Max Wolf Tornado

АЛИСА
(Записки в дорожном блокноте)

НАЧАЛО

Вначале всё было просто... Я ушёл с работы, расстался с любимой девушкой, закончилось лето...

А дальше... появилась ОНА.

Я узнал её «аську» почти случайно, и мы шутливо перебрасывались репликами, когда мне было скучно одному по ночам. Однако я не принял во внимание, что ночь очень коварная субстанция и вот я уже в том же и-нет салоне, что и она... Смотрю во все глаза на девчушку с маленькими заколочками на тёмно-каштановых волосах. «Хм... Нет, Это абсолютно не мой стиль... Нет, она мне совсем не подходит...»

— Алиса, — она назвала своё имя, и посмотрела снизу вверх, взглядом ангела-чемпиона по стрельбе. У меня внутри даже ничего не шелохнулось, только почему-то вспотели ладони. «А-Л-И-С-А» — по буквам проговорил я про себя... Это имя сейчас звучит особенно странно, так как в нашем виртуальном общении до этого, я привык, что она отзывается на «Скади», но «господи... Как она похожа на ту самую Алису из страны чудес...» Я сглотнул комок, который подступил к горлу.

«О, нет... ну это же смешно...» В общем, я был абсолютно уверен, что дальше лёгкого флирта ничего не будет. Да и что вообще может быть между двадцатисемилетним здоровым и злым дядькой и семнадцатилетнем счастливым полуангельским существом, в котором нет даже 160 см роста?

Поэтому ещё более удивительным для меня был факт неожиданного срыва посреди недели, днём, к ней домой...

Комната, в которой она жила, напоминала притон бомжей после милицейского шмона.

— Обычно у нас чисто, просто сегодня я не убиралась. — Ну, ведь общага... Она лежала на животе, на наспех засланной кровати и беспечно болтала в воздухе своими прелестными ножками...

— Да ладно, нет проблем, — проглотив комок, выдавил я из себя. «Аха, чёрта с два, я ненавижу хаос! Моя бывшая регулярно спускала на меня всех собак за мою маниакальную страсть к порядку и чистоте, а значит регулярной уборке в квартире». «Фигня, — пронеслось у меня в голове. — Мне-то что? Не жениться же на ней...» — от последней мысли мне стало смешно, я представил её рядом с собой в загсе и...

— Я рада, что у тебя сегодня хорошее настроение. Куда пойдём? — огромные и невинные глазки лежащего на кровати в соблазнительной позе ангелочка требовали немедленного ответа.

— Ну... есть много мест, Москва большой город... — странно, но мне, МНЕ, прошедшему огни, воды и прочие прелести жизни, включая красивых женщин, не хватило духу ответить этому существу в присущей ранее манере, то есть хлёстко и по хозяйски.

Впрочем, прогулки по вечерней Москве мне всегда нравились;единственное, что меня Терзало — это мысль о том, куда же я всё-таки могу зайти с таким чудом. Я стопроцентно понимал, что в любом из своих излюбленных мест я обязательно встречу знакомых, и я вряд ли смогу им объяснить, что вышагивающее рядом существо — это просто моя подружка, с которой мне почему-то хорошо. Вероятно, все,кто меня знают, увидев её, сразу решат, что у меня разжидились мозги, и я впал в детство. После моих последних «богемных» любовных приключений, Алиса — это был верх экстравагантности.

Но её нисколько не смущало наше бесцельное мотание по Москве, и её голос, как серебряный колокольчик, звенел не переставая.

Несмотря на то, что был ещё октябрь — на улице уже прохладно. Мы наверху Манежной площади, возле перил. Ветер... Огни очень большого и жутко одинокого города расстилались где-то справа от кремлёвской стены, складываясь в замысловатые узоры ночных мотыльков и забытых карнизов. Они переливались и мерцали в свежем воздухе осенней ночи, отдавая нам немного своего рассеянного тепла. Ветер играл в ее волосах, нежно цеплялся за ее и без того короткую курточку, и заискивающе ласкал влажные от воды из фонтана губки. Мы стояли на одной из самых неповторимых точек этого глупого города и дивились его ночной изысканной красоте. Она прервала нашу легкую задумчивость тихим шепотом:

— Макс, а зачем нам отражение неба?

— Как зачем? — мне не хотелось нарушать нашу внутреннюю связь вопросом «О чем ты?» и вместо этого я обнял ее сзади за талию, положив голову ей на плечо.

— Посмотри: там, сверху — звёзды, а внизу — огни. Но выглядят они совсем как звёзды, даже мерцают, похоже, понимаешь?

— Да, а прожектор с кремлёвской башни отсюда — совсем как Луна, только немного больше и неправильней, — я наконец-то уловил поток ее мыслей — и они несли в себе какую-то потаенную прелесть.

— Но зачем нам еще одно небо?

— Не знаю, честно. Но Небо и Земля всегда шли рядом. В начале — хлябь земная и хлябь небесная... Извини, вода, то есть. Будто близнецы. А потом — небо дает дождь — на земле распускаются травы, дает тепло — вырастают плоды и загорают такие поросята как мы, дает звёзды — и недобитые стайки романтиков (получаю локтем под бок) выползают из своих норок аккомпанировать им глазами в ночи... Люди пытались сделать Небо Землей — но ведь даже до колонизации Луны еще не дошло, и как альтернативный (не ночное слово) вариант — Небо на Земле. Ведь если звёзды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?

— Очень нужно. Даже если они на земле... Макс, можно я стану твоей Землей?..

Я развернул ее лицом к себе и посмотрел в глаза. В глубь. На дне еще теплилось отражение звезды.

Вот и наша первая ночь вдвоём... О нет... Я чувствую, как она боится меня и как вибрирует её маленькое трепещущее сердце. Она спала рядом даже не снимая одежды, а я... почему-то счастливый и от этого кажущийся себе невероятным болваном, спал рядом и с обалдением закапывался носом в её маленькую ангельскую спинку (хм... странно, но крыльев я там не обнаружил).

А после...

После была вторая, а затем третья и четвёртая наши ночи вместе. Ну да... ЭТО произошло. Я видел, что она ещё совсем ничего не умеет, и тут она сама перехватила мою мысль:

— Понимаешь, я уже не девушка, но ещё и не женщина... — я тихонько поцеловал её и не дал договорить.

— Не важно, что было, но...

БЛЮЗ

Ну вот, я уже несколько дней не вижу её... Да, мы продолжаем жить в одном городе и даже созваниваемся по несколько раз в день, но почему-то мне этого мало... Я как молитву повторяю её имя, а ночью, ночью, я как сумасшедший лунатик разговариваю вслух с её несуществующей тенью. И эта ночь совсем не исключение.

За окном ночной дождь, все уличные звуки поглотились в одном всеокружающем звуке дождя. В душе торжественная грусть, я думаю о тебе. Звёзд на небе не видно, всё тёмно — серое, дождь завесил мир от меня, но он не в силах порвать серебряные нити моих мыслей, я чувствую рядом с собой твоё дыхание.

Блюз, небесная вода смывает всю грязь, ты в такт звукам дождя сойдёшь с небес ко мне в комнату, что бы стать чистой росой у меня в руках, а не каплями слёз на ресницах.

Ночь. Сна нет. Темнота в комнате становится вдруг прозрачной, ты где-то здесь, я чувствую это, нет, я точно это знаю. Я чувствую тепло твоего тела, я чувствую твоё дыхание возле своего лица. Я держу твои пальцы в своих ладонях и... целую, целую, целую твои ручки. Мы молчим, но это так красноречиво, нам не нужны слова, мы просто живем этими минутами.

Вдруг весь мир становится в сине-багровых тонах, какое-то холодное пламя прорывается изнутри и охватывает мою душу, я понимаю — это страх, страх потерять тебя в один миг, мелькнуло немного огня в блеске самообмана страха, но протяжно-ровная мелодия ночного дождя убаюкивает нервы, и ты снова в моих объятиях.

Блюз, ты высоко рвёшься облаком в небо, и тучи неожиданно разбежались в разные стороны, их побежал догонять простуженный ветер. Это вряд ли ему удастся, так же как и мне, вряд ли удастся холодным разумом догнать своё бешеное сердце.

Святая грусть сковала нас безмолвием, и мне ничего не остаётся, кроме как пить сладкий нектар твоих губ. Мир вдруг резко распался на миллион осколков, которые в кровь, на мелкие лоскуты изранили мне душу. Но я жив, моя жизнь спокойно лежит у тебя на ладони и совершенно безмятежно слушает блюз.

Дождь, он стих разом и навсегда, как затихает духовой оркестр на последней ноте. Неожиданно, как холодные лампочки, на небе закрутились звёзды. Они не успели разгореться в полную силу и начали гроздьями падать вниз, к земле.

Догорающий звук блюза едва различим, но его плавный ритм диктует свои правила. Вне этих правил живет только моё сердце, оно, лёжа на твоей ладони чуть-чуть, слегка свысока, слушает блюз и утопает в его протяжном ритме. Я чувствую жар твоего тела. Я чувствую запах твоих волос. Твой поцелуй как огненное клеймо горит на моей шее. Я сгораю в прах, но чувствую, что всё равно ещё жив.

Порыв холодного ветра резко открывает балконную дверь, иллюзия рассеялась, но звёзды продолжают падать.

Спи, звёзды рушатся вниз, пробивают собой землю, но они не заденут тебя и не нарушат твои иллюзии.

Блюз.

Спокойной ночи моя любовь, нежных и сладких тебе снов.

КРАСНЫЙ УЖ

Мы снова, как неприкаянные, бродили по Московским улицам, и промозглый ветер рвал последние осенние листья с деревьев только для того, чтобы бросить их нам в лицо. Но всё равно было тепло. Тепло в октябре, тепло на улице, тепло вокруг нас. Я знаю, как называется это тепло, но разве суть в названии?

Опять моя квартира заполнена нашим дыханием уже заполночь. Мы принесли с собой часть того самого ветра с улицы. Но свет кухни и запах чая убили ветер.

Моя комната замерла, тени спрятались, и только Алиса внимательно, в десятый раз изучает стены вполне знакомой ей комнаты. Не глядя в мою сторону, она одним движением сняла с себя красный ремень. Не знаю, почему меня тогда это так рассмешило.

— Смотри, Алиска, у тебя в руках — красный уж, — сказал я, с трудом сдерживая смех.

— Уж? — переспросила она.

— А он здесь пока поживёт, ладно? — спрашивая, она уже знала ответ и поэтому улыбалась, но не как обычно, а одними глазами...

Она положила свой ремень на мой подоконник и расправила его по всей длине.

Уж живёт там и сегодня...

ОТЪЕЗД В САМАРУ

Нет, для меня не было неожиданным её желание на несколько дней поехать в её родной город. Всё было как будто бы логичным и обыденным, но вот только... Почему как-то странно всё выглядит вокруг? Почему мир, окружающий меня своей тяжестью каждую минуту, кажется мне хрупким? Я как болван провожаю тебя на вокзал. Конечно же, мы опаздываем, а разве могло быть иначе? Ты в поезде, улыбаешься мне через мутное стекло вагона... Лязг состава — и перрон тронулся в прошлое, а я всё ещё стою на этом перроне...

Ночь... Я проснулся примерно в час... В квартире темно и тихо, только слышно как «пенают» секунды, часы на моей руке. Комната пуста... Снова и снова мои мысли возвращаются к тебе. Их как будто затягивает в водоворот времени, и они падают на самое дно моей грусти как осенние листья. В душе невидимый духовой оркестр терзает серебряные струны... Хочется выть от тоски, но почему-то я просто молчу в темноте комнаты и вдыхаю невидимый запах, запах твоих волос, который остался здесь, или мне это всё только кажется?

Два часа, я включаю и-нет... Первое, что я читаю, это твою «аську»... В душе оркестр грянул симфонию ветра... Нет, я не тороплюсь звонить... Я слушаю тишину и... что-то звучащее внутри меня, думаю о тебе... Рывком беру телефонную трубку, набираю номер. Телефонная музыка как всегда... разрезала своими «новостями» весь мой «funeral march», своими длинными гудками она безжалостно объяснила, что ты спишь... Сердце сушит жажда... Хочется хотя бы на секунду прикоснуться к тебе губами, но.... Я даже и не знаю, когда теперь тебя увижу, может быть в пятницу? Но кто сказал, что ты в пятницу будешь в Москве?

ДУРАК

Я не знаю и не хочу знать про то, что было там, в Самаре... Да, я в курсе, что у тебя там кто-то был, но мне всё равно, потому что слово «был» — звучит в прошедшем времени, а значит, уже не имеет значения.

А я устроился на новую работу, и это тоже мне грело сердце, так как то, чем я занимался в юности как дилетант, сегодня переросло во вполне профессиональную и оплачиваемую деятельность.

Снова несколько ночей были только нашими. Даже всемогущее информационное пространство интернета мы легко делили на двоих.

Следы непонятного беспокойства я заметил в её поведении ещё там, на вокзале, но не имея логического объяснения этому, я решил, что это обычное женское состояние, вызванное излишней усталостью. Но что-то внутри смеялось надо мной, и это придавало моим мыслям незвучные вибрации.

Ночь снова широкой и тёплой рекой уносит меня и её за облака. Со смехом она щёлкает своими нежными пальцами по клавиатуре моего компьютера. Она просто сидит у меня на коленях и весело обсуждает события, произошедшие с ней за день. Звякнул номер незнакомой мне «аськи»... Ангельское личико сразу приобрело серьёзный вид, я чувствую, как она напряглась... Нет, я почти не читал то, что ей отправляли с другого конца сети. Но даже обрывки дали мне понять, что это тот самый, кто у неё в Самаре... В тот момент мне было всё равно, я знал что люблю её и наивно рассчитывал, что это настолько серьёзный аргумент, что можно не беспокоиться об остальных её поклонниках... Алиса слезла с моих колен и немного нервно прошлась по моей комнате.

— Давай — я ему отвечу, — почти со смехом сказал я и начал уже что-то набирать на клавиатуре...

— Нет, не смей... ДУРАК... — всё было сказано разом и прямо из сердца... Я замер... Удар был метким и точным, туда, куда трудно попасть, но Алиса попала. Я никого и никогда не ревновал... Хорошо, что я нашёл в себе силы сказать об этом в прошедшем времени. Этот момент меня больше удивил, чем расстроил. Я не мог понять, как столько всего, что хранилось у неё внутри, я не видел раньше? Нет, этот кто-то для меня не станет проблемой, но вот поведение самой Алисы? Я задумался, она что-то уловила и поэтому молча разделась и легла спать, отвернувшись к стене... А у меня начали сыпаться звёзды... Мысли о том, что я в своей уверенности снова обманул сам себя и живое подтверждение, сопящее рядом, начали ломами крушить то бархатно-чёрное небо, которое ещё полчаса назад прикрывало собой моё счастье. Звезда по имени Алиса вдруг замерцала совсем другим оттенком. Звезда была уже рядом — протяни руку — и она твоя. Она пульсировала как сверхновая, играя огнями. Я не знаю, когда всё прошло. Через две минуты или через два часа. Я открыл глаза. Мы лежали рядом и оба не спали. Она тесно прижималась ко мне и молчала. Она знала, что-то произошло, а то, чего не знала, она просто чувствовала. Я до боли вгрызался в свою ладонь... Небо начинало сереть. Пела неумелую трель первая городская птица. Я нежно провел ладонью ей по щеке:

— Всё хорошо, Земля. Я догнал. Нашу Звезду. Я... Я люблю тебя.

Она перестала смотреть в никуда, посмотрела с благодарностью в мои глаза и вымолвила:

— Да, всё хорошо, я тоже тебя люблю...

Ангелочек снова сложил свои крылышки и прижался ко мне.

Мы спали, и ничто не могло в это момент разрушить нашу вселенную — ни просыпающийся глупый, очень глупый и очень большой город, ни засыпающие не менее глупые мысли.

КУНЦЕВО

К сожалению, то, что произошло ночью, не ушло. Оно поселилось рядом и теперь частенько как тень вибрировало и падало между нами. И в одно утро я снова рванул что-то внутри себя. Мне некуда было идти, этот город, который ещё совсем недавно казался родной песочницей, вдруг стал неведомой галактикой...

Да, я родился и вырос в этом городе, но только один район и всего три улицы были тем местом, где не было ничего, кроме детства и тех сладких воспоминаний, о которых помнишь до самой смерти.

В моей жизни было много всего, но были ещё дороги и мотоциклы. И были ворота призрачной славы, на один миг. Эти ворота, открывшись всего один раз, с треском захлопнулись, навсегда вычеркнув из списка живых моего единственного друга, который жёг трассу вместе со мной. Один миг — и вот я вижу глаза его жены и дочери... Один миг — и я навсегда расстался со всем самым дорогим и действительно значимым, что было в моей жизни в то время.

А потом было много событий, людей, эмоций и всего остального. Но я всегда помню об этих воротах. И когда я чувствую, что нечто внутри меня мечется, словно голодный зверь в клетке, я всегда прихожу к этим воротам. Их нет на земле, но для меня путь к ним лежит из Кунцева, из дубовой аллеи, идущей вдоль того места, где я впервые сделал свой вздох и посмотрел на этот мир.

Вот я снова стою там, где начинается путь к воротам. Осень и золото дубовых листьев торжественно и траурно горят по всему Кунцево...

В мотоклубе только ветераны не удивились моему появлению под закрытие сезона... Снова то самое чувство... Я боюсь, ненавижу, обожаю и бешено люблю скорость, а значит и всех стальных коней на всём земном шаре...

Жёсткий поток воздуха обдувает чужую куртку, одетую на мне, просачивается в чужой шлем. Снова, как во сне, не работает спидометр — контролирую скорость по тахометру. Стрелка проходит к 9000 и с каждым очередным «подхватом» всё ниже клонится к красной зоне... Вижу впереди «окно», и мозг тут же отдаёт команды периферии: «Левая рука — отжим, правая — от себя, удар левой ногой вниз, левая рука — отпустила, правая — на себя до упора...» Доля секунды... Начинаю мягко. Поехали! Удар грудью о бак. Локти прижаты... Снова движок — и нервы воют в унисон... Ещё секунда — подхват. Левая — отжим, нога — удар вверх, правая на месте не шелохнулась, продолжает «откручивать» «газ». Сотая секунды... Мышцы — сталь, бак как в тисках. Идёт набор, растёт вибрация. Глаза — в точку, мост близко. Десятая секунды — фокус вперёд. Впереди — свободно. Только бы никто не выскочил в поворот. Ещё левее на центр МКАДа. Обхожу и, поравнявшись с фурой, получаю в бок ватный удар воздушной волны. Всё, что подо мной сдвинулось влево к отбойнику, всё что во мне сдвинулось вправо к краю дороги — к самой кромке жизни. Молниеносная команда правой руке — разжал! Я — к тормозам. Нет — стоп! Мозг блокирует. Руки-руль — единое целое. Лёгкий крен влево... Фу! Удержал!.. Сбрасываю накатом, всё в порядке. Пульс такой же. Мозг впечатывает в одно полушарие адреналин и тезисы «за», в другое — тезисы «если бы» и «против". Да... это уже было в моей жизни... Я снова вижу впереди ворота... Вот их створки качнулись и медленно пошли в стороны... Удар и я снова откручиваю газ... Мышцы напряглись, и снова мозг отдаёт команды: «Левая рука — отжим, правая — от себя, удар левой ногой вниз, левая рука — отпустила, правая — на себя до упора ...» Доля секунды... Я рву вперёд, рывок, и впереди никого, только ворота... Что-то щёлкнуло в голове и... я сбрасываю скорость и ухожу на разворот... Ворота остались за спиной... «Неужели это был страх?..» я не успеваю закончить мысль, вхожу в новый поворот... До гаражей осталось каких-то метров пятьсот, а я ползу на 60 км/ч... Неожиданно для себя откручиваю газ... и... заднее колесо с буксом толкнуло байк вверх... Ворота с лязгом захлопнулись и исчезли... Асфальт принял меня как родного, всей своей осенней слякотной поверхностью...

АЛИСКА

Я дома, почти ничего не случилось, не считая, что у меня защемление нерва и ушиб позвонка. Мне горько и тоскливо... Больше всего на свете я хочу сейчас слышать её голос и видеть её глаза... Но — я не звоню... Я знаю, что будет во сто крат хуже, если она меня увидит в таком виде... И дело не во внешности, дело в том, что внутри... Она звонит сама... Господи, как я обожаю этот ангельский голос с тем же лёгким акцентом, что я слышу ежедневно, когда разговариваю сам... Но я держу себя в руках, пускай из последних сил... Нет, я твёрдым голосом объясняю ей, что, мол, устал и т.д. (я знаю, что она не верит в мою чушь, но мне надо ей что-то сказать, чтобы она не видела меня таким хотя бы сегодня)... Всё, разговор прерван на полуслове... Нет, физическая боль сама по себе это не так тягостно, но то, что полосует меня лезвием внутри... «Господи, ну что же я за идиот... На самом деле, ведь нет никого роднее её, разве я не хочу каждую секунду видеть своё отражение в её глазах?» Снова звонок... Она... Я, конечно же, счастлив, но снова несу бред... Разговор ни о чём... Она чувствует мою ложь... Я колю себе укол в ногу и ложусь спать... Ещё звонок... «Я точно не сплю?»:

— Макс, я у подъезда, спустись, пожалуйста...

Блин, ну что, что я могу ей ответить? Тысячи эмоций разрывают меня на мелкие части, да я зол, я зол на весь мир, на себя, на неё, но... я люблю её...

Она стоит возле моего подъезда, дождь и она... Струи осеннего дождя заштриховывают весь остальной мир... Я хочу вырвать своё сердце и подарить его ей... Более родного и близкого существа нет во всей вселенной... Боль из позвоночника бьёт мне по глазам, по губам, по подбородку и по рукам...

— Я люблю тебя, Алиса...

Она смотрит мне прямо в глаза, она знает, что это так, она знала это всегда, даже когда я ей сегодня врал по телефону, что устал и поэтому хочу спать...

Мы снова вместе... Ночь... Боль мне кажется совсем не важной... Я просто люблю... Та, что сейчас рядом со мной — это самый важный человек в моей жизни, это ангелочек, вокруг которого моя жизнь повернулась из тени на свет...

Кто сказал, что любовь не святая религия?

НАХАБИНО

Нет, мне, конечно же, всё равно пришлось ложиться в клинику... Так уж случилось, что это место было в Подмосковье в городе Нахабино.

Несмотря на комфортные условия и похотливых медсестёр, мне было плохо... Конечно, объяснение этому было только одно — Алиса... За те четыре дня, что я не видел её, я ни разу не переставал думать о ней... И поэтому я сбежал... Мне было всё равно, что скажут эти садисты-вивисекторы в белых халатах... Да мне было просто по фигу их мнение...

Я стою перед её общежитием и набираю её номер...

— Макс, я на концерте, но я сейчас буду...

Мой рокот вместо голоса наверно загвоздил её на том конце, но она настаивает на том, что она сейчас приедет...

Я бросаю трубку и стою, никуда не шелохнувшись, конечно, я её дождусь, потому что люблю, потому что дышу только ей...

Минуты, минуты, минуты... Она... она с разбегу прыгает мне на шею, и ей сейчас пофигу моё настроение, она просто счастлива, что я здесь... Она одновременно ругает меня за мои рычания в телефон, радуется, что я почти здоров и виснет, виснет, виснет на мне (да, мои эскулапы, наверно, сейчас с удовольствием прислушались бы к хрусту моего позвоночника)...

— Макс, как ты мог так со мной разговаривать по телефону? — её вопрос, сказанный одними глазами, бьёт меня прямо по голове, и я становлюсь маленьким — маленьким, ростом в половину ниже её. В этом вопросе и в звуке её голоса я слышу всё — то, как она ждала меня, то что я хочу услышать — слово на букву «Л» и то, что я действительно часто совсем незаслуженно раню её... Зачем? Если бы я сам знал ответ на этот вопрос...

ЭКСТРОСЕНСОРИЯ

А вот музыка всегда нас объединяла. Парадокс, но она слушала то же, что и я — металл.

Какое-то время в своей жизни я и мой дружбан Аксель не просто слушали эту музыку, но и сами кое-чего стоили в этом направлении. Нет, мы не стали «великой группой", но всё, что вращалось в то время в орбите московских рок-тусовок, составляло наш сумбурный stil life... Конечно же, мне было жаль, что наша концертная деятельность закончилась, так и не начавшись, а потом Акселя не стало, а мне одному было тесно в моём прошлом мире, и я разорвал свою старую оболочку, как оказалось, лишь для того, чтобы обрасти новой.

Случилось то, чего не было десять лет — кто-то слушал нашу музыку и высказывался по поводу текстов наших песен... Это кто-то была Алиса... Парадокс заключался в том, что песни, которые в дальнейшем распевали иные группы и которые по идее должны быть известными ну хотя бы чуть-чуть, нравились ей гораздо меньше, чем те, которые мы делали впопыхах, на скорую руку. Меня это не просто удивляло, а ошарашивало. Алиса не могла знать предысторию этих песен, но она безошибочно радовалась именно тем вещам, куда я положил всё, что мог положить... Она постоянно заставляла меня ставить ей наши старые записи и регулярно ругала меня за то, что этот материал уже десять лет как похоронен у меня на полках.

Нет, история с музыкой просто за гранью человеческого понимания. Поэтому я больше не задавал себе никаких вопросов на этот счёт, а просто радовался, видя, как эта девочка слушает вещи, которые были для меня дверью в моё прошлое.

СНОВА САМАРА

Я ловлю себя на мысли, что у меня дежавю... Мы снова бежим, снова опаздываем на поезд.... После короткой встречи ты снова оставляешь меня, тебя ждёт то, что в Самаре. По-моему, реальность покинула меня... Нет, я не подам виду, что я упираюсь всеми конечностями в землю и прошу небеса помочь мне оставить тебя в Москве... На поезд мы успели...

И снова перрон, я вместе с ним уплыл в прошлое, а ты... Ты уже мысленно где-то там, за горизонтом будущего...

Снова я один, да вот ещё тоска, она с удовольствием, ещё на вокзале, прыгнула мне на плечи... Днём еще ничего, терпимо, от мыслей отвлекает работа, а ночью... я просто боюсь уснуть, во сне я снова вижу тебя, и снова ты так далеко... ощущение как будто кто-то льёт раскалённое искрящееся железо в открытую в моём сердце рану. Я не могу без тебя.

Где-то в ночь идут поезда, по трассам мчатся машины и холод и снег обнимают их на пути, но ни холод, ни снег, ни что-либо ещё не сможет остановить полёт моих мыслей. Они как яростное пламя несутся сквозь зиму, выжигая её изнутри и, врываясь в твой город, превращаются лишь в моё дыхание, которое нежно касается тебя, когда ты спишь. Точно также и моя бешеная натура, пламя, которое живёт внутри меня, оно мгновенно угасает, достаточно только одного твоего взгляда — и снова я таю и жду одного твоего слова, чтобы умирать и воскресать, летать и падать. Просто, я очень люблю тебя, Алиса.

В мою комнату через открытую балконную дверь поступает свежий воздух. Я пытаюсь успокоить сам себя. Да, тебя сейчас рядом нет, да, мне плохо, но надо, просто надо держать себя в руках. Я разделся и упал в свежую постель, ныряю в сон как в пух. Волны какого-то южного тепла мгновенно накрывают меня. Я лежу глубоко-глубоко, на дне океана, мне становится как-то безмятежно и хорошо (надеюсь, что к утру я всё-таки вынырну), всё тихо. В эту ночь я не видел снов и проснулся спокойным и уверенным в себе. Боль куда-то ушла, и я понял, что у нас всё будет в порядке.

«Пятница» — какое странное и клацающее название дня, оно похоже на звук издаваемый ножницами, которые обрезали неделю ровно на 5 дней...

Суббота — ты звонишь вечером, и ты уже в Москве... Ты в Москве со вчера? Но... хотя нет, я не хочу задавать никаких вопросов, от этого мне будет только хуже...

— Я потом тебе всё объясню, — твой голос в трубке звучит ненавидяще.

Я знаю, что «потом» никогда не наступит, я не хочу этого «потом»... Я снова не вижу тебя неделю, не вижу, чтобы не сорваться и не наговорить того, о чём буду жалеть, не вижу потому, что люблю, и, сказав тебе об этом, боюсь дать тебе зелёный свет на дальнейшие рывки в сторону непонятно чего...

Слово «Самара» и слово «неприятности с любимой» становятся для меня синонимами.

...

ПРИНЦИП ТУЗА

Про твои неудавшиеся построения я даже не хочу вспоминать.

Итак, мы снова идём домой вдвоём. На улице «слегка» прохладно (мороз градусов 15), ветер, уличные фонари ищут землю. Засыпают улицы, мы уже почти дома. Оооп, входим в квартиру, тихо, почти как слоны и, конечно же, идём спать (ха, я что — рехнулся? — спать, не думаю, что у меня сейчас это получится).

В общем, пришли. Ну, то, что было вначале, большого значения не имеет, хотя как сказать... Вдруг я вижу, ты одними губами сказала: «Я хочу верить в твою любовь...», сказала это с какой-то торжественной грустью, как будто за что-то прощаешь меня, при этом ты посмотрела в мои глаза как-то снизу вверх, ты проронила эти слова, а про себя подумала: «разве можно верить этим б...д...м глазам?» Вот с этого момента время как-то замерло и начало двигаться рывками. Всё... а дальше... мама, мамулечка спаси меня, где же ваше благоразумие, Алиса? Как вы не боитесь оставаться ночью в одной комнате с Торнадо? Ну, это наверно вы утратили контроль над собой из-за выпитого. Ага, попалась, ну теперь ты точно моя. Навряд ли меня что-либо остановит. Ох, ну что же я вижу? Вопрос ещё — кто должен бояться. Где служба спасения? Где вообще кто-нибудь, кто может спасти меня из этого дикого огня? Где мой здравый смысл (я тоже смеюсь от этого вопроса)? Реальность как будто перестала существовать, время как будто разбилось вдребезги, и его осколки отражают только нас. Похоже, что нас просто накрыло какой-то волной. И свет, как воск, капал с лампы за кроватью, а цветы на постельном белье как будто о чём-то хотели сказать, но мы не слышали их шёпота. Долгий стон, я не знаю почему, но мне кажется, что всё изменится к утру. Как бы мне этого не хотелось. А вот уже и рассвет стоит в окнах. Я был прав, всё изменилось.

Алиса, окончательно заняв своё передовое место в моей жизни, просто и незатейливо отодвинула всё остальное на второй план. Нет... я не был готов к такому повороту. Я не считал, что могу так запросто отдать свою жизнь этой девочке, пора мне играть только «козырными» картами. Это была одна из моих самых сильных ошибок. Она так и не поняла, что чтобы я не делал, я её не переставал любить ни на секунду, а я не мог признаться ей в том, что, несмотря на все её закидоны, для меня нет никого дороже...

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Ну, вот и близится ненавистный для меня день в году — да, это мой день рождения. Ни разу за всю свою жизнь я не отпраздновал его, так как празднуют остальные. У меня никогда и ничего не получалось в этот день. Я его ненавижу.

Ну, вот, бреду по городу. Вечер. Мне тоскливо. Я вижу надпись на крыле машины «Самара», а в голове отдаётся эхом — «Алиса».

Общага, Алискины сопротивления, слабые возражения — и мы уже на улице...

Пиццерия, моё поднимающееся настроение — я просто её обожаю...

Она рвётся куда-то на какую-то важную встречу, я разбил всмятку всё, что было хорошего у меня в душе в этот день.

Ночь, она снова со мной — да плевал я на весь остальной мир. Сегодня мой мир — это ангелочек, засыпающий у меня на плече.

МЕТРО

Предысторию этой недели я вспоминать не буду, чтобы не утомлять. Перейду сразу к делу. В четверг я забил на работу и убежал с неё в 17 часов, так как соскучился по той, кого называл «любимая», мы встретились и, в общем, всё было хорошо. В пятницу я повторил то же манёвр, но «Они» (я имею в виду её) не соблаговолили со мной увидеться «так рано», потому как у «Них» есть ещё дела и т.д. В субботу «Они» поехали на встречу со своими друзьями и по причине того, что «Им» было «весело» (в общем, по причине горячительных напитков), мы снова не увиделись. Про воскресенье я опускаю, думаю и так понятно, что воскресенье — «святой день» и поэтому все встречи отменены просто как само-собой разумеющееся. А вот в понедельник всё сложилось по-настоящему замечательно. На работе день выдался просто швах... Я не говорю о том, что сам по себе понедельник в любой фирме — это почти что СССР 1944 года, нет, мне и без этого досталось... Вспомнили всё: и то, как я вместо офисной тусы на ответственных мероприятиях дважды утекал домой (к ней), и мои последние «рывки» в конце недели и много ещё чего «до кучи». После активного мозгополоскания у шефа меня «озадачили» так, что я смог более или менее разгрести всё примерно к 23 часам 30 минутам Московского времени... Так как в офисе кроме охранников и звукоинженеров более никого не было, то я зарулил в общий отдел и посетил интернет. Тявкнула «аська»... Она... «Ну, я не в чём не виновата, я так тебя люблю...», в общем, фантики-фонарики. Так как настроение было «супперическое», ответил спокойно — одной строчкой в два слова. Хех... она в офлайне, и ей всё пофигистически. Вернулся в кабинет, етить-колотить, снова шеф (и не спится ему, ироду окаянному), полчаса получаю инструкции на завтра... Всё... На свободе. Бегом к метро... Аха, я успел на последний поезд на своей линии, класс, хоть что-то приятное за день. Чучухаю в сторону дома. Всё, мизансцена, надеюсь, ясна, а теперь увертюра: звоню ей в общагу чтобы пожелать «спокойной ночи»... Трубку берёт её соседка по комнате. Поняв, что это звоню я, у неё начинаются какие-то проблемы с телефонной связью. В общем, через секунду, на последующие звонки никто не ответил... (Правда, здорово, когда есть солидарность, пусть даже и женская). Эх-ха... В общем, я доехал до своей станции, вываливаюсь из вагона и направляюсь к выходу... Что же я вижу? Впереди меня из другого вагона выходит ОНА... Вау!? В это время? Ха... Ну, я тихонько догоняю... Наверно, телепатия имеет место быть, потому как она... обернулась... Да! В общем «спектакль» продолжается...

— Мы пили только пиво... — Я хорошая, я ж успела на последний поезд... я...

Похоже, что по моему взгляду ей стало «кое-что» понятно... Выходим на улицу. Замечаю, что у неё шарф намотан так, что видна часть груди, а на улице... хм... -18 градусов по Цельсию... Поправляю шарф... Смотрю в её глаза, и мне всё понятно без слов:

— Иди домой спать, — я не знаю, но в этот момент я ничего не испытывал, не просто эмоции а ВООБЩЕ... НИЧЕГО, даже холода на улице не чувствовал...

— Ну всё... пока... я пошла... (не, ни фига она не поняла). Я развернулся и зашагал к автобусной остановке... И в этом месте начался реквием нашим отношениям...

Из-за чего ТАК сложилось? Да всё очень просто: с самого начала я ей сказал, что она может делать ВСЁ ЧТО УГОДНО, потому как я считаю, что никто никому не должен ставить условия и каждый поступает так, как считает нужным. Поэтому когда были, скажем так, «иные» моменты, я даже и бровью не повёл... «Зачем?» Но, естественно, сделал соответствующие выводы.

Нет, я, конечно же, не стану устраивать сцен и т.д. Да, «но проблеммо», я рад, если человек хорошо провёл время... Только вот себя я ещё уважаю... Хотя мне и весело.

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ

Расстались? Хм, наверное, это так, расстались, хотя, по сути, всё происходило по-другому.

Прошло несколько дней, и я, конечно же, сам пришёл к ней в общагу. Я посмотрел в глаза этой девочки и... мне снова было наплевать на весь мир. Вокруг не существовало ничего, кроме её глаз и двух родинок, по одной на каждой обожаемой мной щёчке. И снова всё было по-прежнему, но совсем по-другому. Да, я любил её сильнее самой жизни.

Время — странная штука: в те дни, когда я был с ней счастлив, оно, время, таяло, как лёд в кружке кипятка, но когда приходил мой черёд умирать от того, что мы были не вместе, время капало тягучими мутными каплями прямо в мой воспалённый мозг.

Так было и в этот вечер. Мы снова вдвоём, и до утра у нас так и не нашлось свободной минуты просто поговорить «о нас». — Мы увидимся вечером, правда? — вопрос в глазах не оставлял мне вариантов для ответа.

— Да, я постараюсь придти пораньше, — неожиданно для самого себя я сказал это твёрдым тоном не терпящих возражений.

И вот день сгорел... Да, я снова рвался из всех сухожилий, понимая, что предстоящий вечер — это больше чем смысл моего существования. Нет, я не отрицаю, что я псих, потому что оспаривать это бессмысленно. Рискуя вылететь с работы, которую я только что нашёл, я мчался быстрее своего спутанного сознания. Тело работало чётко и уверенно. Пальцы лихорадочной пляской набирали её телефонный номер и длинные гудки, отдаваясь эхом в моём воспалённом мозгу, как колокол рвали небо над головой. Бессмысленные скитания по улицам не дали своего результата, и лихорадка, вызванная пустотой телефонного молчания, усилилась. К 23 часам я, уже сам того не замечая, тихонько подхихикивал над собой. В голове чёрный рой мыслей косил урожай иллюзий. Грохот молота времени посекундно ковал мой мозг. 02 часа... Пальцы нашли себе новое занятие: телефонные кнопки сменились на клавиатуру компьютера. Тявкнула «аська» ... «А мы с Олькой пошли на ночь в интернет кафе» — дальнейший текст я уже не воспринимал. Сознание медленно и плавно рубило реальность... Я долго смеялся над собой в эту ночь. Нет, мне не было обидно, просто мне было смешно... «Всё правильно» ... «... всё правильно...» — говорил я себе, «почему ты решил, что она чувствует то же что и ты?», «кто сказал, что то, что она и ты называете «любовь» — это одно и тоже чувство?», «ты болен, Макс, и тебе пора выздоравливать» — это были последние мысли, которые пригвоздили меня ко сну...

В это утро я спал долго и глубоко... Я проснулся и не пошёл на работу... Первое чувство, с которым я проснулся, было удивление. Я удивлялся, что мир вокруг меня как будто оглох... Было так тихо и темно, как бывает только в сгоревшем лесу после недельного пожара. На часах стрелки замерли в позиции 13 часов, но было темно»... У меня дома была другая женщина и её дочь, знавшая меня с момента своего рождения, когда они появились, я не помню. Но это была не просто женщина, это была часть моего прошлого, которая пришла через те самые «Ворота Славы», которых я больше всего боялся в жизни. Удивление не успело перерасти во что-то большее, потому что полчаса слоняния по собственной квартире и разговоры «не о чём» отняли у меня последние силы, и я снова провалился в забытьё сна. Утро встретило меня своим обычным воем будильника и странными лицами сотрудников на работе. Шеф ни секунды не сомневался в моём рассказе о внезапном приступе лихорадки, так как живое подтверждение моих слов стояло прямо перед ним. Об Алисе я старался не думать вообще. Вероника чётко и в ультимативной форме объяснила мне, что её дочь отчасти и моя. Её аргументы были серьёзные.

ВЕРОНИКА

Мы росли с Вероникой в одном дворе и учились в одной школе, но тогда она была обычной маленькой девочкой, у которой всегда были грустные глаза. Её семья никогда не была благополучной, а со смертью матери Вероника стала совсем замкнутой и почему-то никогда не ходила играть с другими детьми во двор нашего дома.

К концу школы я и мой дружбан-брателло Аксель уже знали, что такое женщины и уже много чего узнали о той стороне жизни, которая может привести в разные места. Я не знаю, как и когда Аксель сумел сблизиться с Вероникой, но вот они стали быть в месте и так было до самой его смерти. Нет, у них никогда не было всё гладко, они сходились и расходились, при этом Вероника никогда не скрывала, что откровенно ненавидит меня, обвиняя во всех бедах, которые происходили с Акселем. В результате, они, конечно же, поженились, и у них родилась дочь Ксения.

Наверное, Аксель был никудышным отцом, потому как ночная жизнь, стальные кони и «Экстросенсория» занимали его куда больше семейного благополучия. А я почему-то сразу полюбил их дочь... Я не могу найти этому разумного объяснения, но эта девочка является для меня действительно родным человечком. Вероника, как любая мать, чувствовала моё отношение к её ребёнку, и в какой то момент это нас сблизило, но не настолько, чтобы это переросло во что-то ещё, кроме обычных приятельских отношений.

После гибели Акселя Вероника (к тому времени уже звезда нескольких московских стриптиз-клубов) резко уехала сначала в Чехию, а затем в Италию. Я видел её примерно раз в год, когда она приезжала в Москву на могилу родителей и мужа. Да, безусловно, Вероника очень хороша собой, и я чувствовал себя рядом с ней как бы в тени. Но Ксения... А этой маленькой занозе было просто на всё наплевать, она только и делала, что каталась на моей шее в буквальном смысле этого слова... Мне было странно видеть, что Вероника, эта вечно изрыгающая в мой адрес всякую хрень стерва, смотрит на меня преданными собачьими глазами. Мы много ночей провели с ней вместе, но никогда между нами ничего не было. Да и быть не могло... Но только не в этот раз...

После того как я сам вывернул на изнанку наши отношения с Алиской, Вероника просто и незатейливо вошла в мою жизнь через парадный вход.

Она много раз звонила мне в Москву и говорила, что всё, она уходит из модельного бизнеса, при этом постоянно обсуждался вопрос её замужества. Я знал, что вокруг неё всегда было много мужчин, но я так же был уверен, что вряд ли она сможет выйти замуж, пока не закончит свою карьеру. Поэтому для меня было сюрпризом её появление. Наверное, я бы удивился ещё сильней, не умирай я в то время от того, что сгорел на Алискином ангельском костерке.

— Я знаю, что ты всё ещё любишь эту девочку, — бархатным голосом сказала Вероника.

— Но разве ты никогда не думал о нас с тобой? По-моему, никто так не знает друг друга как мы, и ты, как ни один мужчина на этом свете, любишь мою дочь...

Слова Вероники капали на благодатную почву. Да, я знал, что Ксения относится ко мне как к отцу, и эта привычка думать о ней как о дочери вросла в меня ещё много лет назад. Вероника — умная женщина, и она никогда ничего не делала «просто так». Конечно, её слова достигли цели... Утром, разглядывая на подушке, рядом с собой, спящую Веронику, я понял, что ад на земле есть. Я понял это, потому что смотря на Веронику, я почему-то повторял «Алиса»...

БРИТВА

Нет, я ничего не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, но я думаю, что Алисины чувства были сродни викторине, принцип был прост: «а что интересного будет дальше?», при этом проецируясь на то, что чувствовал я, это давало некий эффект виртуального влечения. Моё сознание долго не пускало эти мысли в общее русло, и поэтому тот огонь, который был во мне, горел тем ярче, чем острее я чувствовал, что «Люблю» эту девочку(слово «люблю» с большой буквы «Л»). Если я не видел её несколько дней, то «пламя» горело ровно и поступательно, но стоило мне услышать, как она зовёт меня по имени по телефону, начинался пожар, а затем всё было по новому кругу. Хуже всего было то, что я, взрослый и неглупый мужик, «ломался» как тростинка, когда она висла у меня на шее, и не мог, да и не хотел выяснять с ней отношения, я просто любил её, и этим всё было сказано. Поэтому, когда «капнула» эта «последняя капля», меня рвало на куски, меня плющило об асфальт, меня тёрло о небо, я был жив, но я знал, что я НЕ живу. А присутствие Вероники в Моём доме только усиливало эту боль. Я получил сразу и женщину, и любящую дочь, но это была НЕ ТА женщина и, хотя и любимая, но НЕ МОЯ дочь...

Мысли об Алисе неотступно преследовали меня. Последние недели до появления Вероники били особенными. Поддерживая из последних сил наши с Алисой отношения, я снова и снова штопал свою распоротую душу. А Алиса словно рисовала на руке ножом красные полоски поперёк вен, обрубая тем самым мою заштопанную тряпочку. Но вот на ней не осталось больше целого места, и мир вокруг распался и умер. Он просто стал чёрно-белым, и те фантики и фонарики, которые зажигались от её глаз, просто догорели до основания своей сути. Я перестал чувствовать время и умер. Нет, конечно же, моя плоть продолжала жить, но это было по инерции и не всерьёз. А Алиса... наверно, она мне звонила, но меня больше не было. Да и разве я мог что-то ей сказать? А тем более объяснить? Скорее всего, глядя на всю эту историю её глазами, я сам вряд ли понял свои движения, но... Произошло то, что произошло. Умерший вокруг меня мир перестал мне быть интересен. Я перестал говорить... Нет, я не перестал общаться, но я перестал говорить, то есть слова больше не рождались в результате движения чего-то там, внутри меня, они просто использовались как набор звуков, меня поразила «эпидемия молчания» Я уже не помню все события, которые последовали вслед за этим, однако на работе шеф был более чем доволен мной, потому как мне больше незачем было уходить с работы, кроме как переодеться или принять душ. Я смотрел на мир как сквозь стеклянную банку, наполненную несвежей водой. И так проходили дни и недели. Близился Новый год. Мой дом перестал быть тем, чем он был раньше. Вероника, заметив мои вибрации, на несколько дней переехала жить к подруге. Она ни о чём не спрашивала меня, но, похоже, всё понимала. При этом она была уверена в своих силах. А я в своих — нет.

Случайно на улице я встретил Алискину подружку, она, естественно, будучи в курсе всех событий, смотрела на меня ошарашенным взглядом. Я видел в её глазах кучу вопросов, но у меня не было и нет на них ответов, я знал, что любил и люблю Алиску, но разве это было важно?

Да, я сам, резко, с плеча и одним махом перестал жить. Я сам пропахал эту границу. Алиса осталась там, а я перешёл сюда. Нет, я не могу врать самому себе, говоря, что всё сделал правильно. Всё это пустая болтовня и поиск оправданий своим не совсем нормальным, с человеческой точки зрения, поступкам, однако я сделал это: доведя себя до высшей точки горения, я умер.

В эту ночь я видел странные сны. Я снова видел каждый день, который провёл с Алисой. Я помню всё. И вот я снова стою там, на улице, только это не просто улица — это край мира, и я знаю, что этот край существует последние секунды.

— Это не любовь, или что-то в этом роде, — кричит Алиса в моём сне, — но мне кажется, что ты мне тоже нравишься.

Одна минута.

Алисе нравится то, что она хотела во мне увидеть.

— Нет, мне нравишься ты, — орёт Алиса. — Я знаю разницу.

И ничего.

Ничто не взорвалось.

Конечно, когда Алиса устала со мной бороться за меня, я умер.

Лжец.

И я умер.

Это было лучше, чем настоящая жизнь.

И твой единственный совершенный момент, и он не будет длиться вечно.

...На небесах всё белое на белом...

Фальшивка.

На небесах всё тихо, подбитая резиной обувь.

На небесах я могу спать.

Люди пишут мне на небеса и говорят, что меня помнят. Что со временем мне станет лучше.

Ангелы здесь по типу ветхого завета, силы небесные, работающие по сменам, дни, пересменки. Кладбище.

Я видел Бога по другую сторону длинного стола, и Бог спросил меня:

— Зачем?

Зачем я вызвал столько боли?

Я что, не представлял себе, что каждый из нас — это замечательная неповторимая снежинка со специальной неповторимой специальностью?

Разве я не вижу, что все мы — заявления любви?

Я смотрю на Бога за его столом, записывающим что-то у себя в блокноте, но Бог неверно всё это видит.

Мы не есть особенные.

Но мы и не есть хлам и мусор мира.

Мы просто есть.

Мы просто есть, и что происходит — просто происходит.

И Бог говорит:

— Нет, это не так.

Да. Точно. Какая разница. Ты ничему не можешь научить Бога.

Бог спрашивает меня, что я помню.

Я помню всё.

Я проснулся...

Жизнь встретила меня новым ритмом и новыми лицами. Я живу, но я всё ещё мёртв.А ненавистный мне праздник, который я мечтал встретить ТОЛЬКО с ней, приближается. Нет, мне уже ничего не хочется. Но что мне теперь терять?

КИПР

Скандал с Вероникой, билеты, Шереметьево... я остался в Москве, несмотря на все стоны моей «новой» подружки, которая бесцветным накрашенным пятном уже несколько дней висит в моей жизни... Я начал её тихо ненавидеть и мне почему-то это принесло некоторое облегчение.

Снова ночи за компьютером... Почему? Я знаю ответ, но я не могу произнести его вслух...

Снова звон «аськи»: «...Мне кажется, ты нехорошо поступил со мной...», «...Я больше не буду...»

Нет «эпидемия молчания» меня ещё сильно держит в своих каучуковых руках...

«...Легче тебя разорвать... чем...»

Всё... Рывок, я бегу, я бегу от себя, он неё, он всего...

Шереметьево, самолёт, Ханака и автобусом до Никосии, катер до острова, а там такси и вот — Шератон... Три дня откровенной блевоты и Новый год за столом с незнакомыми мне людьми... Мы спим с Вероникой в разных кроватях... Я обожаю Ксению и ненавижу её мать... Ночи и интернет... Блеск стекла отеля, блеск фальшивых улыбок, блеск полированного чёрного дерева в номере... — я ослеп. Голоса незнакомых мне женщин, звуки лажёвой музыки, клацанье замков на дверях в номер — я оглох.

Шеф спрашивает меня, не нужен ли мне отпуск, он офигивает, так как считает, что я сижу в его номере за компьютером, потому что у меня «поехала крыша», и я работаю по инерции, а я и не спорю... Поехала и давно... Да, я псих.

Интернет пуст, из экрана иногда даже дует ледяным ветром. Да, снова и снова я блевал на всю расслабляющуюся публику в отеле... Мне тесно с ними дышать одним воздухом... Мы с Вероникой молчим друг другу...

Снова Москва...

«РАЗВЕ НЕ ВСЁ ЗАКОНЧИЛОСЬ?»

«Разве не всё закончилось?» — спрашиваю я себя, и снова вру самому себе, вру, потому что правда ставит меня на колени. Нет, я не могу сказать, что я не прав, просто мне не хватает сил. Не хватает сил сказать себе то, о чём я знаю и без слов.

Мы снова видимся... Хорошо, что вокруг много людей...

Я смотрю в её глаза, она не отводит взгляда, но что-то в них прячет... А разве я хочу знать, что именно?

Она смотрит почти сквозь меня, но иногда что-то ищет в моём взгляде. «Нет, я уже не вздрогну — дрожать-то нечему, я же умер и мне легко», — снова вру... Я, конечно, по-прежнему люблю её больше жизни, одно её движение — и рухнет та стена, которую я строил последние месяцы... Рухнет прямо на ту самую пограничную полосу, которую я вспахал, чтобы не дать себе шанса дрогнуть... Но всё внешне спокойно и как-то непривычно-обыденно... Я попрощался... Тяжёлая дверь в моём мозгу с лязгом захлопнулась... Я сам захлопнул её... Нет, в этот раз точно, захлопнул... Надежда — очень приторное имя, а я сладкое не люблю.

КОНЕЦ