|
Себя, как уголь, в топку книг Перебросал — и что осталось? А ты, сгорев, остался в них — Простых, причудливых, витых — Твоя любовь, тоска и жалость… Не говори, что это малость — Сгореть стихами для других… |
|
Неотвратимы танки, ибо время На оных — наезжает: вы мертвы. А есть хотелось вкусное варенье И дальше — не получится, увы. Неотвратимость этих танков! Вроде Ещё не вечер — что ж уходит свет?.. Надежда вообще в людской природе, Пусть понимаешь, что надежда — бред. Я вижу танки — чёрные, массивны, И поколенья падают под них. И новые встают, живут активно, И борются, судеб слагая стих. Потом их тоже раздавили танки, Неотвратимость коих тяжела. И музыка свои теряет такты, И колет мозг незнания игла. |
|
Монашек-можжевел тропинку Внезапно преградил. Глазок Сверкает волчьей ягоды. Кармину Доверен бересклет, весьма высок. Лес густотою сразу обступает… О чём повествовал сакральный дуб Сорока, лопоча, вам сообщает. Крутые кроны. Веток много — дуг. Иль я гляжу с низины водоёма На воду, где мерцают облака? Вон показалось что-то вроде дома — Так ель разлата, сине-велика. Пружинящие лапы снизу, ими Сокрыт весьма надёжно боровик. Камней замшелых лбы. Уже другими Не будут — не меняется старик. Во мху плутают блёсткие, красивы Жучки, маршруты сложные даны. Звериные ясны ли перспективы? Белеет челюсть. Мох внизу сосны. Лопатка бело-жёлтая. Завалы Камней, и затравел овраг большой. В разрывах крон цветасто заблистало Небесное закатной полосой… Ночная жизнь богата. Барсуками В овраге вырыт целый лабиринт. Куница промелькнёт. Сова с очами Мудрейшими… С утра туман, как бинт Деревья обвивает — впрочем, раны Не мыслятся. Туман сойдёт волной. И письмена коры доносят рвано Что здесь когда-то проходил герой. Погрыз лосиный на ольхе желтеет. Гадюка, свившись, в сон ушла в норе. Медведь грохочет — яростный, умеет Всех напугать — и дело не в игре. Потом медведь уткнётся в муравейник, И слизывая с лапы муравьёв, Столь счастлив, от него довольством веет. А после — вкусный мир боровиков. Лесная сила, и — звучанье леса, Симфонию услышат небеса. Проходят лоси, шаг — что мера веса… И бездной жизни светятся леса. |
|
От борта — и сух щелчок удара, Шар свершает своеродный путь. Есть к игре талант? Подобье дара? Шаровая поединка суть. Как «свояк» положен — загляденье! Как «штаны» двойной разводят путь: Ножницы и циркуль — вдохновенье Подсказало мне сравненье. Жуть! Никаких эпитетов, метафор, Коль азарт гудит в твоей крови. Закрутил. И вот удара автор Горд собой, что там ни говори. (стих чеканить… а зачем? Не стоит! Лучше жизнь в бильярдную загнать! Сухо, точно, суммой траекторий — Суммою путей шаров играть.) А на даче в детстве — и под сливой Под корявой, помню — был бильярд. Я игрок весьма нетерпеливый, Выше мастерства ценил азарт. Мимо, мимо… Зеленеет поле, Желтовато-лаковы шары. Вырос я. Ну да. Того не боле. Более не ведаю игры. Может смерть сама игрок бильярдный? Чище карт, не проще шахмат он — Виртуозный, многовариантный. Я играл со смертью. Помню сон. Если воплощение азарта Вдруг представить? Кий, шары, сукно. Некто удалившийся до завтра. Неизвестно — будет ли оно. |
|
Мешком телесным Себя едва ли внемлешь безднам, Душою — да — Той бездне я хотел бы верить, Где световая мощь, и ей доверить Комок души. Насколько молода? Стал ночью есть — Ужель жратва по сути Определяет явь, перед какой пасует Твой ум? Ты за жратву послаще Продашь ли честь? Страх смерти древен, будто ящер, Жаль, не исчез. Итак, душа — Сколь молода? — Стареет ли от всех обид, что знаешь, И от потерь? Ешь, не спеша. В еде теряешь Вопросы, зверь — Осознавать Себя насколь уютно зверем? Хрипим в амбициях, в болезнях мы потеем, Мокра кровать. Душа комок — Ужель она всего комок дрожащий? Её портрет Мог дать бы сверххудожник настоящий. Такого что ли нет? Стихи, стихи… Испещрена, как ранами бумага, Тщеславья дичь. Свинцовы ядра — их зовут грехи. И самоотречение — отвага Отказа от нелепой чепухи, Опричь Того, что пишешь строчку, По позвоночнику огнём она пройдёт. Залез на кочку, Коль опубликовался — и орёт Поэт. …сейчас вокруг меня ночной сюжет. За окнами два тополя взирают На небо, где зелёная луна, Её лучи из-под воды мерцают, Какая глубина. Внезапный резкий лай Так испугает, будто выстрел. И стих, который вызрел — В душе ли? — край Сегодняшнего, где Всё быстро, всё мелькает, всё кружится, И в завтрашнее прёт Толпой метро. Оснащена страница Стихами, и в небытие пойдёт. Осталось в холодильнике ситро. К земному припадай! — Нет! Надоело! Взыскуя града, ищешь то и дело Изъяны в том, земном, Знакомом. Что отдано столь малым насекомым Едва ль поймём. Едва ль Изменимся, добрее станем Друг к другу мы. И маркетинг и менеджмент - они Порочат, посчитаешь, вертикаль. Иди же на холмы, С которых вид Похлеще, чем с владивостокских сопок. Мы ко гробам от сосок Идём. И путь страшит. Да что же! Неужели жизнь Лишь путь ко смерти? Вот определенье, Чья точность вызывает изумленье — В определенье, верно, окись лжи. Но как, душа, Мне чувствовать тебя, осознавать и дале Твоею силой рваться к вертикали, Что хороша? Ночь из корней Ума вытягивает соки. Все ночи многооки. Вино надежды пей… Прокисло что ль? Младенец далеко ль от смерти, Когда он ближе к тверди, Раз только начал роль? Что ж — не родиться лучше ль? Не может быть, что каждое рожденье — Просто случай! Осмысленность должна сиять Во всём — лучи высоких Миров снабжают участь одиноких Возможностью насущное сказать. И пусть она — Смерть я в виду имею — Страшна — но так сильна Святая световая власть, Что я, смирив себя, сумею К источнику когда-нибудь припасть. |
|
Пейзажи, тени, строки дней — Всё то, что в душу мне легло И стало данностью моей Осмыслить очень не легко. И горькое томило — но Теперь понятно: чтобы свет Яснее стал, и то одно Я чётко понял — смерти нет. |
|
У кого судьба счастливая, У кого стезя печальная. Изначально терпеливая, Печь не ведает отчаянья. Камень твёрд, ему едва ли Пламени занятны речи. Пёстрые огня детали Рассмотри, дружок, под вечер. Печь бела огромным снегом, Цифровым его массивом. Связанная с человеком, Печь велит вам быть счастливым. Ленточки огня резвятся. И оранжевые искры Будто снятся… Будто снятся Детства золотые игры. Золотые игры детства Против косного взросленья. Знаешь ли — тепло ведь средство, Чтоб улучшить настроенье. И пускай стезя печальна, Но чудесно дышит пламя. Жизнь живая! — изначально, Жаль, со смертными брегами. |
|
В полукруглых окошках билеты Продавали на ВДНХ. Пионерское вспомнилось лето, Где воздушная масса легка. А сегодня проходишь бесплатно Ты на выставку — старый, седой. …безвозвратно, ужасно, обратно — Что твердишь? что с твоей головой? |
|
Как интересно закрутил Господь Меня, сгустив меня как творог Из молока в тугую эту плоть, Дав мозг янтарный, хоть порой — как ворог. Опаздываешь — ругань зазвучит В пещере мозга, а потом молитва, Вихры и взрывы множества молитв, Затем ветвленье старого мотива. Как рвёшься ввысь, не представляя высь, Срываясь в быт, средь мелочей плутая. Как жаждешь неба, так слетаешь вниз. И манит вновь надежда золотая. И то и это сгущено в тебе — В душе, в мозгу… И без конца стремишься Постичь свой код — он сложен и т. п. Уйти — не уяснив его — боишься. |
|
Мне тень мерещится в окне — Я дёрнусь. Представляю — Голем. Смешно моментом станет мне, Потом легенды шип уколет. Раввин, проевший горы книг, Нашедший кодовое слово, Сколь возомнивший — Я велик, Раз вызнал самые основы? Я представляю кабинет, Где семисвечия на книгах, Где кот взирает на портрет Кого-то из весьма великих. А вот и стол — на нём лежит Тяжёлый истукан бездвижно. Вот слово силы прозвучит, Но Голему так мало видно. И протоплазма из очей Его недобрая сочится. Силён, огромен… Чей я? Чей? Кто я? и мне к чему стремиться? Какой легенды поворот Сие творенье оправдает? Гордыня, как огонь, цветёт В иных из нас. Провижу дали! И очень многое могу! Встал Голем, разлетелись книги. Тома в моём горят мозгу, Его ж амбиций колют пики. Был Голем устранён — нельзя Явить, чего по сути нету. Кто суть легенды (о, не я!) Поймёт, и суть представит свету? Я Големом тупым порой Зачем живу не понимаю. Свой ум гудящею горой Сближений я воспринимаю. Из глины павший великан Обломками засыпал книги. Свет, свет — как не слететь в проран Потьмы? Но свет молчит великий… |
|
— Я буду, Моцарт, обвинён… — А в чём? — Что отравил тебя. — Ты, друг Сальери? — Да, я… Что будет каждому по вере Мы знаем — что последует потом За смертью — не представим… — Чепуха, Сальери, мы друзья — откуда ж сплетне Подобной взяться, стать витком стиха? — Ах, Моцарт, как узнать свой день последний? Живёшь, живёшь, а дальше — темнота. — Не темнота, а музыки мерцанье. — Ну, выпьем, Моцарт, ибо пустота В бокале хуже предзнаменованья. Я знаю, Моцарт, силу твоего Благого дара, зависти не иму. Я слушаю тебя — и торжество Небесное я представляю… Имя Твоё по сути псевдоним, когда Сам Ангел шлёт подобную музыку. — Та сам талант, Сальери… — Да, да, да, Мелодии ловлю порою рыбку. С тобою не сравнюсь… И оттого Пойдёт и слух, что отравил тебя я. И будет сплетни злое торжество, И не спасёт музыка никакая. — Ну полно, друг Сальери, пустяки, Не верю я в возможность этой сплетни. — А отчего ты, Моцарт, трёшь виски? Скажи — быть может, день живёшь последний? — Ха-ха… кто знает, я давно устал. Я вымотан, ветвисты лабиринты, Какими шёл, и самый путь не мал. Во мне лишь музыкальные инстинкты. — Мне, Моцарт, даже в голову тебя Травить и не пришло бы. — Знаю, знаю. — Но мне дана уродская судьба, Я долго жил — и много понимаю. — Да, друг Сальери, я иду домой. — Прощай, мой Моцарт… Ночь течёт над бездной. Небесный мир едва ли на земной Походит — бесконечно бедный, бедный… |
|
Поймай звезду — смотри их сколько, Возьми сачок, поймай звезду! Но я ребёнок не настолько, Чтоб верить в эту ерунду. А ты ребёнком будь настолько, Чтоб ухватить звезду за хвост. Я не могу. Мне горько, горько, Сей горечью пропитан мозг — И отчего она? Не знаю, Когда я верю в тайный свет, И в то, что не подходит к краю Жизнь даже через грозы бед. Поймай звезду… Великолепна Звезда мечты, звезды любви. Мне от неё доступна ветка. Что ветка! Всю звезду лови. Когда поймаю, что другие Увидят? В темноту смотрю. И звёзды смысла золотые В своём сознании коплю. |
|
Изъятые из лёгкой бездны неба, Мы в ямине простёрты бытия. Я полагаю было легче мне бы, Коль Данте не прочёл душою я. Из ямы предстояло выбираться, Но лестницы не видно в небеса. Те лестницы сокрыты в душах — разве В душе твоей действительность не вся? Не вся, не вся — твердишь в ответ кому-то. Желудок нам важнее стал души. Зеваешь ты, включающий компьютер, Давно забыв большие рубежи… |
|
Ориентиры скособочены. Ослепли все огни. Потьма. Я — в яму скинутый с обочины, Не верю в духа закрома. Когда огни исчезли, как же Идти? Дорога, как вопрос. Духовная томила жажда, Но до ответов не дорос. В себе ищи ориентиры, И восстановится твой путь. Не говори про счастье мира, Коль мира не изведал суть. |
|
За чаем утренним зевает. Блистает боком самовар. Штабс-капитанша вспоминает Штабс-капитана — не был стар. Двор из окошка виден — пыльный, Мальчишки в бабки… Что потом? Вещами дом весьма обильный, Уже некрепкий, старый дом. И персонажем из романа, Уже забытого вполне, Штабс-капитанша без обмана Сегодня подмигнула мне. |
|
В микроскоп, насупив бровь, Смотрит ассистент Углов. Инфузория сурово Тоже смотрит на Углова. |
|
Лохмы снега, кипы на ветвях, Северное нечто за окошком. Бархат ночи, даденный в узлах Кипени. Тем вряд ли огорошен. А на что ты обопрёшься, коль Не на что? Провалы да прораны. Но когда душа сплошная боль, Может быть, стихи взойдут из раны? Индексом опоры обозвал Вечер, то и то перебирая. Книги. Иль молитвы. Больно мал, Чтоб молитва выросла, сияя. За окном чудеснейший пейзаж — Тихий он и умиротворённый. Обопрись на созерцанье — страж Собственной судьбы — неутолённый. |
Вы мастер создавать максимально выразительные картины при крайней сжатости строк. Два-три слова и получается такое, что человек просто видит. Это, конечно, признак большого таланта. И умение пользоваться всеми возможностями русского языка, его динамикой, мужскими рифмами.
Переводить А. Балтина на польский — это вызов для переводчика! Такое ощущал, переводя Солженицына. Только благодаря ему и Вам (и еще Галичу — песни переводить адская работа!) узнал и дооценил богатство русского языка. Он как музыка. А Вам в каждом стихотворении удается превратить, организовать эту музыку в настоящий концерт.
Не часто приходится переводить такие стихи, как Ваши. Я бы их определил так: «Сжатые и богатые».
Михал Ягелло (Польша), переводчик, журналист, краевед (портал «Творческая мастерская», международный альманах «Литературная губерния»)
Стихи в книге принадлежат настоящему поэту, оригинально мыслящему и отлично пишущему, отлично владеющему стихом, внешне как бы не новому, но в действительности новому по мысли.
С. Липкин. Из письма по поводу книги «Неопределённость» (факсимиле письма опубликовано в альманахе «45-я параллель», номер от 11.08.10г)
Вот и у «нашенского» автора Александра Балтина вышел такой буклет — на отличной бумаге, профессионально исполненный. С подборкой небольшой, но дающей достаточно чёткое представление об авторе и его творчестве.
«Литературная газета», №25, 2005г.
«Истоки», вышедшие к 60-летию Победы, мы открыли стихами А. Балтина о войне. Это очень глубинные, глубокие стихи, такими они получились, хотя человек на войне не был...
Г. Рой. Журнал «Юность», №3, 2006
В Вашей книге ощутил живую творческую новизну. В ней есть новое, необычное авторское отношение к пространству и времени, к их влиянию на судьбы людские.
В. Шефнер. Из письма по поводу книги «Тропою волхвов» (факсимиле письма опубликовано в альманахе «45-я параллель», номер от 21.02.2011г.)
Один из самых плодовитых современных литераторов Александр Балтин — автор 25 поэтических книг, более 1000 публикаций в 91 издании разных стран. Печатался и в «ЛГ». При этом его первая и горячая привязанность к поэтическому творчеству не мешает активно работать в прозе, публицистике, драматургии, с переводами. В этом ещё и общественная позиция писателя — быть всему открытым и во всём находить материал для творчества. Достаточно просто посмотреть на содержание книги — и по названию стихотворений понять, насколько широки интересы автора: «Памяти Ч. Милоша», «По мотивам Фроста», «Нумизматика», «Остров Патмос», «Вытрезвитель с утра», «По мотивам «Академии смерти», «Ван Гог», «Игра в Бориса Рыжего опасна...», «Диалог с Гамлетом», «Граффити» и т.д. И потому вся скорбь мира не в состоянии заставить свернуть с раз и навсегда избранного пути.
«Литературная газета», № 27, 2010г.
Лично, по-читательски, мне стихи понравились — тем, что фразы длинные. А стихи короткие. И я был бы рад, если бы Вы продолжали эту умную манеру и дальше.
М. Гаспаров. Из письма (факсимиле письма опубликовано в альманахе «45-я параллель», номер от 11.01.12г.)
Выступая в Уфе, на Конгрессе интеллигенции России, я говорил о молодых поэтах и прозаиках, в которых вижу надежду русской литературы. Среди других имён назвал и Александра Балтина. Сознаю: литературным критикам не в меньшей мере, чем политикам, на роду написано, чтобы сбывались не все их прогнозы будущего. В случае с Александром Балтиным мне, признаюсь откровенно, не хотелось бы ошибиться.
В. Оскоцкий. Журнал «Литературная учёба», № 1, 2002г.
Анна Ахматова, говоря о поэте Евгении Винокурове, заметила: «Поэт хороший, но тайны в нем нет». Утверждение не бесспорное, если учесть, что сама прославленная поэтесса отдавала дань банальностям. Правда, великий чилиец Пабло Неруда как-то сказал: «Без лебедей и заката шедевра не создашь». У двух наших новых постояльцев — новосибирца Ивана Воробьева и москвича Александра Балтина — тайн в стихах предостаточно. Что же касается «лебедей и заката», и других «шедевральных» мелочей, то и тут все на своих местах. Вернее, срывается с места. Куда летит сквозь магнитные бури воробьевская уточка? Бог весть. Почему опрокидывается голубь и «хулиганят стрижи»? И какое дело нам до балтинской пуговки, закатившейся за буфет и угодившей в пыльное сообщество скрепки с прищепкой? Но вот, получается, волнуют нас и уточка, и голубь, и стрижи, и оторвавшаяся пуговка. И мы уже готовы поверить, что в наиматериальнейшем из миров «Воздух, он везде тебе опора, и другая — и не нужна».
Ю. Беликов. Газета «Труд». 2007-08-30
Александр Балтин не играет в словесность, не смотрит на искусство, как на изощрённую интеллектуальную забаву. И не возводит разросшуюся повсеместно бессмыслицу в свой творческий принцип. Знакомство с произведениями Александра убедило меня в том, что человек это незаурядный, мучительно жаждущий узнать и понять окружающий мир...
Л. Лавлинский. Журнал «Литературное обозрение» №1, 1996г.
Александр Балтин — автор почти трех десятков книг стихов, более полутора тысяч газетно-журнальных публикаций, лауреат международных конкурсов, о творчестве которого благожелательно отзывались Семен Липкин, Вадим Шефнер и другие известные поэты, — выпустил новый сборник. Смысл названия книги открывается в первом же — одноименном — стихотворении, объясняющем, что человек есть система или сумма многих величин: «А сумма сумм — вселенной недра,/ И вместе с тем — она сама./ И дух живой откроет щедро/ Нам золотые закрома».
«Независимая газета». НГ-EXLIBRIS. Пять книг недели. Номер от 07.10.10г.
В Рязанском издательстве «Новый современник» на днях вышла в свет очередная книга нашего постоянного автора, члена Союза писателей Москвы, автора 25 поэтических сборников, москвича Александра Балтина. Книга называется «Ночной берег» — стихи и проза. Да, не удивляйтесь — это наш Александр Балтин, талант которого многогранен и неиссякаем!
От имени редакционного коллектива МА «Литературная губерния», от имени наших авторов и читателей сердечно поздравляем вас, Александр, с этой победой, радуемся вместе с вами. Знаем, как cложно нынче издать книгу, поскольку это очень дорогая затея, ещё труднее донести её до читателей. Благо, что есть Интернет — слава создателям! — позволяющий представить ваше творчество не только самарскому, но и международному литературному сообществу, которому вы хорошо знакомы. Напомним, что А. Балтин — автор более 1000 публикаций в 91-м издании России, Украины, Белоруссии, Казахстана, Италии, Польши, Словакии, Германии, Израиля, Эстонии, США, лауреат международных поэтических конкурсов.
В. Клименко — создатель и главный редактор международного альманаха «Литературная губерния».