Довольно муторно мне с вами — Стихи мои… грехи мои… Звучали бы колоколами Сверхмощной дантовской любви. А вы взрываетесь, летите, Срываетесь… Я так устал. И что вы от меня хотите — Всю жизнь писал вас — не узнал… |
Брак в Кане Галилейской, где ещё Пока никто бы не поверил чуду. А свадьба пышная весьма — её Кто видел, скажет — Точно не забуду. Вода вином предстанет — и вином Грядущего учения Иисуса. Земным, отменным дадено притом, Приятного — коль свадьба — вкуса. Так, Ветхому на смену Новый дан Завет, так изменяется реальность. И прошлого исправится изъян, И не один. Так зреет эпохальность. |
Зелёная и мягкая трава, И на траве 5 тыщ людей различных. Им важные Иисусовы слова Явлением — из чистых, необычных. Однако людям надо есть. Еда У одного, и мало слишком оной. Поскольку голод для людей — беда, То чудо будет темою законной. Иисус благословляет пять хлебов, Две рыбы —и запас неисчерпаем. И все едят. Извлечь еду из слов Мы не умеем, понимая краем Сознания великие слова, Их силу бесконечную, святую. Сегодня снова, жизнь поняв едва Я — равно все — негоже существую. |
Пиво тянет в цюрихском трактире, Размышляя о грядущих днях. Скоро будут измененья в мире, Он для изменений тех — очаг. Мощный ум — и материализма Обозначены пределы им. Хлёсткий стиль — не выживут трюизмы. Планы — как ввести тугой режим. Цепкая, железная жестокость — Тех повесить, этих расстрелять. Резкость, политическая стойкость. — Вера — счастье всем должно сиять. Да, он стал мечтанья воплощать — и Рай земной без Бога строить зло. Сам в подобном мире был бы счастлив? Взят болезнью адской под крыло. Мавзолей. Тома на книжных полках. Образ высшей сложности — на сто Хватит жизней — истовых и полных. Образ до корней поймёт ли кто? |
…сейчас проходишь мимо морга, Где брёвнами лежат тела. А ты вдруг вспомнишь Сведенборга — Он мудрость принял со стола Небес — и улыбнёшься шутке Своей, хоть сам себе нелеп. В земном недолгом промежутке Пойми, что есть духовный хлеб… Тома могучи Сведенборга — За каждым истин разных гроздь. Ты нити ощутил восторга? Нет, как-то мне не довелось… Бог — всё. И все мы — втуне Бога, Так ощущается порой. Но окна морга смотрят строго — Мол, мало понял ты — герой. Смерть — так назвали мы явленье, Суть коего нам не понять. Дорог заснежено ветвленье, Им синевой дано сиять. Эммануэля Сведенборга Тома — густоты смысла в них. Коль всех приемлют двери морга, Зачем, скажи, ветвится стих? Дом красный — стар он и огромен, В нём соты тысячи квартир. Тот парень наглый, этот — скромен, В любом сокрыт сверхсложный мир. Мир общий — с тонкой подоплёкой, Причины мира скрыты от Сознанья бездною глубокой. Но снежный мне по нраву плод. |
Необъятное моё наследие! Только жизнь моя, как пародия, Как пародия, не то комедия — Хоть по сути не смешливый вроде я. Лабиринты мои и Византия! Разнотравье, и пруды, и речки. И небесная светлая стихия, Где… сколь слышен голос человечий? Закоулки моей провинции Все дворы мои, снежный морок. Ощущение вечной провинности — И всегда, всегда мне за сорок. И ключи мои, двери разные, Морги, хоть в смерть не верю я. Ах, наследие моё несуразное — Человека ли? Ветра? Зверя ли?.. |
Я был душою моря, говорит Христу седобородый Посейдон. А я был дух войны! — И вот летит, Арес — и разъярён, конечно, он. -Ты отменил нас! — Нет, не отменял, - Христос с улыбкой световой речёт. -Вы остаётесь в эпосе — не мал Его весьма густой слововорот. Да, остаются боги… но они Из областей совсем-совсем других, Чем те, что дал Христос — а наши дни Перекорёжили для дел своих. |
Не надоело, д Артаньян Чуть что за шпагу, а? — Так, свинопас, я окаян — Но ты ведь жив едва. Свиней пасти — ну что за жизнь? — Кто для чего рождён. — Мы оба живы безо лжи - Фальшив её закон. Так, будет д Артаньян махать И дальше шпагой — ас. И смысла бытия искать Безвестный свинопас. |