|
Валуны, меж ними — кирпичи, Стены соловецкие замшели, Плисовые мхи… И на пределе Места эманации. Лучи. Ощутишь лучи тугих веков — Гроздь времён былых набухла силой. Для монахов было перспективой Постижение сакральных слов. Ладили, упорны, монастырь, И сердца молитвой замыкали. Чтоб небесную постигнуть ширь, Многие отринутся детали. А в тюрьме посаженный на цепь Морок заточенья постигает. Жизнь, в которой шаровая крепь, Чем ещё, зверея, испугает? Силы есть — не зримо — вещество. А воды великое мерцанье Вечности покажет торжество, К ней же сокращая расстоянье. Стены высоки, причём — весьма. Серый камень, плисовая зелень. Скудная, не быстрая весна. Небосвод по сути беспределен. Если корень небосвода в нас — Как удостовериться в обратном? Осень листья отрясает в час Жизни, что представлен безвозвратным. Вот визит Петра. И гневен царь, И в монастыре грешивший пьянством. Тайны жизни не упрятать в ларь. Не шути с царёвым окаянством! Если солнце плахою черно, Значит Апокалипсиса время. Если страстью новой зажжено Имя жизни, старая — как бремя. Стены мхом покрыты, а века Сыпали различнейшие зёрна. Кровь текла, чрезмерно велика. Спятишь, выжив, захохочешь вздорно. Грешники! Звучит монаший глас! Двух последних заживо сжигают. Холод Соловков и по-сейчас Обжигает ум. И дни сгорают. Яма заключенья. И в былом Заключенье каменным бывало. Соловков величье и излом, И огни небесного кристалла. Соловков величье и проран. Мхом покрыты каменные стены. Жаль, история — как сумма ран В нашем уголке вселенной. |