая... — А сам только что не плачет сидит.
Вот тут-то Жаба и озадачилась. Всю жизнь народ болотный пугала, действовало. А тут пацан какой-то, комариный сок ещё на морде не обсох!
— Последний раз предупреждаю, — вякнула Жаба неуверенно.
Лягушонок глазки лапкой с перепоночками закрыл, чтобы ужаса этого не видеть и захныкал.
— Ну что ты, Жаба страшная! Ну, надувайся, водяной с тобой!
Ой, как жабы-то переполошились! Что будет-то сейчас? А ведь ждут, поглядывают, хоть и одним глазком.
Что делать Жабе? Ну, стала она, конечно, дуться. Изо всех сил дулась. Бока распёрла, щёки надула. а и что? Да ничего особенного. Не резиновая ведь она, всё же. Дурная просто. Дулась-дулась, да пукнула на всё болото...
Жабы с кочек так со смеху и попадали. У Лягушонка аж икотка случилась. А Жаба Надувная со стыду такого в болото поглубже залезла. Не надувная она теперь, а просто Жаба... Да ещё Позорная.
Почему я так редко смотрюсь в зеркало? Нет, не потому, что в себе так уж уверена или неряха, а просто вышла у меня в жизни такая история...
Как в тот день было солнечно! Вчера только вечером тучи мрачно и тяжело бродили по небу, а сегодня солнце лупило в глаза со всей дури.
Как всегда, рабочий стол у меня был завален бумагами: разгребёшь одни дела, тут же навалят другие. Одна радость — любимая чашечка: прихлебнёшь из неё чайку там, или соку и уже жить легче. Только вот помады, конечно, не напасёшься — вся оседает на краях. Вот и приходится периодически поправлять макияж. Мало ли, вдруг зайдёт мужчина моей мечты?! Тот, который всё ходит ко мне, под это определение уж никак не попадает. Но лучше-то всё равно нет.
Поэтому, среди всего бумажного великолепия у меня ещё и зеркальце валялось. Солнце нащупало его своими лучами и на потолке появилось золотое пятно.
Углубившись в свои бумаги, я не сразу заметила, что с потолка за мной кто-то наблюдает. Осторожно подняв голову, увидела, что на меня смотрит золотой зверёк, с длинными ушками и лучиками вместо усов.
— Ой! Солнечный Зайчик! — вырвался у меня возглас.
А ему, кажется, только того и надо было, чтобы его заметили. Солнечный Зайчик нетерпеливо забарабанил лапками по потолку.
— Прыгай сюда, хороший! — говорю ему.
И он впрямь спрыгивает с потолка прямо в мою чашку. Благо, что там всего лишь холодная вода: выловила его за ухо, поставила на блюдечко, пусть обтекает да обсыхает. А он встряхнулся — брызги золотые полетели!
Протягиваю к нему ладошку:
— Иди ко мне, маленький!
Скок — и он у меня на руке. Тёплый такой, лёгонький.
Не сдержалась, пощекотала ему животик: ох и закатился беззвучным смехом мой Зайчик! Упал на спину, лапами дрыгает от щекотки.
Уж и солнце давно в окно не светит, на другую сторону дома ушло, а он всё по столу у меня бродит, бумажками шуршит. Рабочий день к концу: ну, как я его тут оставлю одного? Беру зеркальце, да и говорю ему:
— Эй, ушастенький, лезь-ка домой.
Как миленький, прыгнул он на зеркальце и тут же в нём растворился. Только лучи золотые пробиваются сквозь моё отражение. Прячу зеркальце в сумочку и бегу домой.
По дороге начинаю бояться, что вдруг мой Заинька исчез совсем! Едва туфли скинув и на ходу сумку потроша, вбегаю в квартиру, зеркало достаю.
— Зайчик! — шепчу тихонечко. — Ты где? Выходи, что ли.
Ослепив меня на секунду, вылетает мой Заяц. Насиделся в темноте, видать, соскучился. По шкафам запрыгал, кошке нос пощекотал: та аж чихнула, понять ничего не может. Пустилась за ним по комнате — догонять. Да где ей: он по потолку носится, в лапы пушистые не даётся. Надоело ей это дело, легла на диван — клубком свернулась. А Зайчик тут как тут: на ушко к ней сел. Да только она лишь усами подёргивает. Делает вид, что и не замечает его.
Иду в кухню, зову его за собой. Прыгнул ко мне на плечо и катается, довольный. В холодильник заглянул, не понравилось, — холодно слишком оказалось. Еле из печки микроволновой за хвост вытащить успела — чуть не зажарился, любопытный. А вот торшер оранжевый ему по душе пришёлся. Сел на краешек, греется.
На ночь опять в зеркальце спрятался. А утром едва солнышко показалось, тут как тут: щекотит мне нос усами, дескать, вставай! Утро уже на дворе.
Так и жили мы вместе все: я, кошка, да Солнечный Зайчик. Он со мной везде ходил, главное, зеркальце не забыть было. А то как-то на свидание к своему пошла, зеркальце оставила, так он на меня целый вечер дулся. Сидит ко мне спиной, уши повесил. Я ему и так, и эдак объясняла, что ухажёр мой прикола такого не поймёт, — только плечиком дёргает.
Ну, пообещала ему, что в следующий раз возьму его с собой — сразу обрадовался, давай скакать, дурачок такой... Пришлось взять его. Тайком зеркальце доставала, грозила пальцем: осторожнее! Какое там...
Прыгнул, прямо по глазам у «мэна» моего прошёлся. Тот как руками замахал, поддал Зайцу моему. Тот кубарем, сидит на полу, обиженный. А этот на меня злобится:
— Что за шуточки такие детские — в лицо солнцем бить? Дурацкие у тебя замашки!
И не заметил даже, что это Солнечный Зайчик был. Да что он понимает...
Головой Зайцу своему кивнула: пойдём в зеркало обратно. Тот ничего, послушался, понял, что тут его не ждут. Так в сумке всё свидание и просидел. Не просился потом.
Да ладно, что там. Всё равно мы с ним много гуляли. Он по веткам деревьев носился, воробьёв сшибал. Я по асфальту медленно бродила. Хорошая парочка, ничего не скажешь. Он меня по утрам вместо будильника поднимал. С кошкой подружились: днём у неё на спине дремал. Идиллия, в общем.
Только беда, как всегда, внезапно подкралась.
Мой-то товарищ — человек пунктуальный до чёртиков. Если на минуточку задержишься — пилит потом час.
Я в тот раз собиралась долго. Носилась с вещами по квартире. Осталось только губы накрасить, а тут и он заявляется. Увидел, что я ещё не собрана, разозлился.
— Что ты с зеркалом этим носишься? — говорит. — Думаешь, если чаще смотреться в него будешь, это тебе поможет? Тоже мне нашлась, королева красоты!
Я от обиды так и замерла. А Зайчик мой — даром, что пучок солнечных лучей только, услышал это, да как выпрыгнет из зеркала ему в физиономию! Прям похлеще пощёчины получилось.
Тут этот рассвирепел совсем: за руку меня схватил, зеркальце отобрал и об пол его хрястнул!
В тот же миг Зайчик мой дёрнулся весь, вспыхнул и на миллионы брызг распался.
Я заорала, к зеркалу кинулась: а оно пополам разбилось. Сижу, реву над ним. А этот надо мной стоит:
— Ну, чего развела тут сырость! Мало тебя в детстве родители пороли, что совсем вести себя не умеешь. Брось ты это стекло. Новое купишь.
А я что... Как подумаю, что Зайчика моего нет больше, так выть начинаю. Короче, прогнала я этого... Кажется, даже пинала, пока в коридор выталкивала и шляпу ему с балкона запустила. Он теперь, если видит меня, на другую сторону улицы переходит, не здоровается. И правильно делает, а то искушение в морду ему вцепиться всегда слишком сильное.
Над зеркальцем своим я весь вечер тогда проревела. Да что там вечер: до сих пор в себя прийти не могу. Кошка рядом, мечется, не находит друга своего Солнечного. Теперь мы с ней вдвоём остались. На пару вечерами тоскуем. Зеркальце своё разбитое я в коробочке храню, всем суевериям назло.
Правда, через некоторое время я с человеком познакомилась: хороший такой, добрый. Всё мне цветы да конфеты носит. Говорит, что я — красавица.
Только в зеркала смотреться с тех пор я не очень люблю. Посмотрю, а там нет морды лукавой. И не выпрыгнет мне в руки оттуда пушистый золотой комочек. Где же ты, Зайчик мой Солнечный...
Странствующий Бард весело шагал по нагретой полуденным солнцем пыльной дороге. Шёл он почти налегке: только за спиной болталась старая гитара и холщовый мешок с его скромными пожитками. Зажав зубами травинку, он посвистывал, вторя пичугам, рассевшимся по веткам деревьев, растущих вдоль дороги.
Впереди маячил Город, обнесённый высокой стеной. Именно к нему вела эта дорожка. Уже почти доведя Барда до Города, она неожиданно резко вильнула, будто избегая тяжёлых кованых городских ворот и устремилась дальше, мимо городской стены. Но Бард не поверил ей и направил свои стоптанные башмаки к Городу.
Подойдя к воротам, он взялся рукой за чугунное кольцо и постучал.
Ворота открылись со скрипом, будто их открывали очень редко. Стражник, отворявший их, мрачно взглянул на Барда.
— Кто такой? Чего надо? — грубо спросил он.
— Добрый человек! Я — Странствующий Бард. Пришёл в ваш Город, чтобы заработать пением немного денег и получить какой-нибудь ночлег, — с улыбкой ответил Бард.
— Ходит тут всякий сброд! Никакого спасу нет! — ворчал Стражник, но, тем не менее чуть приоткрыл створку, чтобы Бард мог проскользнуть.
Тот не стал мешкать и нырнул с полуденной жары в тень городских ворот... И первое, что поразило Барда до глубины души, заставив его застыть на месте, было то, что в Городе было другое время года. Возможно, это был конец зимы, а может, её начало... Во всяком случае, это уж точно было не лето.
Колючий ветер набросился на Барда как голодный пёс, увидевший кость: схватил его за длинные волосы, дёрнул подол рубашки, остро полоснул по щекам.
Бард, скинув мешок, начал рыться в нём, в поисках старой тёплой куртки. К счастью, вещей было немного и он её быстро нашёл. Он закутался в неё, поднял повыше воротник, но холод всё равно забирался под одежду длинными ледяными пальцами и заставлял Барда дрожать.
Понимая, что так стоять на ветру он долго не сможет, Бард двинулся вперёд, к городской Площади. Навстречу ему попадались хмурые, закутанные в тёплую одежду люди. Они не обращали никакого внимания на парня с гитарою за спиной.
Бард продолжал удивляться всему происходящему: сосулькам, свисавшим с козырьков крыш, инею, покрывавшему тротуары... Всё это было так дико на фоне того лета, из которого он только что пришёл! Так Бард брёл по улицами, забыв о том, зачем он пришёл сюда.
Но скоро о себе напомнил голод. В котомке у Барда был только кусок зачерствевшего хлеба и фляга с водой.
«Да, если я сейчас что-то не предприму, ужин тёплым тоже не будет!» — подумал Бард.
Он остановился, снял со спины гитару, настроил её и заиграл.
В свежем морозном воздухе звуки будто тоже становились хрустальными льдинками. Они осыпались на прохожих, заставляя их оборачиваться и вслушиваться в музыку. А Бард запел балладу о дальних странах, где ласковое тёплое море целует песчаный берег и в лазурных небесах плещут крыльями чайки.
Он закончил одну песню, начал другую. Вокруг него уже собралась целая толпа. Спев несколько баллад, Бард снял с головы шляпу и положил к ногам. Тут же в неё полетели звонкие монетки. Кажется, народу пришлись по душе его песни. Горожане шумели, требуя ещё и ещё. И Бард пел, а гитара плакала и смеялась вместе с ним. Когда он поведал печальную историю про двух погибших влюблённых, в толпе послышались всхлипы.
Устав петь, Бард прикрыл ладонью дрожащие струны и замолчал.
— Добрые люди! — обратился он к горожанам. — Кто из вас подскажет мне: где можно получить хороший ночлег и тарелку горячего супа?
Из толпы шустро выскочил румяный толстяк и схватил его за руку:
— Пойдём ко мне! Я здешний повар в самой хорошей харчевне! У меня найдётся для тебя и кров, и добрый ужин!
Бард улыбнулся и, закинув за спину гитару, пошёл вместе с ним.
Повар жил в маленькой пристройке к харчевне. Навстречу ему вышла такая же румяная девушка.
— Папа! Где ты так задержался? Я уже начала беспокоиться! — возмущённо сказала она. Но, увидев Барда, слегка смутилась.
— Доченька, ты даже не представляешь, кого я привёл к нам на ночлег и ужин! — гордо сказал Повар.
— Тогда гость поспел как раз вовремя: еда как раз готова.
Повар повернулся к Барду и сказал.
— У нас так заведено: я готовлю еду для посетителей в харчевне, а она готовит для меня. И, поверь, вкуснее её супов и жаркого нет ничего на свете!
Дочь Повара вспыхнула и быстро удалилась в дом. Следом за ней вошли Бард и Повар.
Отобедав, они сели в кресла и, повели разговор, сдабриваемый бокалами молодого вина.
По праву хозяина Повар расспрашивал Барда первым. Но наступил момент, когда Бард смог, наконец, спросить о том, что его до сих пор удивляло.
— Послушай, я никак не пойму: почему ваш Город такой холодный? Я слышал когда-то в детстве историю про город, из которого изгнали Весну, но она ведь всё равно его простила. Что же случилось у вас?
Повар тяжело вздохнул, покрутил на жилете пуговицы и поведал ему эту старинную легенду.
— Когда-то давно, когда ещё мой прадед был сопливым мальчишкой, Городом правил Молодой Герцог. Он был хорошим правителем, при нём был порядок и спокойствие, но был он горд и заносчив. Ни одна из женщин не казалось ему равной. И была ещё в те времена Принцесса фей. Необыкновенная, прекрасная и мудрая женщина. Она полюбила нашего Герцога всем сердцем. Но он отверг её, посмеявшись, сказав, что фея — ему не ровня и прогнал. Оскорблённая Фея за это прокляла и его, и Город, сказав, что в Городе до тех пор будет холодно, пока не появится человек с подлинно пылким и добрым сердцем. Только он сможет снять заклятие с Города. И каждый раз, когда кто-то будет отвергать любовь другого, в Городе будет становиться всё холоднее. Поэтому у нас в Городе все боятся любить и дарить любовь другим: вдруг её отвергнут и станет совсем невыносимо?
Бард слушал Повара, сопереживая каждому моменту истории. Ему было жаль Фею, но его мучила и печаль за горожан. В порыве он вскочил, схватил гитару и вылил на Повара и его дочь поток аккордов, которые рвались из его сердца. Оглушённые, стояли они под этим весенним дождём звуков. Казалось, что вдруг стало немного теплее...
Но музыка кончилась и в воздухе снова повисла тишина, растворённая пощёлкиванием дров в камине.
— Знаешь, оставайся у меня хотя бы на недельку! — вдруг сказал Повар. — Я тебе Город покажу, познакомлю со своими друзьями. А ты ещё поиграешь нам? Пожалуйста!
Бард, поражённый такому радушному приёму, конечно согласился. Ведь раньше ему предлагали лишь ночлег в дешёвой гостинице, его там никто особо не ждал, слушатели скупо кидали медяк-другой, поэтому он нигде подолгу не задерживался. Похоже, Город изголодался по гостям: ведь из-за проклятья его избегали. Даже дорога, и та обходила Город стороной!
Повар ушёл на свою работу в харчевню, а Бард остался наедине с Дочерью Повара. Он помог натаскать ей свежей воды, выжал бельё и нарубил дров для камина. В четыре руки они быстро управились с хозяйством, поэтому к вечеру смогли снова сесть в кресла и поболтать.
Воодушевлённый благодарной слушательницей, её любопытством и неискушённостью, Бард рассказывал о тех далёких и удивительных странах, где он побывал. О чудесах и особенностях других городов. Девушка слушала его, широко распахивая глаза и даже иногда ахая.
Время бежало незаметно для них. Вскоре пришёл Повар и присоединился к беседе. Они засиделись до полуночи, не заметив этого.
Забравшись в постель, заботливо собранную девушкой, Бард долго не мог уснуть: ледяной ветер сделал своё дело, горло драло, а глаза постепенно начинали гореть, Барда бил озноб. И утром, когда Дочь Повара пришла его будить, она нашла его уже совсем больным.
Семь дней он то впадал в забытье, и ему мерещились странные образы: феи и надменные рыцари, то вновь приходил в себя и тогда видел встревоженные глаза Дочки Повара. Она меняла ему компрессы на лбу, поила травяными отварами, заботилась о том, чтобы он поел, несмотря на отсутствие аппетита. И вскоре Бард пошёл на поправку.
В это утро он проснулся от того, что лёгкая ладонь гладила его спутанные волосы. Поймав её своей рукой, он осторожно подержал её и сказал:
— Я никогда в жизни не видел столь прекрасных и ласковых рук.
Ладонь вздрогнула в его руке как испуганное сердечко.
А Бард продолжал.
— Я был в разных странах и городах, видел много девушек и женщин, но не встречал среди них ни одной, похожей на тебя. Таких добрых и нежных глаз не было ни у одной.
Дочь Повара, бледнея, опустила глаза.
— Не отводи глаз, милая. Их свет пробуждает моё сердце, очерствевшее в годах странствий. Со мною происходит что-то такое, чему я не могу найти ответа.
Дочь Повара кивнула.
— Я тоже не найду ответа тому, что со мной происходит... Будто кто-то взял моё сердце и подышал на него теплом. Мне то ли хочется заплакать, то ли смеяться и танцевать!
Так они сидели и держались за руки.
И Бард, забыв обо всём на свете кроме этого лица, склонившегося над ним, сказал.
— Мне кажется, нет, я даже уверен, что происходит со мной! В моё сердце пришла любовь. И имя у неё — твоё.
Девушка, испуганная вскочила, отдёрнув свою руку как от раскалённой печи.
— Что ты сказал?
И Бард повторил:
— Я сказал, что люблю тебя.
Девушка закрыла лицо руками.
— И ты не боишься произносить это вслух?
— Нет, а чего мне бояться?
— Но ведь я могу отвергнуть твою любовь! И тогда в Город придёт не холод, а стужа!
Бард сел в кровати и привлёк Дочь Повара рядом с собой.
— Послушай меня, милая... Пока я был болен, эта мысль не отпускала меня. Фея ошиблась. Герцог отверг не любовь, он отверг её саму. Просто не нашлось той, кто смог бы достучаться до его заросшего шерстью сердца. Любовь нельзя отвергнуть. Она вечна и больше всего, что только существует на Земле! Фея слукавила, заставив вас бояться любви. Это была её личная месть. Но я не боюсь её, потому, что знаю: истинная любовь ничего не боится. Ни смерти, ни холода, ни мрака! Поэтому я смело говорю тебе: я люблю тебя!
И девушка поверила ему. Наклонившись к самому его уху, боясь пролить хотя бы один лишний звук, она прошептала:
— Я люблю тебя!
Повар шёл с городского базара домой, неся тяжёлую корзину с тепличными овощами. И когда он проходил под крышей, за шиворот ему упада первая капля тающей сосульки...
Быть старейшинами клана друидов — не самое простое на свете занятие. Ежедневно приходится принимать с десяток решений: какому дереву дать жизнь и рост, а кому уж и падать давно пора. Везде надо успеть, всё предусмотреть, а где и исправить то, что натворили другие. А как же? То медведь дубок подерёт, когти точа, то зайцы с лосями осинки объедят. Если вовремя не подлатать: засохнут ведь! И ещё вовремя надо для лесорубов наметить тропинку к старым и умирающим деревьям.
Но самое главное в заботах друидов — сохранить и уберечь их Священную Сосну. Оно — их жизнь, жизнь всего этого леса, каждого, кто здесь обитает. И если с ней что случится, всем придёт конец: вымрут один за другим от бед и болезней. Гибель Священной Сосны — проклятье для клана друидов.
Потому и назначен один из старейшин Хранителем Священной Сосны.
Работка, можно сказать, непыльная: не каждый же день с Сосной может что-то случиться. Но уж если и стрясётся беда, то все мозги напрячь придётся. Так и порешили друиды: выберем Хранителем Руфуса... Стар он и не очень ловок уже. Куда ему по лесу бегать, берёзки подвязывать? Зато хитёр и изобретателен. Уж, казалось бы, всё, задачка неразрешимая, а нет! Нахмурит Руфус брови свои рыжие, кустистые, уткнётся носом в бороду с усами, глаза прищурит и вот оно! Кого ж, как ни его!
Сидит Руфус в одних носках вязаных, полосатых, перед окошечком дома своего земляного, трубку курит да по сторонам зорко поглядывает: что там? Дятел прилетел? Это хорошо, пусть жучков да личинок выклёвывает, Священная Сосна здоровее будет. Ага. Вот и хруст снега. Кто-то к Сосне идёт. Никак, лесоруб пожаловал.
Вот, тогда-то Руфус одевает сапожки и тулупчик с шапочкой: ни дать, ни взять, порядочный зажиточный крестьянин, да и навстречу лесорубу двигается.
— Здравствуй, лесоруб! — говорит, кланяясь.
— И тебе здоровья доброго, — отвечает лесоруб.
— Никак за хворостом пожаловал? — продолжает беседу Руфус.
— Да нет, мне надобно срубить высокую ель или сосну по заказу королевского двора для Нового Года. Получу за неё много денег! — Качает головой лесоруб.
— Так, смотри, — говорит Руфус, — кругом полно ёлок да сосен стройных.
— Хороши деревца, да погляди на эту красавицу! Не стыдно для королевских деток нарядить, — кивает лесоруб в сторону Священной Сосны.
А Руфусу-то нельзя ни в коем случае проговорится, что дерево необычное: тайна это страшная и охраняется друидами едва ли не пуще самого дерева. Что же делать?
— А что, много ль тебе денег за это дерево дадут? — интересуется хитрый Руфус.
— Столько, что на три зимы хватит в лес не ходить! Семья у меня большая, детишек кормить надо, а жене обнов купить не мешало бы: а то ходит моя красавица в штопаном да латаном, стыдно!
— Видать, семьянин ты хороший. Да что ж делом другим заняться не хочешь?
— Так, откуда ж деньгам на дело новое взяться? Еле концы с концами сводим. Я бы и бросил это дело: ветки собирать, да деревья валить, но семью чем прокормишь?
Задумался Руфус. Не отговорить ему так просто лесоруба: за ним детишки да жена без подарков к Новому году. Значит, надо дать взамен ему что-то такое, чтобы от дерева отступился и навсегда о нём позабыл.
— Слыхал я, — говорит Руфус, трубкой попыхивая, — что много лет назад на этой самой поляне разбойники добычу делили. И был среди них один, жадный очень. Так он горшок с золотом зарыл под камнем. Но подельнички его, разбойнички, унюхали, что горшочек уплыл, рассорились, подрались, да в драке пятерых порешили. А среди них и тот разбойник был. Так горшок в земле и остался лежать.
Руфус сам-то историю сплетает, лесоруб прям заслушался, рот открыл, а между делом, соображает, как тут быть? Само собой, разбойники место это стороной обходили, заколдовано оно от лиходеев всяких было, горшка никакого в помине нет.
Вот тут и придумал Руфус к гномам лесным обратиться. Применил он свою магию, да и позвал мысленно главного среди гномов. Тот с киркой в руках так в подземелье и замер. Руфус ему о беде поведал: дескать, в одной лодке все плывём. Не поможешь сейчас, никого не останется, все исчезнем.
«Так чего ж ты хочешь от нас, Руфус?» — спросил старшина гномов.
«Мне нужен горшок золота», — Руфус вздыхает.
«А что нам взамен за него будет? — старшина поинтересовался. — Хоть дело-то и серьёзное, а за так золотишко отдавать — нельзя, пользы не будет тогда».
«А я вам молочка из деревни за это приносить буду свеженького!»
Ну, за молочко да за сливочки гномы и котёл бы с золотом выставили. Одними монетками да слитками золотыми, сами знаете, не наешь живота да щёк, а гномы покушать вкусно ой, как любят.
«Хорошо, Руфус, ты будешь приносить нам молока и сливок весь год, а мы тебе за то горшок отдадим.»
«Договорились», — согласился Руфус. Сбережений друидов и на молоко, и на сливки, и даже на масло хватит. Чего им, жителям лесным-то надо?
— А отчего бы тебе, лесоруб, под вон тот камешек не заглянуть? — Хитренько так Руфус спрашивает.
— Да если б тут золото было — его б до меня ещё раскопали, — вздохнул лесоруб.
— А ты попробуй, может, и повезёт тебе, — тянет его за руку Руфус.
Лесник, сказками околдованный, доверчивый, возьми да и пойди за стариком. Отворотил он камень здоровенный, да так и обомлел: стоит горшочек, золотом сияет, не налюбоваться!
Ух, и обрадовался лесоруб! Сидит на снегу, монетки пересчитывает, счастью своему не верит. А Руфус ему на ушко нашёптывает: ты, дескать, в деревне деньги эти не трать, да жене не проболтайся, а то неприятностей потом не оберёшься. Откуда, скажут, у лесоруба, такие деньжищи? Ограбил, поди, кого. Ты, лесоруб, жену с детишками потихонечку собери, на телегу посади, из последних грошей клячу купи, да в город поезжай. Там лавочку себе присмотри небольшую. Вот и будешь жить себе припеваючи!
Лесоруб закивал радостно, схватил золото, в куртку пересыпал, да и домой помчался, на радостях ног под собой не чуя.
Смотрел Руфус ему вслед и радовался, что уберёг дерево в этот раз. Да и гномы — не внакладе. Они этого золота по подземельям ещё не столько соберут, а сто раз по столько.
Так, лет, может, сто прошло с того дня, как лесоруб являлся: дорожки в лесу путаные, хитрые. Захочешь к дереву попасть — ещё и не найдёшь. Только если удача твоя крепка, глядишь, выведет прямо к Сосне.
Сидит себе мирно Руфус на пенёчке, трубочку пальцем набивает, табак утрамбовывает. Глядь, а среди деревьев мелькает что-то. Никак опять принесла кого-то нелёгкая. Вздохнул Руфус, сунул трубку в карман жилета, встал путнику навстречу.
Смотрит, а у того лицо сажей в трёх местах перепачкано, руки в копоти. Точно, угольщик пожаловал. Это — человек серьёзный. Веточки да коряги ему ни к чему. Ему древесину крепкую для угля подавай. Ишь, взгляд на дерево Священное положил, ячмень бы ему в обе гляделки надуло!
Да не балуется Руфус таким колдовством, не по нему это.
— Здравствуй, угольщик! — кланяется Руфус.
— Доброго и тебе здравия, — отвечает тот.
— Что, уголёк на продажу закончился? — ведёт беседу старик.
— Да нет, дедушка, уголька ещё — вдоволь. Да захотелось мне угольку особого, жаркого, для камина моего одинокого. Чтобы ярко вечерами горел, мне душу грел, тоску разгоняя.
— А от чего ж вечера твои одиноки? — спрашивает Хранитель.
Ну, угольщик и рад пожаловаться, только б слушали его. Топор на землю поставил.
— Оттого вечера мои одиноки, что не женат я. Кто за угольщика чумазого дочку свою отдаст? Разве что, хромоногую дурочку какую. А зачем мне такая, что и ни полюбоваться, ни побеседовать, — рассказывает угольщик.
— Твоя правда, — Руфус говорит.
— Вот и хочу деревце посправнее найти, угольку с него нажёчь, да и слушать, как он в камине потрескивает, сказки рассказывает.
— А ты, угольщик, другой работы себе найти не хотел? — Руфус любопытствует.
— Нет, дедушка. По душе мне это. У меня и прадед, и дед, и отец угольщиками были. А мне, горемычному, и передать-то искусство своё некому.
Ну и задачка, Руфус призадумался. Это тебе не лесоруб семейный. Этот работой своей горд. Что делать? Но хитёр Хранитель. Позвал он мысленно внучку свою, кровиночку, умницу да раскрасавицу.
«Что стряслось, дедушка?» — внучка спрашивает.
«Ой, беда, деточка! Без твоей помощи никак не справиться», — рассказывает Руфус ей.
«Чем помочь могу тебе, дедушка?»
«А вот, если бы ты, внученька, в жёны пошла к угольщику».
« Да как же так, дедушка? Мы, друиды, живём и не старимся сотни лет. Как же я с угольщиком жить-то буду... Да и чумазый он какой-то».
«Ничего, милая. Как из под крон лесных к людям уйдёшь, так сразу как человек станешь. И угольщика своего к чистоте приучишь»
.«Неужели я состарюсь!» — ужаснулась внучка Руфусова.
«Не печалься, деточка, как угольщик состарится да помрёт, ты сюда возвращайся. Ночку под Сосной Священной поспишь, молодость к тебе твоя и вернётся. Будешь ты угольщику женой хорошей, чтобы мыслей у него о дереве и не возникало».
Кисло улыбаясь, вышла девушка из-за дерева. Угольщик, как увидел её, так разум последний и потерял, от красоты такой. Куда там деревенским девкам до неё!
А Руфус — тут как тут, береги, мол, жену свою. Да никому не проболтайся, что в лесу нашёл. Скажи, на ярмарке встретил, воды из колодца тебе подавала, сиротка. Вот и взял в дом свой, бесприютную.
Ушёл угольщик, счастливый, с внучкой Руфуса под руку.
И ещё сотню-другую лет старик трубку свою набивал да курил на пенёчке. Уж и внучка его в лес вернулась: до конца дней его угольщика сказками да пирогами радовала. Пришла старушкой седенькой, под Сосну легла, а утром девицей молодой проснулась, да за зайцами со смехом побежала.
А мир-то за это время на месте не стоял. Камины ненастоящие стали делать, электрические! Руфус и знать-то об этом не знал в лесу своём сидя. Лесорубы-то и угольщики больше не наведываются.
Только вытряхнул Руфус этим утречком пепелок из трубки, как шаги послышались. Только и хмыкнул старый Хранитель, гостя нового увидав: куртка на нём странная, яркая, таких цветов и в природе-то нет! С виду сам гладкая, как шёлковая что за странный лесоруб такой...
Идёт парень, топор в чехле брезентовом в руках несёт, прямо к Сосне священной направляется!
Подскочил Руфус, трубку выронил, да навстречу к нему: приветствует.
— Зачем, парень, пожаловал?
А тот головной убор свой непонятный наоборот одел, что козырёк назад повернулся, да и говорит так надменно:
— Чего тебе, дед, надо? У меня лицензия есть на вырубку одного дерева, на мой выбор. Я деньги заплатил. Вот, рубить его собираюсь.
Руфус стоит, бедный, изумляется. Что за лицензия такая? Да молодёжь — какая невежественная пошла!
— А зачем тебе дерево-то, парень? — выясняет Хранитель.
— Не твоего ума дело это, дед! — тот отвечает.
Но Руфус не простачок тоже, не унимается: слишком уж близко парень к дереву подобрался. Уж и топор вон расчехляет.
— Дровишек понадобилось, али угольку? А, может, ёлочку для детишек ставить надумал?
А тот как закатится от смеха!
— Какие дровишки, какие ёлочки, дед! Ополоумел ты в глуши своей лесной. Я, — говорит, — банкир. У меня дом огромный, горячей водой да электричеством отапливается.
Руфус и знать — не знает, что это за ЕЛЕКТРИЧЕСТВО такое, но всё равно, не сдаётся.
— Может, тебе, банкир, денег надобно, за дом свой большой платить? Так на продаже одного дерева ты себе состояния не сколотишь.
А тот на землю аж от смеха присел, за живот держится, стонет.
— Ну ты, дед, и насмешил! Денег у меня на десять лет жизни вперёд хватит. Да такой, какая тебе и не мерещилась.
— Так, может, от одиночества тебя в лес понесло?
А банкиру этому всё в смех.
— Какое одиночество, дедок? У меня жена — фотомодель, да любовниц — толпа. Деться от них некуда бывает!
— Ничего не понимаю, — Руфус в затылке чешет, — зачем ты тогда дерево рубить пришёл?
А тот к дереву снова двинулся. Чувствует Хранитель Сосны Священной, что вот, настоящая беда нагрянула. Ничем этого банкира не проймёшь, ничего не надо ему: ни денег, ни человека близкого. Смотрит, банкир тот топор уже достал, лезвие пальцем трогает.
Что делать? Не убивать же недоумка такого! Тогда проклятье на весь его род ляжет, тоже беда. Колотится сердце старого Хранителя. Неужели его хитрости да премудрости не хватит, чтобы этого оболтуса усмирить?
— Скажи ты мне, старику неразумному, что ж привело-то тебя в края наши? — спросил Руфус, отчаявшись совсем
.А парень, чтобы от старика полоумного отвязаться, говорит.
— Я, дед, живу богато, но хлопотно. Там, в этом мире денежном, каждый человек — волк друг другу. Сожрут, даже не заметишь, если не остережёшься. Знаю, схавали б меня, если бы не боялись. Живёшь там как на охоте: то на тебя охотятся, то ты сам на кого-нибудь. Я волков живых даже не боюсь. На охоте их сколько угодно встречал, в глаза им смотрел, и то не страшно.
Я, чтобы злость свою в себе не копить, люблю что-нибудь экстремальное такое, чтобы душа в пятки ушла. Но, понимаешь, старик, не трогает меня ничего. Скучно мне. Вот, услышал, что дерево спилить или срубить — удовольствие большое. И опасность есть, и силу применить есть куда. У нас это в моду входит. Вот я и купил лицензию, теперь, значит, право имею дерево любое срубить.
Ты бы, дедок, отошёл подальше, а то щепкой отлетит в глаз, окривеешь.
Руфус выслушал его и обнадёжился.
— Ты, парень, с волками как, один на один встречался?
— Да нет, зачем же? Мы их толпой загоняли.
— И говоришь, что волков не боишься совсем?
— Да я, дед, ничего не боюсь!
Улыбнулся Руфус, напряг свои силы магические, да Волка позвал.
Тот спал себе в берлоге, сны вкусные смотрел. На зов Руфуса отозвался ворчливо да недовольно.
«Чего ты меня, Хранитель, тревожишь?»
«А то тревожу, Серый, что помощь твоя требуется!»
«И что за помощь такая?»
«Да вот, пришёл тут один, до Сосны нашей Священной добирается, говорит, что волков сроду не боялся. Ты б его, Серый, того!»
«Человечину жрать?! Фу гадость-то какая...» — Волк поморщился.
«Да не надо жрать его! Ты только напугай его хорошенько, чтобы он дорогу к дереву позабыл. А я тебе за то окорок свиной дам!»
«Окорок? — сглотнул слюну Волк. — Ну, уговорил, считай. Жди».
А банкир этот тем временем уж и топор над деревом занёс.
У Руфуса так внутри и обмерло всё: сейчас по дереву топором треснет!
Но не успел тот и замахнуться как следует, как замер, глаза выпучив: перед ним волк огромный стоял, пасть ощерив да шерсть на загривке ощетинив.
Начисто про топор банкир позабыл, как в глаза Волку заглянул! Уронил на землю, потом облился. Рядом — ни ружья, ни дружков с собаками. И не волчишка это какой загнанный, а настоящий, матёрый зверь!
Как бежал оттуда, сам не помнил. А Волку-то что? Так, лапы чуток размял, да окорок заработал.
Вот. Так и живёт Руфус, Сосну охраняя. Нет-нет, да и вспомнит, как тот, банкир который, через кусты сигал, да орал на весь лес...
А Сосна Священная стоит, с ветром переговаривается. И будет стоять, пока её старый мудрый Руфус охраняет.
Колокольчик вопросительно звякнул и дверь, нерешительно приоткрывшись, впустила в мягкий полумрак помещения сувенирного магазина маленькое, несуразно одетое создание в огромных очках. Глаза, невероятно увеличенные толстыми линзами, придавали и без того робкому лицу испуганное выражение. Их обладательница мялась, решая, выйти ей обратно сразу или, всё же, сначала осмотреться.
Медные бра освещали стеклянные полки со всевозможными безделушками, которые загадочно поблёскивали в этом вкрадчивом сиянии.
Завороженная изобилием диковинных вещиц, девушка кончиком пальца поправила сползшие с переносицы очки и осторожно шагнула к одному из стендов.
Всё это время из глубины магазина за ней наблюдала пара острых блестящих глаз под пушистыми седыми бровями.
Девушка этого не замечала и поэтому, немного освоившись, стала передвигаться по комнате, внимательно изучая выставленные на продажу экспонаты. Вскоре она добралась до прилавка.
— Что-нибудь выбрали? — нарушил тишину хозяин магазина: это именно он рассматривал девушку издалека.
От неожиданности она обмерла, втянула в укутанные серым шарфом плечи голову в беретике мышиного цвета и отшатнулась в сторону, задев один из стеклянных шкафов. Сувениры угрожающе забренчали и зазвенели.
— Осторожнее, деточка! — предупреждающе воскликнул хозяин, успокаивая её. — Не надо меня бояться!
Девушка, оглушённая всем этим, с подозрением покосилась в сторону старика. Сморщенные щёки, седые волосы и длинная белая борода. В его облике действительно не было ничего угрожающего.
— Так, что же вы выбрали? — снова спросил её хозяин.
Та покрутила по сторонам головой и тихонечко, почти шёпотом произнесла:
— Понимаете... Мне нужен амулет... Ну, талисман такой... Чтобы мужчинам нравиться. Вы понимаете?!
Старик понимающе закивал головой:
— Да, да, деточка, я понимаю! В этот магазин приходит множество женщин. И очень, очень многие ищут то же самое.
— Тогда вы, наверное, знаете, что может мне помочь? Ведь правда? — С надеждой спросила она.
— Конечно, конечно, деточка! Подожди... — И старый хозяин магазина нагнулся под прилавок, где он чем-то зашуршал и загремел...
Тем временем, девушка принялась рассматривать различные подвесочки и кулоны, в изобилии висевшие над прилавком. Её внимание привлёк медово-жёлтый шарик на серебряной цепочке. Придерживая за дужку очки, она приблизила к нему лицо, стараясь получше его рассмотреть.
В этот момент хозяин вынырнул из под прилавка и, неожиданно для себя, стал свидетелем первого странного происшествия.
Шарик внезапно налился изнутри мерцающим светом, качнулся на цепочке, потянулся к девушке, соскользнул с крючка и покатился по прилавку, стремясь подкатиться к ней поближе.
Хозяин магазина замер с коробкой в руках. Казалось, он никак не может поверить своим глазам.
А девушка протянула руку к шарику, накрыла его ладонью и взволнованно, будто ожидая немедленного резкого отказа, спросила:
— Можно? Можно я возьму это?..
Старик поставил коробку на прилавок, посмотрел внимательно на неё, затем на цепь, видневшуюся из под её руки и произнёс.
— Конечно, деточка... Ты можешь взять его. — Голос у него неожиданно осип и дрожал. — Бери, он твой.
Девушка с явным облегчением выдохнула: похоже, ей слишком часто отказывали. Она сжала шарик, поднесла к глазам и стала его рассматривать. Надвинув очки настолько, насколько было возможно, она присмотрелась и воскликнула:
— Там какая-то букашка!!!
Старик подёргал себя за бороду:
— Мммммм... Это не букашка, деточка, это — Белый Единорог...
Девушка фыркнула: какой вздор!
— Это янтарь, не так ли?
— Да, вы совершенно правы, это действительно янтарь.
— Тогда это не может быть Единорог! — с умным видом принялась рассуждать она. — Янтарь — камень органического происхождения, получаемый из отвердевшей за столетия смолы хвойных деревьев, в которую иногда попадают насекомые, кусочки листьев и тому подобное. Если даже допустить существование Единорогов, что само по себе является нонсенсом, то совсем необъяснимы его столь мелкие размеры и то, как он туда попал. Я полагаю, вы заблуждаетесь!
Старик закивал.
— Конечно, деточка, вы совершенно правы... Это просто ПОХОЖЕ на Единорога. Вам упаковать амулет?
— Нет, я его сразу надену! Сколько он стоит?
Когда клиентка ушла, старик стал непосредственным участником другого странного происшествия: он вдруг вскочил на прилавок и принялся лихо танцевать, выкрикивая между особо замысловатыми коленцами:
— Он выбрал её! Й-охо! Он скоро будет свободен!
А девушка, прижимая к груди амулет, рысью неслась домой. Взлетев по лестнице на шестой этаж мрачного бетонного строения, она оказалась в маленькой, наполовину заставленной книгами комнатке, как две капли воды похожей на свою хозяйку: такой же серой и невзрачной.
Стащив с ног тяжёлые ботинки и размотав шарф, она, не потрудившись даже снять пальто и берет, кинулась к дивану, включила настольную лампу и стала вновь рассматривать амулет.
Тот нежно переливался в её ладони золотистыми бликами. Она провела по нему пальчиком:
— Какой ты у меня хороший... Я знаю, теперь мне точно повезёт!
И тут произошло третье загадочное событие.
Шарик резко дёрнулся у неё из руки. Растерявшись, она выронила его и он упал на пол, со звоном раскалываясь на тысячи золотых осколков, которые брызнули в стороны словно солнечные блики.
Девушка только ахнуть успела, как вдруг один из кусочков, тот самый, с букашкой, стал стремительно увеличиваться в размерах... Девушка в панике залезла с ногами на диван, прижалась спиной к стене и с ужасом взирала на то, что предстало перед ней.
С середины комнаты на неё взирало сапфировыми очами самое волшебное и необычное существо, которое только можно вообразить. Оно напоминало с виду лошадь, но было немного меньше и несравнимо изящнее. Белоснежная длинная шерсть переливалась как снег под Луной, а пурпурно-алую голову венчал витой рог, растущий прямо изо лба.
— Мммаааа... Кто это?! — тихо взвыла девушка.
Существо брякнулось перед ней на переднее колено и произнесло:
— Миледи! Я — Белый Единорог! А вы — моя спасительница!
И девушка моментально потеряла сознание.
Ненадолго погрузившись в забытье, она очнулась от того, что в лицо ей дул тёплый, пахнущий травами и цветами ветер. Открыв глаза, она обнаружила в непосредственной близости от своего лица морду всё того же существа.
Слабо пискнув, она было уже снова собралась лишиться чувств, но Единорог высунул язык и лизнул её в нос, попутно захватив очки, которые прозрачнее от этого не стали. Она раздражённо сорвала их с лица.
— Что, чёрт побери, здесь такое происходит? Кто ты такой?
Животное отступило и присело на круп.
— Я — Белый Единорог! — повторил он. — Вы освободили меня из тысячелетнего вынужденного заточения!
Девушка схватилась за лоб.
— Какое заточение? Какой Единорог?! И где мой талисман???!!! — заорала она.
— Видите ли... — вежливо ответил Единорог. — Ваш талисман являлся моим временным убежищем. Позвольте, я вам сейчас расскажу, как было дело.
— Более чем три тысячелетия назад, всё было совсем по-другому. Тогда в лесах водились волшебные существа. Мы, Единороги, были не просто одними из них, мы были Центром этого зачарованного мира. Сначала мы жили в гармонии с людьми, но постепенно в наш мир пришли алчность и злоба. Люди начали истреблять нас ради волшебного рога, который использовался как магический жезл. Из-за этого нарушилось равновесие сил добра и зла. Всё рухнуло. Один могущественный колдун попытался спасти нас, Единорогов: он призвал оставшихся в живых, в том числе, меня и поместил в янтарные артефакты, чтобы перенести в другой волшебный мир, где ещё правила добрая магия и не было жадных и жестоких людей. Но колдуна схватили и уничтожили, а артефакты растащили... К счастью, меня успел спрятать ученик колдуна. Сам он был не в силах освободить меня, но и уйти без меня он тоже не мог. Поэтому он остался здесь и стал ждать, когда найдётся единственная, избранная невинная девушка, которая сможет разбить чары.
Видишь ли, мы, Единороги, можем общаться только с колдунами или невинными девушками. А в моём случае это должна была быть исключительная, чистая и высокодуховная особа!
Ученик колдуна был мудр: он знал, где проще всего искать то, что нужно: продавая амулеты и талисманы для женщин, которых обходит стороной любовь мужчин. И он открыл сначала лавочку, а затем целый магазин сувениров. Тысячи покупательниц приходили к нему, выбирали магические подвески и браслеты... Но ни одна из них не способна была меня разбудить. А тебе удалось это совершить!
Единорог умолк. Девушка задумчиво покачала головой.
— Да уж... Только такая неудачница, как я обречена на то, чтобы вместо амулета купить животное, впрочем, как и на вечную невинность тоже!
Единорог встал, подошёл к ней и положил морду ей на колени.
— Тебе не о чем больше расстраиваться! Поскольку ты освободила меня, я обязан оказывать тебе всяческое покровительство до тех пор, пока ты не утратишь свою невинность. Тогда я буду свободен от своих обязательств.
Девушка скептически покачала головой:
— Посмотри на меня: я — удивительное сочетание всего того, что НЕ НРАВИТСЯ мужчинам. У меня меньше шансов потерять невинность, чем у огородного пугала. Я могу рассчитывать на утрату невинности только в своих мечтах.
Единорог гордо стукнул себя копытом в грудь.
— Вот тут ты совершенно не права! Мы, Единороги, считаемся помимо всего прочего символами красоты! И мы обладаем способностями дарить красоту всему, к чему прикасаемся. Кстати, как твоё имя?
— Вирджини... — вздохнула она. Моё имя и мой приговор.
— Так вот, Вирджини! Я сделаю тебя такой красивой, что мужчины будут падать замертво при одном твоём виде! Властью, данной мне Магическим Кругом, я заклинаю: Вирджиния, стань красивой и вечно юной!!!! — И Единорог пронзительно заржал.
В тот же момент Вирджини почувствовала, что кожа и мышцы на её лице самопроизвольно двигаются, то же самое происходит с телом! Она кинулась к зеркалу и с изумлением стала наблюдать за чудесным превращением своего отражения: щёки порозовели, исчезли прыщи и угри, ресницы удлинились, а нос наоборот — укоротился. Бесцветные, жидкие волосы приняли платиновый оттенок и завились в густые локоны. Тело приобрело изумительные формы. Она на глазах становилась красавицей!
— Боже! — шептала возбуждённо Вирджини. — Что же это происходит!?
Единорог, довольно глядящий на неё, сказал.
— Вот теперь ты получишь всё, о чём так долго мечтала: внимание и любовь мужчин! А я получу долгожданную свободу и смогу уйти вместе с учеником колдуна в другой мир!
Вирджини уже не слушала его: она кинулась к шкафу и выгребла свои вещи. Конечно, они абсолютно не годились теперь.
Но Единорог сдержал своё слово: ей во всём сопутствовала невиданная удача. Мужчины готовы были осыпать её цветами, деньгами и дорогими подарками. Казалось бы, вот-вот, сейчас она должна была выбрать из их толпы одного, и осчастливить... Но этого не происходило...
В самый ответственный момент она вдруг совершенно охладевала к новому поклоннику, недавно ещё так нравившемуся ей. Один за другим, получали они отставку!
За ней, обеспокоенный и уже довольно-таки унылый плёлся Белый Единорог. Невидимый для всех остальных, он с укором глядел на неё каждый раз, как она отшивала нового ухажёра.
А она только пожимала плечами:
— Ведь он же не последний! Будет ещё, наверняка лучше. Куда мне торопиться? Ведь я буду вечно юной, не так ли?
И Белый Единорог угрюмо отворачивался к стене. Его рабство слишком затягивалось. Разве он мог предположить, что всё может так обернуться!
Казалось, красота поглощает её разум: она забросила книги, накупила косметики, платьев и целыми днями вертелась перед зеркалом. Шкатулки её не закрывались: столько было в них подаренных украшений!
Теперь её увлекали интриги: как приятно было помучить мужчину, чтобы потом дать ему полную и разгромную отставку!
Единорог качал головой:
— Не нравится мне всё это... Пойми, это однажды очень плохо закончится! — твердил он ей. Но она совершенно не желала его слушать.
В настоящий момент у неё был бурный платонический роман с молодым, темпераментным юношей, который бешено ревновал её ко всем остальным и домогался её больше, чем другие.
И когда он, истомлённый постоянными отказами и уловками, упал к ногам Вирджини моля о пощаде, она, конечно, надменно подняла красиво изогнутые бровки:
— Нет! — Как был прекрасен в тот момент её профиль!
И тогда Единорог, понимая, что его ждёт долгая и нудная жизнь рядом с капризной девой, решился на отчаянный шаг. «Неужели я сам, хотя бы раз не могу воспользоваться волшебством своего рога? Почему им распоряжались как хотели только люди?! Ну уж нет! С меня хватит!» Он разбежался от стены и боднул в зад несчастного влюблённого.
Видимо, магическое свойство рога было действительно велико: глаза молодого человека налились кровью как у быка, он издал угрожающее рычание и ринулся на Вирджини, опрокинув её на кровать.
Белый Единорог деликатно отвернулся к стене и опустил ушки. Он стоял так всю ночь, стараясь абстрагироваться от звуков, доносящихся до него из спальни.
Когда всё стихло, он подошёл к Вирджини.
— Ну вот, теперь, вроде как, мне пора.
У неё вытянулось лицо:
— Как же так! Это ведь нечестно! Я не давала согласия, это он на меня кинулся! — возмущённо возразила она.
Единорог постарался стереть с морды довольную улыбку.
— Понимаешь, это в наших условиях как-то не оговаривалось. Извини, но я не имею дела с женщинами!
Вирджини, возможно, раньше бы и нашла аргументы в пользу того, что Единорог нарушил условия их договора, смошенничав, но она почему-то здорово поглупела с тех пор, как стала красавицей...
А Белый Единорог, повернулся к ней, махнул на прощание хвостом и зацокал к выходу.
Теперь он действительно был свободен.
Говорят, что трудно быть гением. Но разве кто задумывался, как бывает тяжело домочадцам гениев? Они ведь — как дети малые: растворившись в безумных идеях, могут запросто забыть пообедать или лягут спать в ботинках. Глаз да глаз нужен, а то и ушки на макушке держать приходится.
У серого кота Арсения, можно сказать, детства не было. Не довелось ему поиграть шерстяными клубочками и подрать обивку дивана. Когда его принесли в дом профессора Солнечного, он ещё не знал, как пошутила над ним судьба. Котёнок свернулся калачиком в его сухих, шершавых ладонях и мгновенно уснул. Правда, пробуждение его было довольно-таки неожиданным: профессор, увлечённый новой идеей изобретения, машинально сунул его в карман брюк вместо носового платка. И котёнок проснулся в тот момент, когда он попытался вытереть его пушистым тельцем нос. Котёнок инстинктивно выпустил мелкие, но очень острые коготки, напомнив учёному о своём существовании.
К счастью, тот не обиделся, а пошёл и налил в блюдечко сгущенного молока, которое в изобилии хранилось в его холодильнике, заменяя профессору многие продукты. Так Арсений и пристрастился к этому сладкому, тягучему веществу.
Со временем смышлёный котёнок понял, что надо брать хозяйство в свои руки (то есть, лапы), иначе так можно с голодухи их же и протянуть: профессор частенько забывал обо всём на свете, занимаясь своими проектами. Арсений научился самостоятельно открывать холодильник, доставать продукты, приносить Солнечному тапочки и почту. В общем, его умениям могла бы позавидовать любая служебная собака. Единственное, чему он так и не смог научиться — открывать банки со сгущенным молоком. Поэтому «сгущёнка» оставалась для Арсения редким, но горячо любимым лакомством.
И сегодня, взяв в зубы мокрую тряпку, Арсений возил её по полу, пытаясь придать ему хотя бы видимость чистоты: в связи с рождественскими праздниками приходящая уборщица взяла отпуск, а профессор Солнечный заперся в своей лаборатории. Оттуда периодически доносились тихие взрывы, глухое бормотание и различные химические запахи, которые даже не наводили на мысли о еде.
«Опять он забыл пообедать», — ворчал про себя Арсений, педантично умывая мордочку лапкой после уборки. Открыв холодильник, он стянул с блюда пару бутербродов, которые приготовила заботливая соседка. А вот кастрюлю с борщом доставать он не рискнул: с его телосложением и весом это было не безопасно.
Крепко зажав в зубах бутерброды, кот поднялся по лестнице в лабораторию, положил их между лапами и стал нудно мяукать, добиваясь того, чтобы ему открыли дверь.
Вскоре профессор, мысли которого сбивались тягучим «мявом», высунул нос. Кот вздохнул и подвинул ему лапой бутерброды.
Солнечный подобрал их и стал жевать, одновременно пытаясь втолковать коту важность своего нового изобретения.
— Понимаешь, Арсений, я совершил прорыв в науке! Мне удалось создать нечто такое, о чём только раньше рассказывали сказки. Конечно, предстоит ещё ряд испытаний, исследований и замеров, но я уверен, что это будет сенсацией!
Арсений уныло посмотрел на него снизу вверх.
«Опять, поди, изобрёл что-то абсолютно бесполезное и непрактичное, — думал он, — лучше бы придумал какую-нибудь скороварку для еды, чтобы всё готовила сама из воздуха и сама бы ещё на тарелки раскладывала. Или «открывашку» для банок со сгущёнкой, которой можно было бы одним взглядом управлять...»
А профессор, бормоча уже себе под нос об открытии, спускался вниз: пара бутербродов только раздразнила его голод.
Перед тем, как последовать за ним, Арсений полюбопытствовал и заглянул в лабораторию. И замер: на столе стояла открытая банка «сгущёнки». Не воспользоваться таким везение было бы глупо!
В два прыжка оказался кот на столе, сунул в банку нос и огорчился: молока оставалось только на донышке. Вылизав всё до блеска, Арсений увидел ещё две банки, увы, закрытых. Оставалось только облизать усы и посмотреть по сторонам.
Сначала Солнечный не пускал кота в лабораторию. Но вскоре Арсений зарекомендовал себя как очень аккуратного и собранного единственного члена семьи чудаковатого учёного. Поэтому содержание лаборатории не было для него секретом.
Однако сегодня, похоже, здесь происходило действительно что-то новое. Один из железных столов был занят чем-то, накрытым замызганной простынёй.
«Видимо, это и есть изобретение», — подумал кот и решил полюбопытствовать.
Отодвинув лапой край простыни, Арсений даже подскочил, увидев то, что лежало под ней. Простыня соскользнула и у кота отвисла челюсть.
На него смотрело ярко-голубыми глазами удивительное создание: оно было укутано в белоснежные крылья, а от волос исходило мерцающее сияние.
— Ты кто? — неожиданно для самого себя спросил Арсений. И сам удивился: раньше за ним не водилось говорить вслух.
Существо вздрогнуло, моргнула длинными ресницами и село.
— Я не знаю... — медленно ответило оно серебристым голосом.
Кот почесал за ухом.
— Мой хозяин говорил что-то о своём изобретении. Может, это ты и есть?
Существо пожало плечами и соскочило со стола.
У кота тут же заработала мысль.
— А ты можешь открыть банку со сгущёнкой?
Создание опять пожало плечами.
Кот указал лапой на банки и консервный нож, лежащий рядом.
— Надо вон той штукой их открыть, понимаешь?
Существо взяло в одну руку банку, повертело, то же самое проделало с ножом и довольно-таки ловко для первого опыта вскрыло банку.
Арсений тут же принялся лопать сладкое молоко, не очень-то обращая внимание на это создание.
А оно бродило по лаборатории, трогало предметы, заглядывало в шкафы.
— Зачем я здесь? — неожиданно спросило оно.
Кот подавился сгущёнкой. «Вот, объясняй ему теперь!»
— У тебя есть крылья. Видишь, те, которые на твоей спине? Раз есть крылья, значит тебе положено летать. — Ничего другого ему в голову больше не пришло.
И тут существо радостно улыбнулось.
— Летать! Это звучит очень красиво! Но как это делать?
Арсений, которого вновь оторвали от банки, замахал в воздухе передними лапами.
— Вот так, это надо делать вот так!
От крыльев по лаборатории поднялся ветер и существо действительно поднялось в воздух.
— Это прекрасно! Я знаю теперь, что создано, чтобы летать! — прощебетало оно.
Опустившись на подоконник, создание открыло окно и мгновенно выпорхнуло из него.
Кот, опрокидывая банку, рванулся за ним: что он будет объяснять хозяину, если создание улетит? Оно ведь уже улетает! Что же делать?
— Звёздный проспект, три, квартира семь! Ты слышишь? Дом три, квартира семь!!! — заорал кот ему вслед, опасно высовываясь из окна.
Ах, эта праздничная суета! Она и раздражает, и воодушевляет одновременно, втягивая тебя в круговерть между магазинами, друзьями, портнихами, парикмахерами и холодильником. Ярко-оранжевые шарики мандаринов, серебряные звёздочки и синие, красные, зелёные лампочки. Аромат хвои и праздничных салатов. О! Как без традиционного «оливье», в который каждая уважающая себя хозяйка добавляет свой собственный ингредиент, придавая ему какой-то особый вкус? Как без бутылки «полусладкого» шампанского, который, как и «оливье» — сущая подделка, о которой Франция и не догадываются, но для нас они — роднее и ближе многих национальных блюд.
Транспорт набит упакованными в тёплую зимнюю одежду горожанами, спешащими втиснуть в эти посленовогодние и рождественские дни все дела, до которых никак не доходили руки весь текущий год. Кто-то тащит в руках туго набитые пакеты и сумки. Стёкла автобусов и троллейбусов разрисованы диковинными узорами, но их не замечают, оттаивают дыханием или ладонями, чтобы не пропустить остановку.
Все спешат, все чем-то озабочены.
Но Андрей никуда не спешит. Он идёт медленно, прогулочным шагом, пиная ледышки и запихав руки поглубже в карманы.
«Вот и рождество нагрянуло... Сначала Новый Год промчался как бешеный, потом выходные галопом пронеслись. И никого рядом. Пусто, пусто... Как я так до этого докатился? Сам не понимаю.
Наверное, мне никто вообще не нужен. Ну, хорошо, нужен, нужен... Но нет никого. Что было — развалилось на бесформенные кусочки. Хорошо ещё, ума хватило не пытаться собирать их в кучку. А сколько мучений было, пока решился, прямо ломки какие-то! И ведь не стоило это того, явно: постоянные истерики на пустом месте, разборки какие-то непонятные, будто и заняться больше нечему двоим людям. Чего хотела? Так ведь и не понял, хотя и старался.
Может, конечно, стоило хотя до праздников не разбираться... А всё равно, не дотянули бы, факт.
Так что, пойду-ка домой, коктейльчик состряпаю, съем чего-нибудь вкусного, да и баиньки».
Под собственные раздражённые рассуждения, Андрей не заметил, как добрёл до остановки. Пропустил один автобус, без удовольствия взглянул на набитую «маршрутку» и влез в троллейбус, более-менее свободный.
Сев на единственное свободное место, он посмотрел в окно. Но оно было замёрзшим. Вытаскивать из карманов руки и отмораживать крошечный «глазок» было лень и зябко. Поэтому он стал смотреть по сторонам.
Его окружали люди, уткнувшиеся в свои мысли и заботы. Сосредоточенные, и, в то же время, далёкие лица. Им нет никакого дела до того, что происходит вокруг: не пропустить бы только остановку! Ну и скукотища!
Останавливая взгляд на каждом, кто был в пределах прямой видимости, Андрей добрался до сидений, которые были чуть позади него. Да так и замер, с вывернутой шеей. Потому, что через проход от него стояло, держась за поручни, странное существо в белом струящемся одеянии и с пушистыми крыльями за спиной.
Андрей завертел головой, пытаясь понять: почему никто больше не обращает на него внимания, но наткнулся лишь на равнодушие и озабоченность семейным бюджетом, в который надо было втиснуть подарки родственникам и праздничный стол, отражённые в подкрашенных морозом лицах. Похоже, он был единственным, кто заметил несуразицу в троллейбусе.
Устав выворачивать шею, он развернулся совсем и стал впрямую рассматривать создание.
А оно, будто почувствовав его взгляд, обернулось. И оказалось, что у существо лицо, принадлежащее, несомненно, очаровательной девушке: разве могут быть у мужчины такие трепетные ямочки на щеках, сияющие испуганные глазищи и ротик, сложенный сердечком, как бывает у детей, которые собираются вот-вот заплакать. От снежно-белых волос исходило нежное сияние, окружающее изящную головку. В общем, сомнений не оставалось — это был потрясающий костюм ангела!
Андрею хотелось аплодировать, кричать «Браво!» уже только за один этот вид.
«Вот, умеют же, если захотят, эта — точно не из самодеятельности. Наверное, актриса из местного театра: вон, какой костюм богатый! Скорее всего, на вечеринку какую-нибудь едет. А что поделать, надо ж деньги зарабатывать. Артисты-то что там получают... Только почему она сверху хотя бы дублёнку не одела?»
Пока он мысленно перебирал возможные варианты её существования, Ангел, пересекая проход, двинулась к нему.
— Простите, вы мне не поможете? — обратилась она к нему и оказалось, что голосок у неё звучит как серебряные колокольчики.
Андрей подскочил с места.
— Присаживайтесь, пожалуйста!
Ангел смешливо прыснула.
— Да не могу я, крылья мешают.
Андрей понимающе кивнул, но садиться обратно не стал.
— Тогда чем я могу вам помочь?
— Я не знаю...
— Я не понимаю вас... — сказал Андрей.
— Видите ли... Я тоже не понимаю...
— Вы, девушка, наверное, пьяны? — спросил Андрей.
— Теперь я не понимаю вас... — понуро ответила Ангел.
Догадываясь, что такой диалог может вестись бесконечно, Андрей сказал.
— Так, стоп. Давайте по порядку. Кто вы такая?
— Я не знаю! — со слезами в голосе ответила Ангел. — Не могли бы вы мне это объяснить!
«Вот те на... — подумал Андрей. — И что же мне с ней делать?»
— Вообще, если бы я не был уверен, что вы в карнавальном костюме, я бы подумал, что вы — ангел! Самая прекрасная из всех ангелов, которых я только видел.
— Вы видели ангелов? Вы не могли бы отвести меня к ним? — радостно воскликнула Ангел.
Андрей посмотрел на неё ещё более внимательно.
— Но ангелов не бывает. С вами точно всё в порядке?
Ангел уронила крылья и понурила голову.
— Я действительно не знаю: что со мной, кто я и откуда.
«Ну, я попал!» — Подумал Андрей.
— Может, пойдём ко мне домой и попробуем чем-нибудь вам помочь? — сказал Андрей, не надеясь особо, что незнакомка согласится.
Но та доверчиво взяла его за руку.
— Пойдём, конечно!
И они вышли из троллейбуса.
Казалось, Ангела нисколько не смущает мороз. Они добрели до дома Андрея, где, расположившись на диване, и завели беседу.
— Расскажи, что ты помнишь из последних событий, — потребовал Андрей с видом психоаналитика, перейдя незаметно для себя на «ты».
Ангел задумалась.
— Я помню, как вылетала из какого-то окна, летела, летела, а затем стукнулась обо что-то и упала... Да... И ещё кто-то кричал мне вслед...
— А что тебе кричали вслед? Ты не можешь вспомнить?
— Кажется, что-то было про звёзды, про какой-то проспект... Ещё, кажется, там было семь и три чего-то... Ах, я совсем ничего не помню!!! — вдруг расплакалась она.
Андрей протянул ей носовой платок. Вот задачка!
— Этого, конечно, не может быть... Но ты не могла бы сейчас взлететь?
Ангел кивнула. Она развернула крылья, взмахнула ими. Воздух в комнате задрожал, а она взмыла под потолок.
У Андрея самопроизвольно открылся рот.
— Этого не может быть... — только и произнёс он.
Взявшись руками за голову, он долго сидел, размышляя о том, что же ему делать с этим удивительным созданием, свалившемся на его голову.
— Что ты там говорила о том, что тебе кричали вслед?
Ангел спустилась из под потолка на диван и сказала.
— Какой-то проспект, что-то звёздное, тройка и семёрка.
Андрей забормотал под нос.
— Тройка, семёрка, туз, тройка, семёрка, пиковая дама, бред какой-то... Проспект, звездный, звёздный проспект... Постой! — заорал он неожиданно. — Я, кажется, догадался! Это — твой адрес!
— А что такое адрес? — спросила Ангел недоумённо.
— Это место, где ты живёшь. Наверное, тебе пытались сказать адрес! Звёздный проспект, дом семь, квартира три! Идём же скорее, это совсем рядом. Может быть, тебя ищут, да и хотелось бы знать, кто ты есть на самом деле.
Ангел кивнула.
— Идём!
Лерка с тоской смотрела в окно, на то, как в доме напротив зажигаются окна, через некоторые даже видно новогодние ёлки и столы, накрытые для семейного празднования рождества. Зависть тронула её и без того ноющую душу, разъедая как кислотой остатки равновесия.
«Ну, вот... Встречаю рождество одна. Спасибо, тебе, дорогая!»
Замечательно, разговариваю сама с собой. Может, ещё спорить с собой скоро начну? И всё почему? Потому, что спорить теперь больше не с кем. Выгнала к чёртовой бабушке!
А ведь как красиво его вещи с лестницы да из окна летели! Шляпа так вообще планировала как НЛО. Оторваться не могла, любовалась!
Это его враньё вечное, «партизанские игры», сколько терпеть можно было? Пусть спасибо скажет, что самого в чемодан не запихала.
Экая «стервь» стала, сама себе дивлюсь... Кого ещё после него к себе подпущу? Просто даже не знаю.
И вообще, ложусь-ка я спать! Вот! Пусть это рождество само по себе катится. Мне-то что?»
Лерка шлёпнулась на кровать, натянула на себя плед и закрыла глаза.
«Сплю!»
Но неожиданно позвонили в дверь.
Она вздрогнула.
«Ну вот! Ещё и поспать не дадут!»
Хмурая, она открыла дверь.
Перед ней стояли какой-то парень и девушка с прицепленными крыльями.
«Вот принесло же их!»
— Что вам надо? — холодно спросила она.
Парень легонько пихнул крылатую девушку в бок. Та замялась и попыталась спрятаться за его спину. Тогда он заговорил сам.
— Простите, это, случайно, не Звёздный проспект, дом семь, квартира три?
— Да, это Звёздный проспект, дом семь, квартира три! — раздражённо ответила Лерка.
— Может, вы тогда случайно знаете её? — И парень кивнул в сторону своей спутницы. Та выглянула из-за его спины и с сомнением посмотрела на Лерку.
Та оглядела её и ответила.
— Первый раз вижу!
Парень тяжело вздохнул.
— Кажется, нам не повезло. — У девушки лицо вытянулось и задрожали губы.
Лерка, которой, собственно, спешить было некуда, поинтересовалась.
— А что, собственно, случилось? Да вы заходите. Не стоять же на площадке!
И снова сидели Андрюшка с Ангелом на диване, только теперь их уже было трое. И рассказывал он, а Ангел болталась под потолком, задевая хрустальные подвески люстры.
Лерка несколько раз вскакивала с дивана. Потом садилась обратно. Кажется, сейчас она могла поверить в любое чудо! Только бы заполнить эту пустоту в сердце, только бы не кололись льдинки.
Ангел, сделала круг по комнате и вдруг, опустившись рядом с Леркой, взяла её за руки и посмотрела в глаза.
— Я чувствую, что тебе больно! — внезапно сказала она. У тебя болит вот тут! — Ангел коснулась Леркиной груди.
Потом она повернулась к Андрею и положила другую ладонь на его грудь.
— Знаешь, у тебя — то же самое. Пустота и горечь.
Андрей, до этого рассуждавший на тему адресов и заблудившихся ангелов, замолчал и внимательно посмотрел на Лерку.
Та смущённо смотрела на него. Ангел так просто сказала о том, что было в её мыслях...
— Как хорошо, что вы пришли!.. Как хорошо, что мы ошиблись адресом! — неожиданно заговорили они хором. Потом так же дружно осеклись.
— А давайте праздновать рождество? — вдруг предложила Лерка. — У меня есть бутылка «Мартини»! И куча всяких салатов... — Сказала и смутилась.
Но Андрей поддержал её.
— Это было бы просто замечательно! А то ведь лично я хотел добраться до дому и залечь спать. Если бы не она, — он кивнул в сторону Ангела, — я бы так и сделал.
— И я бы тоже уже третьи сны видела, — кивнула Лерка.
Они вместе ушли на кухню и стали чем-то греметь, позвякивать и шуршать.
А Ангел села в кресло и стала смотреть в окно на то, как мерцают в небе звёзды.
Вскоре Лерка с Андреем гордо вкатили в комнату столик на колёсах, плотно заставленный всякой едой и бокалами. Лерка зажгла свечи, а Андрей разлил по бокалам «мартини».
И хотя они видели друг друга первый раз в жизни и знакомы были всего пару часов, но им обоим казалось, что они вместе уже тысячу лет и знают друг о друге всё.
Они говорили и говорили, не в силах остановиться хотя бы на минуту. Ангел же тихо задремала в кресле.
Сколько прошло времени, никто не заметил. Настенные часы снова отмеряли секунды, минуты и часы как положено.
— Что же нам делать с ней? — внезапно опомнился Андрей.
Они с Леркой дружно обернулись и посмотрели на спящую Ангела. Во сне она казалась такой хрупкой и беззащитной...
— Подожди, а почему вы пришли по этому адресу? — спросила Лерка.
Андрей объяснил про Звёздный проспект, про цифры семь и три.
— Но почему ты решил, что дом седьмой и квартира — третья, а не наоборот? — спросила Лерка.
— Слушай, а правда, почему я так решил? Ведь правда...
Ангел подняла голову, прислушиваясь.
— Вы оба совершенно правы! Я сейчас спала и видела во сне, как вылетаю из окна, а мне вслед кричит серый кот!
— Кот?! — хором воскликнули Андрей и Лерка.
— Ну да... Кот. А что?
— Коты не разговаривают, — ответил Андрей.
— А ангелов не бывает. Не так ли? — улыбнулась Ангел.
— Я думаю, что единственный способ проверить всё это — пойти по другому адресу! — сказал Лерка.
— Так идём те же! — воскликнула Ангел и ринулась к двери.
Профессор Солнечный бестолково метался по дому, в поисках своего творения, периодически останавливаясь, чтобы вырвать очередной клок волос из своей спутанной шевелюры. Кое-где у него уже светились проплешины.
За ним осторожно следовал Арсений. Кот прекрасно понимал, что он очень сильно виноват и что лучше помалкивать, не выдавая своего нового навыка в разговорной речи. Ведь хозяин его явно не погладит по головке за совершённое.
— Моё изобретение! Единственное в мире! Я трудился над ним годы! Оно было совершенством! Оно пропало! Всё пропало... — вопил учёный.
Он упал на диван без сил, хватаясь за сердце, затем снова вскочил и продолжил блуждание по помещению.
Арсению стало совсем нехорошо.
«Из-за какой-то банки сгущёнки», — думал он, — «я угробил изобретение своего хозяина»—
Коту уже чудилось, как он напоследок кусает бутерброд, а затем понуро идёт к двери, чтобы исполнить назначенное самому себе наказание: вечное изгнание из дома. И от жалости к самому себе Арсений начал тихо подвывать.
В дверь позвонили. Поскольку профессор в это время носился по лаборатории, в последних остатках надежды заглядывая под плинтусы и стулья, Арсению пришлось открывать самому.
Слизывая с усов солёные слёзы, он нажал ручку двери.
— Здравствуйте... — только и произнёс он, обомлев, потому, что перед ним стояла Ангел — то самое существо из лаборатории.
Двое, которые стояли рядом с ней, тоже выглядели удивлёнными: судя по открытым ртам и выпученным глазам.
Ангел наклонилась и взяла Арсения на руки. Кот заурчал, ласкаясь, что было, в общем-то, ему очень даже свойственно.
Из лаборатории выглянул Солнечный. С диким воплем кинулся он к Ангелу: той пришлось даже отскочить, иначе он бы сбил её с ног.
— Моё изобретение!!! Как оно к вам попало? — загремел учёный на Андрея с Леркой.
И тогда им пришлось рассказать всё, как было. Неожиданно свою лепту внёс кот. Поняв, что сильная гроза уже миновала, Арсений заговорил. Правда, почему-то Изобретателя это нисколько не удивило.
Но потом все потребовали от него рассказа о том, кто же, всё-таки, Ангел.
Профессор Солнечный замялся...
— Видите ли — Это очень сложно объяснить... Но у меня с детства была такая мечта: увидеть настоящего ангела. Мне рассказывали, что в рождество они спускаются на землю и творят всякие чудеса. Я видел ангелов во сне... Они были такими чудесными... Мне в душу навсегда врезались эти ясные глаза, эта нежная улыбка. В них была и печаль, и надежда. Они были созданы для того, чтобы спасать от беды, нести тепло и свет.
Потом я вырос и понял, что такого не происходит на самом деле. Тогда я решил, что создам чудо своими руками!
Я трудился многие годы. Иногда мне казалось, что я грежу наяву: когда её облик стал появляться перед моими глазами. Иногда мне казалось, что я сошёл с ума, а иногда — что близок к чуду.
И вот, однажды я понял, что держу её руку в своих руках, что передо мною спит ангел. Я так хотел, чтобы она проснулась, но так боялся этого! Я даже толком не знаю, создал ли я её (он кивнул в сторону Ангела) или она сама спустилась с небес ко мне... Боюсь, что и она на этот вопрос не сможет толком ответить. Но, согласитесь, она прекрасна!
— Да, она удивительная, — сказала Лерка. — Она действительно может совершать чудеса. — И взяла за руку Андрея.
— Она — самый настоящий ангел! — сказал Андрей и обнял Лерку.
— Я на цыпочках вышел из дверей. А тут как раз Арсений мне бутербродов принёс. И мне подумалось, что, может, если я отлучусь и сделаю что-то обыденное, мне станет проще. Правда, когда я вернулся, мне не только не стало проще — мне стало совсем худо, ведь её нигде не было!
— Тогда я подумал, что сошёл с ума. И, вероятно, уверился бы в этом, если бы не обнаружил на подоконнике вот это пёрышко. — Профессор достал из кармана брюк смятое белое перо и показал всем.
— Это удержало меня на пороге безумия. Я, конечно, не догадался расспросить Арсения. И совершенно напрасно: тогда я не обратил внимания на то, с каким видом выскочил он из лаборатории. Я ведь точно знаю, что хвост он поджал не из-за съеденной банки сгущёнки, этого ему никто никогда не запрещал. Мне следовало догадаться, что тут что-то иное!
Арсений прижал уши и спрятался за Ангела.
Но Солнечный вовсе не собирался ругать кота.
— Кто знает, чем бы обернулось это чудо, не вмешайся рука судьбы в виде этого серого создания в научный процесс! Как я вижу, Ангел не только спаслась сама, но смогла на самом деле совершить какое-то чудо! Я вижу его отблеск на ваших лицах! — сказал он с улыбкой, глядя на Андрея и Лерку.
— Самым большим чудом было то, что она справилась с консервным ножом. И вообще, почему мне до сих пор не дали сгущёнки! — вякнул из под стола Арсений, загубив на корню всю торжественность момента.
Пустыня — не место для неженок. Днём здесь нещадно палит солнце, а ночью властвует леденящий холод. Миллиарды, нет, триллионы песчинок перебираются с места на место, гонимые Пустынным Ветром. Он постоянно сооружает из них барханы, возрождая и стирая их, отчего лицо Пустыни одновременно меняется, но, тем не менее, остаётся прежним.
Ветер обжигает своим сухим дыханием всё живое, что попадается на пути: его всегда мучает жажда и он припадает к любой капельке влаги, унося её на своих растрескавшихся губах. Жители барханов должны быть проворными, чтобы успеть ухватить свой шанс на выживание и ускользнуть от раздражённого Пустынного Ветра.
Он злится и носится по пустыне, пиная клубки из сухой колючей травы, поднимая к небу крошечные песчинки и подвывая. За его дикой пляской наблюдают только пустынные змеи и ящерицы, спешно пересекающие барханы.
Ему так хочется пить! Он бы выжал воду из песка, если б она там была, но если тут и есть вода, то она находится очень глубоко под землёй, а ветер не умеет копать, он умеет только дуть, и он дует изо всех сил! Но это, увы, не помогает. Тогда он принимается корчевать сухую растительность, но и она не богата драгоценной влагой. И Ветер в который раз пытается удрать из осточертевшей Пустыни, но она так велика, так бесконечна, что на половине или, может быть, даже, на четверти пути он ослабевает и падает на жгучий песок. И только подлые миражи дразнят его призрачными обещаниями прохлады...
Так путешествует он по Пустыне, не будучи даже уверенным в том, что не проходит одни и те же места... И вот, однажды Ветер наткнулся в своих поисках на крошечный оазис.
Он увидел зелёную траву и в её глубине брильянтом сверкающую воду! Много воды, целое Озеро!
Ветер сначала подкрадывался к нему, боясь, что это — мираж и всё сейчас исчезнет, но это чудо не исчезало, и он, ускоряясь, понёсся к воде и со всего размаха нырнул в спасительную глубину, рассекая водную гладь.
И Озеро отозвалось испуганным всплеском, похожим на вскрик. А Ветер взбил зеркало воды в сверкающие брызги и Озеро засмеялось ему серебристым смехом.
Их диалог продолжался вечность или, может быть, час... Ветер, освежившись, бросился на мягкую, шелковистую траву, а Озеро улыбалось ему из берегов. Им уже обоим казалось, что раньше жизнь была лишь сном, что сейчас они очнулись и почувствовали её пульсацию, и теперь им невозможно разлучиться надолго...
Ветер засыпал по ночам возле Озера и оно баюкало его своим нежным шёпотом. А днём Ветер щекотал его гладь, заставляя сбегаться весёлые морщинки смеха, и пугая крошечных рыбок. И эта игра им долго не надоедала.
Но Ветер — он же должен быть вольным, ни к чему не привязанным. И вскоре он заскучал по своим барханам, по шороху песчинок и изогнутым змеиным следам. Он бросал тоскливые взгляды на золотистую кромку, огибающую оазис и тихонько вздыхал.
Озеро, видя, как Ветер грустит, нежно плескало волной, зовя его окунуться или побродить по камышам, но тот задумчиво лежал возле воды, зачерпывая её и выливая обратно.
Ах, если б можно было унести с собой Озеро! Он мог бы показать ему Пустыню, и то, как он возводит из песка причудливые башни, и скользящих, будто плывущих по его глади змей и лёгких ящерок.
И Ветер стал рассказывать Озеру о своём пустынном мире, нашёптывая сказки бесплодных земель... И Озеро внимало ему со всем интересом существа, прикованного на всю жизнь к одному месту.
— Летим со мною, Озеро! Я заберу тебя с собой. А если ты устанешь, я опущу тебя обратно, на землю... — убеждал его Пустынный Ветер.
Озеро колебалось и сомневалось.
— Разве это возможно?
— Я подниму тебя к небу и понесу над Пустыней! — вновь обещал Ветер. И Озеро, боясь, что однажды Ветер просто улетит и не найдёт потом к нему обратной дороги, согласилось.
И тогда Ветер взметнулся ввысь, закрутился в волчок и увлёк за собой Озеро, всё, до капельки! Вместе с водой в смерч ввинтились рыбки и водоросли, даже ракушки и камушки. И Ветер понёсся прочь.
Озеро, разместившись внутри Ветра, только всплёскивало иногда прозрачными руками, изумляясь тому, что проплывало под ними. А Ветер, воодушевлённый, нёсся над Пустыней, которая встретила его своим жаром.
Солнце здесь не было таким ласковым, как в оазисе: не было веток деревьев, которые дарили бы тень, песок не сдерживался травой. Оно, завидев Ветер, устремило к нему свои палящие лучи. И ненароком обожгло Озеро. Перламутровые капельки, собранные ветром в нитки сверкающих бус внезапно стали рассыпаться. Озеро проливалось над Пустыней дождём.
Ветер пытался ухватить его в свои ладони, но вода утекала сквозь его пальцы. Ускользали рыбки и водоросли. А Озеро, испуганно глядя в глаза Ветру, таяло, испарялось, исчезало.
И вскоре Ветер обнаружил, что у него в руках больше ничего нет: Пустыня отобрала у него Озеро, жадно впитав упавшие на пески капли...
Он яростно бросился на неё, пытаясь убить за отнятое любимое Озеро, но он был бессилен перед всепоглощающей пустотой.
С тех пор он, замкнутый и угрюмый, бродил по тем местам, натыкаясь то на рыбьи косточки, доставшиеся змеям, то на сухие водоросли, то на мёртвые ракушки. А вот самого Озера уже больше нигде и никогда не было...
Правда то, али небывальщина, да случилась раз в деревне нашей такая катавасия, что враз и не разберёшь: брешут, али правду толкуют...
Деревенька-то у нас тихая, а народ добродушный: вслед редко, кто из мужиков сплюнет. Ну, только что, бабы... Те, известно, зыркнут, особо ежели из городских девиц какая по деревне пройдётся. Тут уж, сами знаете, кости на ходу перемоют, чисто начисто. А так, незлобливые все.
Да только жил у нас один мужичонка. Собой: не сказать, шоб красавец, скорее из плюгавеньких. В прошлом он физику в местной школе преподавал, дитям про поля магнитные, да про дуги электрические тёр.
Но, вот незадача, собрал он транзистор шибко мудрёный какой-то, да стал эфиры разных стран ловить. Ну, нарвался на голос Америки, да и загрустил. А у нас в деревне, сами знаете: загрустил, значит, запил. Так и спился наш физик. С работы его, само собой, выперли, и пристроился он работать сторожем при коровнике. Коровам всё законы свои физические да формулы доказывал. Нет-нет, а иной раз у тех от его задачек молоко прямо в титьках скисало.
Уж до чего зануден был — страх! Доярки от него только что не вешались. Коровам-то куды деваться? А те его сторонкой всё обходили.
Вот тот мужичонка-то, однажды до###лся до телеграфного столба.
А чего, спрашивается, до###лся? Стоял себе столбик у дороги, никому не мешал. Так нет же... Кажный вечер Энштейн наш стал приходить к нему, до до###ваться.
— Чо, — грит, — стоишь, дура деревянная? Толку от тебя самого по себе — нуль повдуль! Что ты без электричества? Так, палка дурацкая, с занозами!
Вот, таким вот кандыбобером и стоял он перед столбом, речи свои толкал. А то, бывало, штаны спустит, и того... давай на нём струёй восьмёрки выписывать...
Бабы-то когда наши мимо шли, всё головами качали: не к добру это, ежели до всего до###ваться. А Семёновна, та из староверок вообще, сильно на алкаша нашего сердилась. Они ж, староверы, совсем непьющие, а кто зелье это стаканами почём зря глушит, тех вообще за людей не считают. Так она, ежели мимо идёт, дык коромыслом облизательно ненароком двинет, штаны-то учёному-недокопчёному обольёт.
А тот тока матюгнётся, да и снова к столбу, знать, до###вается.
Да тока ведь столб, он же тоже ж не железный был. Видать, душа в ём жила тонкая, ранимая. Терпел, терпел столбик все эти издевательства, да как однажды возмутится!
— Что ж ты, — грит, — супостат хренов, бранишь меня почём зря? Я ж тебе, барану тугорогому свет в халупу веду! Шоб тебя, — грит, поганца, молнией шибануло!
Ну, молнией не молнией, а удар мужичонку-то долбанул... Как стоял он, так и оземь грохнулся. Допился, думает, до белочки.
Так и не оправился после того случая. Всё заговаривался. Но шоб со столбами ругаться?! Ни-ни! Попритих малёх.
Вот вы не верите. Брешешь, говорите, старый пень? А я вам так скажу. До###ваться до всего что ни попадя — так и столб однажды ответит... Да так, что мало не покажется.
Так-то...