Жернова жестокости смололи Многие сознанья в пыль. Завитки, оттенки каждой боли В мире адском созидают быль. Сколь ветхозаветные суровы Люди? — покалечить? Просто шаг Логики, когда не слышно слово Высоты, и каменна душа. Казни древнего Египта — дебри Ярой изощрённости страшны. Крокодилам пиршество — и денный Свет погас. И жизнь в тонах вины. Как в средневековье собирали Казни толпы! Разудал палач. Кости под ударами трещали, В облако — тягуч — сгущался плач. …пацаны на пустыре гоняют Котиком в футбол. И хохот лют. Ржут — и преступленье совершают. По жестокости века текут. Да, текут — жестокость обмелела: Не идём на казни поглядеть. Жернова жестокости умело Свет разрушит, и отменит смерть! Или я иллюзии заложник? Но растём духовно — хоть чуть-чуть. В ангелов развиться невозможно, Световую хоть бы вызнать суть. |
День скатывается к обрыву Потьмы, и не восстановить, Что в нём бы уподобил диву, И что придётся позабыть. Окошки вместо звёзд мерцают, А звёзд не видишь в темноте. Из жизни смыслы вытекают. Когда не веришь высоте. |
Плоть свою убеляли — Корень свой отсекали, Отъединялись от Морока сладострастья. Дух был им высшей властью. Рьяно раденье идёт. В круг становились, белея, Пели экстазно. Идея Жизни проста. Дух святой окрыляет, В высоту поднимает И к себе приближает Неземная его красота. Скопцы — всегда скопидомы. Небесные манят дома, Но ссудная касса важна. Бабьи лица желтели. Кривая правда на деле Вышла. Кривая…скудна. |
В манежике рыдал ребёнок, Муж бабу за бутылку бил — Бутылку вылила! — вопил. Жена шипела — Сам подонок. Квадратный жлоб. Квадратна жизнь. Сереет небо безответно. Как будто жизнь есть форма лжи, И нету в ней любви и света. |
Стул смерти. Стул. Всего-то стул. И подсоединённый провод. И в отвращенье мысли тонут И в ужасе — не то сутул Наш мир? Убог и кривобок. Е проклято изобретенье И не разбито. Долгий срок Его используют. И тени Убитых навестят навряд Хоть палачей, хоть грешных судей. Цель человеческая — сад, Да в том саду не скоро будем. |
Полезно всё, что очищает, а вредно то, что загрязняет. Жаль только истина сия не стала нормой бытия. |
Инквизиторы бывали злые, Были — верой, как огнём горели, Но других пытали, и кривые Мысли их сознаньями владели. Инквизиция, чернея, палец В тело яви упирала мощно. На костёр влеком весёлый парень, И старик влеком — патлатый, тощий. Зёрна инквизиции — представишь — Прорастают повсеместно, тихо — Глупостью когда усердно славишь И жестокостью пустое лихо. |
Сидит неделями без дела. Навряд ли вспоминает он Людей, повешенных умело, Как требовал того закон. Ту государственную службу Он исполняет много лет. И не узнал любовь и дружбу, Раз убивать решил за хлеб. Уже ему неинтересно, Что жертва чувствует его, Поскольку сам он, если честно, Не ощущает ничего. Путь палача — презренье прочих. Прочней верёвки вещи нет. Электростул, коль обесточен — Вполне обыденный предмет. А с обесточенной душою Как можно жить? И жизнь одна. Большое зло иль небольшое — Судьба, лишённая зерна? |
Столбы твои сто тысяч раз Черневшие на фоне неба Ни в чём не вразумили нас. Ну как? Повешение небыль Теперь — так не казнят теперь! Чернели виселицы люто. Ворона, хищная как зверь — Кого клевать ей абсолютно Равно — преступника иль нет… Чернели виселицы страшно, Собой пороча данный свет — Грядущий, нынешний, вчерашний… Вот виселицы на снегу, Царь едет между ними дикий — Уже воздать сумел врагу! Я — он уверен — царь великий. Да, виселица, ты из нас — Из человечества — клоками Выдёргивала тыщи раз — Кого — уже не помнит сами. Чернели гладкие столбы Эмблемой человечьей злобы. Единой нет у всех судьбы — У человечества… ещё бы… |
Головы скользкие — все в крови — В корзине, с ножа гильотины стекает Струйка новая, и о любви Никто не вспомнит. И не страдает. На электростуле мяса кусок Будет поджарен, мясо — не боле. Жертвы жестокости. Закон жесток, Как император — мол, всё в личной воле. Жесток закон… Гогочут, пьют Палачи. Человечины горы мёртвой. Ежели ничего не изменится тут, На земле — станет от крови мокрой. |
Столб посреди дороги — Пьян ты — и вот итоги: Путаешься с дорогой. Со столбом повстречался. Столб — он единорогий, В небо впечатался. А люди-столбы бывают — Не сдвинешь: не понимают Сути движения… Ах, Лунный свет обтекает Столб, он его купает. Столб одинок, что страх. Страх — равно смерть — одиноки. Разные знаю дороги. Столб из бетона бел. Череп луны желтеет. Если кто ночью смел — День одолеть сумеет. |
Каменные дебри тюрем, Лабиринты коридоров. Корешу скажи — Закурим! И не надо разговоров. Исторические недра Жизни тюрьмы представляют. О, жестокость больно щедро Тратит силы. Силы тают. Тауэр на фоне неба, Иль Бастилии громада. Иль Кресты — где мало хлеба Будешь получать. Так надо. Тюрьмы — часть процесса жизни: Искривлённого процесса. -Каша с мясом — это жирно! И дрожит под глазом жилка У смотрящего у Беса. |
Гамлет Выготского подлинный. Выготский Гамлета понял и — Сколь поняли мы его — Истолкованного вот так? Не образ — скорее знак. Более ничего. Как — ничего нет боле, Ежели сгустком боли Гамлета чувствую я? Вторженьями и расколами В жизнь свою невесёлую — Переполненную глаголами… Источник забыл бытия. Бог — сей источник… О Боге Должен помнить, — дороги Одолевая — всегда. Ибо — как боль зубная — Как Максим Исповедник писал — Бог должен в тебе всегда и Быть ощущеньем — а мал Ты для того ощущенья. …Гамлет среди зеркал. Пёстрые отраженья — Гамлет — чего ты ждал? Мы все — отражения сути. Гамлет, не обессудьте — Выготский истолковал Вас — хотя невозможно. …ежели жил я ложно. Кем же в посмертье стал? |
Двор пыльный, серый — как тоска, И вместе плоский, что доска. Котёночек идёт пушистый. Вон три шпанистых пацана. — Сдурел ты, Мак? — Пошёл ты на… Макаров парень мускулистый. — Гля, зверь! — А ну-ка им — в футбол! И поддаёт котёнка — Гол, — Хохочет, рот щербатый пялит. — Не, гола нет, — другой удар. Пищит котёнок. — Наподдал И третий, тоже зубы скалит. Забит котёнок, весь в крови. — Ну что, по пиву? не криви Пасть, корешок, на водку нету. Двор пыльный, серый, как тоска. По жизни хряснула доска, И не расколешь доску эту. |
Психозов от и от мечтаний, Которых не умеешь без Поможет музыка сияний, Поможет музыка небес. Коль слышать оную умеешь, Яснее станет что почём. И в суть реальности поверишь, Оставив мысль — ты обречён. |