Дмитрий Пинский

О себе

Родился я 9 января 1960 года в городе Гомеле, в больнице № 4 на втором этаже. Я не понимаю, почему, но я помню эту больницу, причем не изнутри, а со стороны окон. (Если учесть, что вскоре к двум этажам пристроили еще два, то не ясно, как я мог запомнить это двухэтажное здание).

Мои родители к этому времени имели сына, а потому очень хотели дочку. Но родился я, и все немного расстроились. А когда мне исполнилось 2 месяца от роду, моему брату было на год больше. И меня вместе с братом отдали в ясли. И не просто в ясли, а на круглосуточно. Не могу сказать, что я был в восторге от яслей, но говорить я еще не умел. А потому, когда вскоре брат уговорил родителей его забирать домой каждый день, а не только по выходным, я стал садиковским. Мне очень понравилось, что няня называет меня не Митей, а Димой. И я в полгода перестал отзываться на имя, данное родителями, и стал Димой. Правда, как я понимаю, родителям это не очень нравилось. И меня считали очень вредным и капризным. После 2 лет у меня сменилась няня. (Поверьте, я действительно все это помню, мало того, многое я пропускаю, так как стараюсь быть кратким, но если какой-то отрезок моей жизни вас заинтересует более подробно, то я опишу, и не потому, что люблю писать о себе, а потому что у меня в жизни всегда было правило требовать от себя того, что я требую от других, и раз я спросил вас о вашей жизни, то вы имеете право знать о моей). К новой няне я не питал любви. Во-первых, я на всю жизнь из-за нее приобрел комплекс стыда. Когда нас привезли на дачу и заставили всех раздеться, поставив голыми мальчиков и девочек вместе, то мне было так стыдно, что я на всю жизнь приобрел страх перед девочками. Во-вторых, она никого не выпускала из-за стола, если он не доест, а я тогда не любил макароны и винегрет. Вот и приходилось мне отстреливать ложкой еду в открытое окно или при закрытом окне прятать в карманы.

В садике было много чего, но я перескочу через несколько лет и постараюсь быть более кратким.

В шесть лет меня хотели отдать вместе со старшим братом в первый класс, но мне не понравилось. Как родители ни злились, а в школу я пошел в семь, проведя прекраснейший год в деревне. В шесть лет случайно заметили то, что я почти не вижу. Меня отвели к врачу и я узнал, что мало того, что я плохо вижу от рождения, но еще я в любой момент могу ослепнуть. С этого дня я старался запомнить вообще все (а вдруг — это последнее, что я вижу). Правда очки, от которых ужасно болела голова, периодически выбрасывал и не любил (тем более, что даже в очках я не могу видеть, как все). К этому времени я уже вовсю мечтал о путешествиях в разные страны, приключениях, кораблях... Не забывая и о играх со сверстниками около нашего дома.

Мы жили в коммунальном доме — в нашей комнате (9 квадратных метров) жили родители, бабушка и мы с братом, в другой комнате — другая семья. Мне кровать или раскладушку поставить было негде, поэтому переворачивали маленький столик верх ногами и внутрь клали матрас. А я набрасывал на ножки одеяло и балдел по полночи в этом домике со своими игрушками. В семь лет на кухне (общей) я начал учиться готовить, и хоть мои первые котлеты были без лука... чистое мясо, но это было мое произведение (для семи лет пойдет). Тогда же я занялся легкой атлетикой и йогой. В первом классе учительница мне попалась очень хорошая, но когда на первом же уроке обнаружилось, что у меня в портфеле одни игрушки... Короче, когда весь ее стол был завален моими вещами, а я продолжал играться с чернильницей, Валентина Антоновна хотела меня убить. Но указка попала по чернильнице... Мы вместе стояли около умывальника, она плакала, ее еще в жизни никто не выводил из себя. Но когда она услышала меня, она широко открыла глаза: «Не расстраивайтесь пожалуйста, есть такое мыло, которое отмоет чернила с вашего платья», — она поняла, что я и не думал над ней издеваться, просто я — не такой, как все. С этого дня у нас с ней периодически были встречи тет-а-тет, и она мне передавала свой педагогический опыт, как равному. Я больше не раздражал ее.

В семь лет я «съел» свой страх, и жизнь стала еще интереснее.

Я продолжал заниматься атлетикой. К четвертому классу я уже прыгал и бегал так... но пришел новый тренер. Арнольд не любил очкариков. Правда, прежде чем уйти, я ему продемонстрировал, что бегаю быстрее всех, а потом уже ушел, не обращая внимания на его извинения и предложение остаться. Мне было всего 11 лет, и чтобы я не болтался без дела моя мама отвела меня в кукольный кружок (об этом она жалеет всю жизнь). Это был детский кукольный кружок, руководитель которого был пьян. Я сказал себе, что это — не руководитель, и при домоуправлении возник детский кукольный кружок, в котором я собрал несколько ребят из первых классов. Потом были разные кружки, студии и объединения.

Но в конце концов я пришел к созданию своей школы «Созвездие Леонардо». Учу детей, учусь сам.

В жизни со мной постоянно случается столько, что в театральном меня ребята часто брали с собой просто так, чтобы произошло что-то интересное. (Меня и в НИИ Физиологии просматривали с помощью приборов разных, и медаль Федерации Космонавтики у меня есть, и чертов палец я нашел, и диплом получил в Торонтском университете, не зная английского языка, и в тюрьме побывал...) Но я не считаю себя готовым для писания мемуаров. Молод еще. Если вам интересно, то скажите, что конкретно вы хотели бы узнать обо мне. Отвечу честно. Я никогда не вру. Даже случайно пообещав своей двухлетней дочке повторить фразу сто раз, я ее повторил именно сто раз, не думая о том, что она считать не может.

До свидания, пишите (если действительно этого хотите).