Татьяна Альминская

ТЫ СЛОВНО ЛЕНТА
ПОЛНОМЕТРАЖНАЯ

* * *

Всё сложилось, как сложилось.
Пусть не шатко и не валко
Жизнь идёт судьбе на милость
Как лошадка вперевалку.

Дом просторный, самый лучший,
Всё как надо, шито-крыто.
Только вот на всякий случай
Я держу окно открытым.

Всё мне кажется, ты вышел
И домой идёшь с трамвая.
Чтоб шаги твои услышать,
Я окно не закрываю.

И боясь себе признаться,
Повторяю поминутно —
Только б мне тебя дождаться,
Только б нам не разминуться.

25.08.07

* * *

Мы с тобой разминулись на самое страшное время.
Оно состоит из открыток и старых названий улиц.
В нём прожили целую жизнь счастливые люди.
На чёрно-белых снимках они одеты по моде,
Стоят, не сутулясь.

Мы с тобой разминулись. Город успел измениться.
Ты всё в тех же дворах так же помнишь себя мальчишкой.
Здесь старуха жила, шла дорога от булочной, ниже —
Вдоль неё к роднику лошадей водили напиться.
Нет, конечно, я знаю наш город таким же.
Я видела в книжках.

Мы с тобой разминулись на самые главные строчки.
Ты успел их сказать, и не сможешь теперь притворяться.
В моё белое платье наряжались другие и всё износили.
Тебе кажется сложным моё просторечье, а мне непосильным —
Твой старославянский.

* * *

Распахнув два крыла над тобою,
Как великая птица небесная,
Я укрою тебя, над землёю
Пронесу как над снежною бездною.

И к судьбе неизбежной ты близко
Так покорно прильнёшь головою
Как к покойной груди материнской.
Будешь знать — два крыла над тобою.

* * *

Моя стратегическая задача —
Выжить, чего бы мне это ни стоило.
Как Маяковского московская кляча
Слёзы сдержать и дойти до стойла.

Где бы мне жизнь — другую, попроще,
С окнами настежь, видом на кладбище...
Поздно себя успокаивать, лошадь.
Хлещут каплищи.

26.05.06

* * *

С.Г.

Твой голос обещает счастье.
Немного пьян, слегка простужен.
Он врёт. Ты сам ему отчасти
Сейчас, конечно, веришь тоже.

Деревья тонут в зное летнем,
И с любопытством смотрят люди,
И, кажется, уже столетье
Ты, запинаясь в междометьях,
Всё повторяешь — счастье будет.

Ни этой верой, ни другой
Нам этой бездны не заполнить.
Но повторяю за тобой
Слова, чтоб лучше их запомнить.

06.06.06

* * *

Ты словно лента полнометражная
С незапоминающимся названием,
Город, в котором у каждого здания
Стомиллионная многоэтажность.

Рядом с тобой не хватает места.
Ты как чердак, где хранят картины.
Даже звонку телефонному тесно
В пустых коридорах твоей квартиры.

Если б только ты мог понять,
Существуя в таком количестве,
Как устала я выбирать
Каждый раз наугад из тысячи.

Разговор
телефонно-трамвайный

На расстояние наложены минуты.
Считаю остановки полусонные.
Трамвай идет сквозь выцветшее утро,
Сквозь паузы молчанья телефонного.

Ты говоришь. На улице зима.
Читаю остановки как стишочки.
Твой голос собирается в слова
Разбегается как ртутные комочки.

Мне нравится их легкая игра —
Склонений, падежей, деепричастий.
Их суть уже почти что неважна,
Я слушаю и полусплю от счастья.

Ты говоришь — от счастья не дышу.
Мелькают остановки как в тумане.
Мне кажется, я вброд перехожу
Твой голос как фарватер в океане.

«Алло! Не слышу! Говори! Алло?!» —
Слова звенят, как волны, рассыпаясь.
И в полусне трамвай идет в депо,
Как пароход, сверкая и качаясь.

* * *

М. Айзенбергу

На вешалке пальто, и люди, мимо
Идущие, невольно задевают
Его за рукава, за полы, — им бы
Пройти посторонясь, — не успевают.

Один спешит в метро, другой — домой,
А третий в ночь, к последнему трамваю.
Пальто молчит, от вешалки давно
Бессильно рукава к земле свисают.

Пальто не помнит шума площадей,
Тепла живого — тлеющую малость.
Старик был стар. Что может быть старей
Того пальто, которое осталось?

* * *

Это солнце — оно всю зиму таилось.
Это ветер — его три месяца было мало.
Это все настроение — мне приснилось
Что-то светлое, я не помню, оно пропало.

Это все — причуды уже не весны, еще не лета.
Я иду, улыбаясь прохожим, деревьям, трамваям.
Я глаза закрываю от счастья, от шума, от света —
И иду наугад по дороге, которой не знаю.

И читаю слова, и из них получаются рифмы.
И тебя вспоминаю, — и, кажется, нет мне дороже.
Это просто оттаяло небо, оттаяли крыши,
Это просто еще одно лето немного похоже.

* * *

Сжимаю в мокрой ладошке
Желанье казаться кошкой,
Свернуться в одно мгновенье
Клубком на твоих коленях,
Холодным носом касаться
Твоих равнодушных пальцев...

И верить, что я немножко
Похожа сейчас на кошку.

* * *

Вы для меня по-прежнему: Тайна.
Вы — для Меня!
Неужели я стала случайной,
Отказываясь от огня?

Неужели я стала прохожей
В толпе, где тысячи глаз?
Неужели я стала похожей
На Вас?

Я теперь не считаю
Ночи и дни.
Слышите, я прощаю Вам
Ваши следы.

Мне же теперь все ветры
Бьют в лицо.
Я потеряла где-то
Ваше кольцо.

Искры глаз влюбленных
Уже не горят.
Я прощаю Вам сто бессонных
Ночей подряд.

Я прощаю Вам сто любивших
И ту, одну.
Я прощаю Ваш взгляд, забывший
Про высоту.

Я целую Вас через летние ливни
Забытых времен.
Помните, я с Вами была счастливей
Всех Ваших жен.

* * *

Я думаю о Вас который час.
Отрывки мыслей, рифмы, междометья, —
Все перепуталось. Я думаю о Вас.
Часы лениво меряют столетье.

Я думаю о Вас. Закат погас.
Дома бесследно растворились в красном.
Я думаю о том, как Вы прекрасны.
Приходит ночь. Я думаю о Вас.

Смотрю, как медленная, бледная луна
Заходит в дом, на краешек окна.
И в сумерках, не открывая глаз, —
Я Вас люблю, — я думаю о Вас.

Письмо к Одиночеству

Мне свет зажигать не хочется,
Посидим в темноте вдвоем.
Почему ты теперь, одиночество,
Не заглядываешь в мой дом?

Без тебя стало пусто и ветрено.
Каждый шорох как гром в ушах.
Я теперь твои письма заветные
Баюкаю на руках.

Я ловлю шаги полусонные,
Голоса за рекой ловлю.
Безбожное, беззаконное,
Я слишком тебя люблю.

И, утром проснувшись, хочется
Услышать, как вдруг за окном
Раскаявшееся одиночество,
Вернувшись, стучится в мой дом.

* * *

Вы помните?
В тот день кончалась встреча.
Случайные прохожие тонули
в огнях и бездорожье.
Падал вечер
На плечи утопающих прохожих.
В тот день кончалась жизнь.
Закат погас,
запутавшись в сетях из новостроек.
Кончалась встреча.
Некуда бросать
внезапно напряженные ладони.
Рояль расстроен.
Вы помните?
Луна тонула в чашках
С остывшим чаем.
Я торопилась на последние трамваи,
тонула в вечере, огнях и бездорожье,
глазах бездонных,
на луну похожих.
Вы помните?

* * *

О, жгите ладони, осенние ветры!
Срывайте одежды с дрожащих деревьев!
Сегодня я снова — сердце поэта,
Я вновь преклоняюсь народным поверьям.

Покорно идя по следам Аарона, —
А знал ли он сам, куда вел, Аарон? —
Босыми ногами на лодку Харона, —
Бросаться с борта с головой в Ахерон.

И вновь захлебнуться, и снова проснуться,
И листья, срываясь, пощады не просят.
...Едва лишь душою к душе прикоснуться,
Смотреть, как и Вы превращаетесь в осень.

* * *

— Простите! — случайно за руку взяв, —
Мы не встречались раньше?
— Думаю, нет, — и, замолчав,
Размеренным шагом — дальше.

А что бы Вам стоило вдруг согласиться
И женских имен череду перебрать,
Найти то единственное, что пригодиться,
Чтоб именем этим меня называть?

А что бы Вам стоило — в мире огромном —
Сказать удивленно: «А-а, помню-помню»,
И я улыбнулась бы: «Мы незнакомы,
Но все-таки... Все-таки Вы меня вспомнили!»

* * *

Сегодня стеклом разбитым,
Осколком былого счастья
Прольется осенним ливнем
По нотным листам ненастья

И ветреной непогоды
Сценарий перечеркнет
Расплакавшейся природы
Пропущенный поворот.

Забытого на прощанье,
Упущенного при встрече,
Несказанного признанья
Несостоявшийся вечер.

За всем этим будет осень,
Круговорот листопадов.
Лишь сердце тихонько просит:
«Не надо, не надо, не надо...»

Кому-то, порвавшему с Евою,
Чьи-то слова шепчу:
«...затем привыканье к левому
Под правой рукой плечу».

«...затем привыканье...» — проще ведь,
Когда каждый день вдвоем.
И все-таки Вы уходите,
Плечи укрыв дождем.

Где тысячи лиц и тысячи
В сентябрь спешащих шагов,
Вы думаете, отыщите
Потерянную любовь?

Вы думаете, забудете
Глаза — среди тысяч глаз?..
...Вы будете мертвым, будете
таким же, как я без Вас.

Прольется осенним ливнем
На рукописи ненастья
Плач, оказавшийся лишним
Осколком былого счастья.

Без тебя

Ветер уносит встречные крики,
Тебе не услышать меня.
Белому небу — белые крылья,
А мне — коня.

Вдаль поскачу от тебя, —
Убегу, убегу!
Грудью — в осколок льда —
На скаку.

Тенью озябших глаз —
В монолит.
Сердце мое без тебя
Не болит.

Дали бы мне коня,
Дали бы даль...
Я бы на том коне
Да в февраль!

Я бы на том коне
Как душа!
Мне без тебя, увы,
Не дышать.

Сердцу — осколком льда —
Тонуть, — не плыть...
Дали бы мне коня,
Стало бы легче жить.

Соперницы

Две кошки.
Две тени, —

черная

с белой!

Два белоснежных,

девственных

тела.

Две куртизанки,

два вечных соблазна.

Две столь похожих,

сколь разных.

Две —

обреченные на ожидание.

Две —

отрешенные от сострадания.

Каждая —

каждому брошенный вызов.

Каждая —

шепотом вызванный призрак.

Каждая —

той, другой! —

не прощенная.

Каждая —

ту! —

никогда не простившая.

Каждой кажется:

«Я —

побежденная,

Та —

победившая...»

Каждой кажется —

жизнь на острове.

Каждая —

в руки хватает острое.

Каждая —

той, другой! —

не встреченная.

Каждая —

каждой! —

первая встречная...

Две —

одиноко летящие птицы.

Два родника,

где водой не напиться.

Две незнакомки,

друг с другом повенчанные,

На нелюбовь обреченные женщины.

* * *

Мой дом такого гостя не встречал!
Еще ничей так голос не звучал:
Он то взлетал, то падал свысока,
Как с горных склонов быстрая река.
Слова его то тенью странно-зыбкой
Скрывались за надменною улыбкой,
То, словно став в молчании смелей,
Они взывали к памяти моей.
И слушая бессвязный мой рассказ,
Он не сводил с меня холодных глаз,
В которых до невидимого дна
Озерная застыла глубина.
В его груди, дышавшей равнодушно,
Украденные им томились души.
В его ладонях, брошенных небрежно,
Неистовая затаилась нежность.
И был он в тайном сговоре со мной.
В нем было все пропитано тоской.
Он весь горел тоски пожаром этим!..
...Такого гостя дом уже не встретит.

* * *

к Крэю

Крэй,

Вы безумны!

Безумство Ваше мне знакомо.
Вы так просты, однообразны, то есть
Так вероломны, так правдоподобны.

Так откровенны в Ваших имитациях.
Как чувственность в кошачьей грации
Ресниц.
Вы ниц
к мои ногам еще не пали?
Что ж, подождем!
Позвольте мне вначале,

Как кошке с мышью, —

с Вами! —

веселиться!

Годиться?

И если бы теперь Вы мне сказали,
Что не хотите этого, едва ли
Я Вам поверю, я отвечу: «Неужели?
Вы с самого начала этого хотели!»

* * *

Две женщины, которым никогда,
Возможно, не пришлось бы повстречаться,
Сидят и вспоминают имена
Богов, к которым надо обращаться.

Две женщины, не поднимая глаз,
Сидят и молча слушают, как вечер
Заходит в окна, завывает ветер
Лениво стрелки отбивают час.

Две женщины, два светлых мирозданья,
Одной любовью связаны навек,
Сидят и слушают его дыханье
И ловят сердца торопливый бег.

И в эту ночь две истовых мольбы
Пронзают тьму ночного небосклона:
«Всесильный Бог! Спаси его от стона,
С которым в ночь уходят от земли!»

* * *

Родниковой воды
Плесни на ладони.
От любой беды
Огради рукою.

От злого сглаза
Придумай слово
И от заразы
Спаси чумного.

Дай на прощанье
Слепому руку.
И от свиданья
Спаси разлуку.

* * *

Играем в прятки.
Раз, два, три.
Я — твоя главная загадка.
Я — это ты.
Сыграем в прятки?

* * *

Как ты красиво говоришь!
Нет слов других таких на свете,
Чтоб были нежные как эти!
Забыв, что ты за них в ответе,
Как ты красиво говоришь!

* * *

В начале Лета,
Как Небо — в Синь,
Вплетать в амулеты
Твои — полынь.

И в волосы ветер
Вплетать, и в сны
Запахи летней
Вплетать травы.

Вплетать в твою нежность
Случайность слов,
И в летнюю свежесть
Вплетать любовь.

Вплести в твое Лето,
Как Небо — в Дождь,
Синюю ленту,
Когда придешь...

* * *

Уже прошло почти два года
С последнего дождя.
И хочет вновь расплакаться природа,
Но знает, что нельзя.

И хочется, укутав плечи в шаль,
Сбежать в тепло от стужи и тоски,
И мимолетную твою печаль
Снимать прикосновением руки.

* * *

Здесь тишины не прерывает
Звон торопящихся трамваев.

Здесь в паутине тишины
Лишь шепот медленный листвы.

Здесь свечи тополей. Их свечи
Закатом жгут осенний вечер.

Здесь тишина. И в тишине
Ты вспоминаешь обо мне.

* * *

Год назад! —

Вечность! —

Вспомните!

Может,

вернетесь?

Вечность мою

похороните?

Как же так вышло,

что стало вдруг холодно?

Может быть,

просто

тоска пронеслась

по городу?

Может,

не вызвать силой

ни ласки, ни жалости?

— Боги же вечны!

— Бог мой!

Умрите, пожалуйста!

* * *

Я поднимаю первый бокал —
За вокзал,
где столько разлук с любимыми,
где жизнь оборачивается могилами,
в бокал новогодний плеснув печаль,
Я пью за февраль!

За встречи!
За Каем выложенное слово «вечность»!
За руки!
За реки!
За все невозможные «милый» —
Несказанные, когда нет сил и,
Может быть, чувства...

Я пью за искусство
врать.
В глаза.
За все несказанное, за
Все последние годы,
Что —
С боем часов забывается имя! —
Проходят — и мимо.
Черт с ними!

* * *

Я сегодня еще не проснулась.
Я б хотела в утро осеннее —
До трамваев — в сонные улицы —
С синей книгой стихов Есенина.

Так бесцельно бродить по городу,
Чтобы, первого встретив прохожего,
Прочитать залетевшие в голову
Наизусть ему строчки Сережины.

Чтобы вместе, еще до трамваев —
Ни имен, ни маршрута не спросим —
Мы стояли бы так и читали
Наизусть наступившую осень.

* * *

Вобравший жар груди твоей
Твой серый томик я листаю, —
Шумит листва календарей
Под шорох медленный трамваев.

И мне мерещится: двоим —
Печальной осени наброски,
И дом, и вечер, и твоим
Дыханием согретый Бродский.

И стрелки медлят на часах,
И взгляд стремится незаметным
Остановиться на руках...
И ждать ответа.

* * *

В.В. Маяковскому

Владимир!
Все волости, все колокольни —
В бесснежье, в раздолье!
В расширье, в распятье!
В раздумье — всех бурь,

всех запястий!

Владимир!
Владеющий миром —

хлебом и солью!

Вольный,

как конь разыгравшийся.

Гимном —

гордым и горним —

гибельным, горьким,

Окна московские настежь,

и крик:

«Маяковский!

Здравствуй!»

Владимир!
Китайской стены величественней —

Имя!

Сам — всех гор огромней! —

А скромный!

Атланты? — сам наравне с ними!
Титаны? — и не таких громили!
Что — пожарища? Что — льдины?
Владимир!

— все и над всем —

Имя!

Плещется море в глазах —

чернь, гарь.

Стан богатырский как сам — бунтарь.
Гром — голоса отголоски.

— Кто говорит?
— Маяковский!

Сколько было до,
Сколько после?
Кто сможет выше?
Кто — возле?
Все — вышли.
Мир тебе, помазанный на царство!
Владимир,

здравствуй!

Мне ответом горит из тьмы
Желтый маяк спины.

* * *

Ты рядом. Вся — огонь и ветреность.
Вся — яд. Вся — молодость. Вся — жар.
Обезоруживающая женственность
Кудрей горящих как пожар.

Вся — легкость. Вся — очарование.
Вся — листопад. Вся — осень. Вся —
Как неизбежность расставанья —
Верна, смиренна и горька.

Тревожны взгляд, изгиб плечей,
Глаз обжигающая дерзость!
Непревзойденность всех ночей —
Вот неизбежность!

Вся — недоступность! Вся — борьба
За первородство.
Из всех богов ни с кем она —
Ни тени сходства.

Вся — клятва верности, затем
Все расстоянья.
Ворвавшаяся в Вифлеем
Ночь покаянья.

Вновь нарушаю все свои
Запреты, данные богам,
Я опускаюсь до земли —
К твоим ногам.

Два коня

У Цветаевой был красный конь.
У меня он был — белым.
У Цветаевой был — огонь.
У меня он был — телом.

Наши кони не ели овес,
Были гордые.
Вы, прошедший пешком сто верст,
Целовали морды им.

Гривы гладили, не боясь
Льда и пламени.
Если б знали Вы, лунный князь,
Кого гладили!

Если б знали Вы, сколько душ
Ими крадено,
Отшатнувшись, Вы, верный муж,
Прочь бежали бы!

Вы зажали б в кулак ладонь,
Но ночами бы
Все Вам снился бы белый конь
В красном пламени.

По двум разным углам веков
Два коня.
Вам, шагающему пешком,
Не понять...

* * *

Адыг! —
И узкой рукою сжимает кадык
Жажда последнего вдоха.
На бесконечность продлившийся миг
Благословения Бога.

Адыг! —
В сильные руки, изгибы плеча —
Руки распяв — без слов! —
Падает — больше, чем горяча:
Раз-го-ря-чен-на-я! — кровь.

Мудростью старца, страстностью сына
Каждая дышит грудь.
В тлеющих углях, в глазах адыга —
Дерзость и грусть.

Адыг! —
Запах пожаров — не запах костров,
Слово — удар кнута!
Дикая лошадь — моя любовь —
Дикого ищет коня.

* * *

Я не знаю Вашего имени,
Но все чаще среди толпы —
Я ищу Ваши плечи сильные,
Взглядом Ваши ловлю черты.

Я не помню Вашего голоса,
Но прислушиваюсь все чутче
В опустевшем вагоне поезда
К разговорам случайных попутчиков.

Я не видела Ваших глаз,
Но когда б оказались рядом,
Непременно узнала б Вас
По одной лишь нежности взгляда.

Так могу я всю жизнь Вас ждать,
Вслед смотреть поездам уходящим.
Мне бы только не растерять
Веру в то, что Вы настоящий.

* * *

Была зима. Был снег. Кружил.
Он усыплял дома. И город
В кружащей белой дымке плыл
К другим заснеженным просторам.

Снег падал. Белая метель
Ложилась песней колыбельной,
Укрыв туманную постель
Трамваев, площадей и елей.

И город плыл. И он дрожал,
Приняв одежд печальный саван.
Снег падал. Снег летел. Лежал, —
Упав сонатой фортепианной.

И плыли в белом огоньки,
Домов далеких очертанья —
И таяли воспоминанья —
Другой заснеженной зимы.

* * *

всем Алексеям

Имя. Так падает камень.
Так гибнут мосты,
Расставаясь. Так пламя
Сжигает листы.

Имя. Так корабли
Дрейфуют, так красться
Надо в ночи, короли —
Так! — лишаются царства!

Имя. Так надо молиться —
Богам и картинам.
Так — непременно! —

когда родится —

Сына.

* * *

Все реже дождь. Все чаще грусть.
И, пледом укрывая плечи,
Я Вам ответить не берусь,
Где скоротаю этот вечер.

Прочь прогоню свою тоску.
Я Вас уже не вспоминаю.
Все реже письма разбираю.
Все меньше душу берегу.

* * *

Тоска парижского бульвара:
Весь день — дожди.
О, драгоценнейший подарок
Моей судьбы!

О, бесконечность сновидений —
Мое бессилье.
Моя мечта о возвращенье
К моей России.

Весь день идут дожди, их звук
Тревожно слушать.
И скоро весь Париж, вздохнув,
Утонет в лужах.

И заблудилась во дворах
Дорога к дому.
Париж как гибнущий корабль
Зовет на помощь.

И, свой Париж окликнув в спину,
Хочу, робея,
Как мать простуженному сыну
Укутать шею.

Вчера — в России, но в дожде —
Уже Париж,
И где осталась я, уже
Не различишь.

Не замечая, что дома
Уже проснулись,
Перебираю имена
Парижских улиц.

* * *

Тебя как руку отняли. Болит
Фантомной болью.
Отражаясь в движущихся
Неоновых огнях
Реклам и вывесок,
Скажу вполголоса:
«Домой!» —
Взъерошив волосы
Одной рукой.

* * *

Нам тесно в городе одном.
Когда ты сходишь на перрон,
Мир поворачивается дном
Вверх, на дыбы встает вагон.

Нам тесно. В улицах, и в тех —
Одних твоих шагов движенья.
Во всех витринах, окнах всех —
Одно твое отображенье.

Нам тесно. Воздухом одним
Дышать не в силах — задыхаюсь.
В трамваях именем твоим
Я остановки называю.

Нам тесно. Номер телефонный
Я набираю с таксофонов.
Я знаю, каждый пес бездомный
Твой запах наизусть запомнил.

И люди ходят как в бреду, —
Им впору — броситься с моста!
Когда уедешь, я начну
Весь город — с чистого листа!

Когда уедешь, стану жить
Намного проще и теплее...
И никому не объяснить,
Как город вдруг осиротеет.

* * *

Я передам тебе привет.
Неловко, словно поневоле,
В минутном с кем-то разговоре
Я передам тебе привет.

Я передам тебе привет,
Едва твое затронув имя,
Легко, случайно и невинно
Я передам тебе привет.

Я передам... И станет биться
Разбуженная в сердце птица,
Забыв разлуку и года, —
Я сильная, — Я передам.

* * *

Мне снился дом с просторною верандой.
Здесь вся родня. На мне твой серый свитер.
И нараспашку окна все открыты.
И воздух пахнет хлебом и лавандой.

Мне двадцать лет. И без оглядки можно
Всю жизнь, перечеркнув, начать сначала.
И сумерки ступают осторожно.
И между нами сказано так мало.

И без кольца ещё твоя рука
Меня за плечи нежно обнимает.
И ветерок, ты видишь, он, качая,
За горизонт уносит облака.

Отец молчит, задумчивый и мудрый.
Мать разливает чай горячий в кружки.
Всё ярче свет, всё торопливей утро.
Всё холодней от слёз моя подушка.