|
Город ветхий, в городе баланс Жизни и у каждого есть шанс Сыто есть и мягко-мягко спать. Город — бюргерская благодать. Некогда учёные - стремясь Жизни суть познать — порвали связь С жизнью ради пищи тут, у нас, А важней всего такая связь. Некогда поэты пили сок Из народных тем, народных строк. И решили жители - пускай Нам горшок устроит сытный рай. То есть — возведём его на трон. Проявил себя: учёных он Повелел сварить — их не резон Слушать, и поэтов и т. п. Под горшком уютно жить тебе? Мне и всем. И штат его велик — Всяк сановник уяснил язык Мрачного, тяжёлого горшка. Власть его — как сытая тоска. Есть, варить и спать — горшка закон, Каждый в тело сытости влюблён. Сытость — как богиня нам дана — Толстая и сонная она. Выделен горшку большой дворец. Там паркеты всюду цвета грец- ких орехов, комнат масса, проч. Сколь от роскоши бывает прок? У горшка постельничих пять штук — В десять обихаживают рук. Личный врач — он пользует горшок, Чтобы оный князь не занемог. Князь-горшок, и граф, и наш отец — Нас от мудрости избавил наконец, От поэтов, музыкантов, проч. Нечисть мысли! — Вы б отдали дочь За…ну хоть философа? — О нет, Забывает часто про обед. Вдруг — не то, не так — и треснул наш Князь, отец, — и у врача мандраж, Мёртв горшок (а был, ответьте, жив?)… Но при нём ветвленье перспектив Знали мы, как завтрак и обед. Из дворца нам сообщают бред — Умер наш отец, почил горшок. Архивариуса хватит шок. Нумизмат рыдает, и в пивной Потрясенье. И хозяйки вой — Как же мы? И как же без тебя? Бородёнку дядя теребя, Говорит племяннику: Каюк. И молочник дал специально круг, Чтоб услышать объявленье из Окон — умер наш отец! Карниз Вздрагивает… Скорбь. Сплошная скорбь. Как ход жизни невозможно скор. Что ж — опять поэты к нам попрут, Композиторов с собою приведут? И философы полезут к нам… Мать предчувствует избыток драм, Дочь — дебела и пастозна — в плач. А мальчишки, глянь, гоняют мяч. Жизнь сама не верит в бред горшков, В нашу глупость, в наш набор грехов. |