Ирина Пермячка


* * *
В океане есть остров,
не обозначенный
ни на одной карте.
Там счастливы все,
кроме королей.

За шумным водопадом
Священная гора.
Нам торопиться надо —
Пришла, пришла пора

Извилистой тропою
В ночной прохладной мгле
Идти печальным строем
К священной той горе.

Восток чуть заалеет,
Там, скорби не тая,
В песок зарыть скорее
Останки короля.

Под звуки барабана
Назад ускорим ход,
На берег океана
Пойдём встречать восход.

Вот нежно песня льётся.
В нас царских нет кровей.
Но выбирать придётся
Всё ж новых королей.

Об этом думать трудно.
Прошло не много дней.
Вдруг выискался утром
Несдержанный злодей.

Стал требовать почтенья,
Хоть был совсем нагой
И всех без исключенья
Толкал своей ногой,

Кусался и бранился…
Но слёзы мы не льём.
Враз выбор совершился —
Стал этот королём.

Ему бы веселиться:
Всегда и пьян, и сыт.
Красавиц вереница —
Под ласками их спит.

Над всем имеет власть он.
Одна, одна беда —
Идти, чтоб не упасть, он
Не может никуда.

И хоть желаний малость,
К нему всегда бегом:
«Не гоже, ВАША МИЛОСТЬ,
Вам шлёпать босиком.

Снесём походкой быстрой,
Куда укажет взгляд.
С улыбкою лучистой
Мы вас вернём назад».

Весь день сидит он сиднем.
Уже вставать невмочь,
И ночью тёмно-синей
Его уносят прочь.

В печаль впадём, не скроем.
Пусть каждый тих и строг,
Но короля зароем
Мы, торопясь, в песок.

Жара сожрёт до кости
Всего за пару дней.
Есть место на погосте
Для новых королей.

ИЗ ЛИРИКИ


* * *
Я войду, ты мне скажешь: «Здравствуй».
Я уйду, мне во след: «Прощай!»
Значит — нечем в жизни похвастать:
Я ни боль твоя, ни печаль,
Я ни радость твоя, ни счастье…
Я как будто осенний лист,
Неизвестно куда летящий.
Если б крикнул: «Остановись,
Подожди, не спеши, родная»!
Да, мой милый, совсем одна я.
Но ты скажешь: «Скучна, как осень».
Я напомню: «А ты несносен».
И, укутавшись в плащ дорожный,
Дом покину с душой тревожной.
Забросает мой след листвою…
Так вот мы и живем с тобою.

* * *
Быть может все это приснилось
Сквозь дым убегающих дней —
Тихонечко речка струилась
Меж старых скрипучих плетней.

Колеса стучали вагона,
Как будто стучалась беда:
«Назад не вернусь никогда…»
И нету конца перегонам.

Все дальше родительский берег.
Давно затерялся мой след.
Среди коммунальных америк
Соседа сменяет сосед.

Столица победно шумела,
Объята идеей большой.
И вовсе ей не было дела
До слабых и нежных душой.

Приходящему на час М.

Ты сказал: «Не предам. Не брошу»
И пропал, вдруг, как первый снег.
Только знаю я — ты хороший,
Приходящий на час человек.

Так спокоен, как будто Будда.
Знаешь: короток встреч наших век.
Я тебя никогда не забуду,
Приходящий на час человек.

* * *
Под утро мне снились бизоны,
Цветочные клумбы, газоны…
Кузнечиков звонкие трели
Утихли — бизоны их съели.

На клумбах цветы оборвали.
Измяли все… Дикие твари.
Сломали, измяли и съели.
А после на это глазели.

Но тут полицейский ловкий
Привез патроны, винтовки
И, глядя в глаза бизонов,
Сказал им весьма резонно:

«Вы дикое стадо бизоново.
Поедете с нами на зону вы.
Нарушили наше спокойствие.
Явились без спросу к нам в гости вы».

Заплакали дикие звери:
«Мы просим простить и поверить
Что, ваших не зная порядков,
Гуляем по клумбам и грядкам».

Охотники, зная законы,
Загнали бизонов в загоны.
И, вскинув винтовку: «Целься!» —
Скомандовал полицейский.

* * *
Хмурый лес, пока еще ты листвен.
Только все ж, куда ни кинешь взгляд,
В постижении каких-то истин
Листья, листья надо мной летят.

То кружатся пестрою стаей,
То взмывают ввысь до небес…
Посмотри, надо мной пролетает
До весны улетающий лес.

* * *
А я запомнила слепящий зной
И ветер, и песок взъерошенный.
Письмо разорвано и брошено…
И взгляд неповторимо злой.

* * *
Мне б ломоть ржаного хлеба,
Молока парного флягу.
На высоком сене лягу
И уставлюсь в сине небо.

Облака белее снега.
Сыплет перья белый аист.
О, счастливый мой оазис —
Здесь охватывает нега.

И сквозь дрему вижу: вьется,
Нет, не аист, а ребенок.
Вылетает из пеленок,
Ручки тянет и смеется.

* * *
По белым снегам, по первым снегам,
По хрупкой заснеженности
Так хочется к вам. Так хочется к вам
С любовью и нежностью.

А вы далеки. Вы так далеки.
Но все же из тысячи снов
Я к вам прилечу — коснуться руки.
Не будет прощальных слов.

Не будет разлук. Мы снова близки
И лунные блики вокруг.
Но коротки сны… И ломит виски…
Вы так далеки, мой друг.

* * *
Старьевщик раскинул палатку.
Под пологом рядом лежат
Платок с аккуратной заплаткой.
Платок, молоток и пиджак.

Платок так желанен был взору
Красавицы юной одной.
Пиджак знаменитому вору
Когда-то шил честный портной.

Истории этой печальней
Наш тихий не знал городок.
Но в жителей мирных отчаянье
Вселил вдруг простой молоток…

В семействе почет и богатство.
И враз все ушло с молотка.
Несчастья — сплоченное братство:
Нет хлеба, вина ни глотка…

Друзей не найти коли горе.
Не в силах позор превозмочь
Скончались родители вскоре.
Осталась красавица дочь.

Осталась и вору досталась.
Удачлив, красив он и груб.
«Наряды меняй хоть до ста раз.
Стерплю ради глаз твоих, губ», —

Он деньги к ногам ее бросил
И чести лишил в ту же ночь.
Под утро в промозглую осень
Бежал он из города прочь…

Когда же вернулся, стал страшен,
Узрев возле крали своей
Портного. Тот шел за ней пажем,
Пел глупую песенку ей:

«Мотыльком расправлю крылышки,
Полечу я к своей милушке,
Подарю цветочек аленький,
Напишу стишок ей маленький…»

Та встреча — развязка для драмы.
Погибли и вор и портной.
Не стало красавицы дамы.
Старьевщик теперь под сосной

Вздохнул и раскинул палатку.
Под пологом рядом лежат
Платок с аккуратной заплаткой —
Платок, молоток и пиджак.


ИЗ ЛИРИКО-ИРОНИЧЕСКОЙ
ПОЭЗИИ


* * *
Весь день метель. И снег колюч.
И ветер жгучий.
А мне бы солнца вместо туч
Хотя бы лучик.

«Я — солнце, — заявил сосед. —
Души и тела
Пожалуй, горячее нет», —
Сказал он смело.

«Живешь, как сыч или сова.
Как паучиха.
Ты просто черная вдова», —
Сказал он тихо.

И враз на шаг он отступил
На безопасный
И больше слов не обронил.
А взгляд-то страстный…

Так и живем из года в год,
Любви не зная.
Метель пройдет, и жизнь пройдет…
А я не злая.

* * *
Когда просыпается лирик,
Взъерошенный, будто еж,
Бывает пуст холодильник.
А лирик хрипло: «Нальешь?»

И смотрит побитой собакой —
Мол, что ж ты от жизни ждешь?
И может даже заплакать,
Если ты вдруг не нальешь.

Он ждет живого участья
С душой, как старый башмак,
И пальцев дрожь, вот напасть-то,
Не может унять никак.

Но если слегка пригубит,
Еще немного нальет,
И женское сердце погубит —
Такой начнется полет

Души и фантазии! Праздник.
Для сердца бальзам и мед.
А праздник чтоб стал прекрасней,
Еще и еще нальет…

* * *
Я точное слово хочу подобрать.
Такое мне выпало дело.
Ведь буквы в строке, словно дружная рать.
Строка бы звенела и пела,

Ранила сердце любому врагу
Как острая меткая шпага.
Чтоб слабый, прочтя, вдруг сказал: «Все могу!
Во мне закипает отвага».

Чтоб рыцарь слова мог поймать на скаку,
Как в сказке хорошей и древней.
Но слов отыскать я никак не могу,
Как рыцарей в нашей деревне.

* * *
Я устала от долгой зимы.
Мне приснились цветочные дали.
И лягушки в пруду бормотали:
«Ты не спи, лучше денег займи.

Тотчас купишь плацкартный билет,
И увидишь цветочные дали…
Лишь бы в долг поскорей тебе дали.
И зимы затяжной больше нет».

Я проснулась с желаньем одним —
Эти деньги занять у знакомых.
Только не было денег искомых.
Отвечали: «Мы в долг не дадим».

Но искала с упрямством осла.
И зима испугалась наверно.
Распустились вдруг почки на вербах.
Так себя от зимы я спасла.

* * *
Покрыто снегом все до малости.
Залез ко мне за воротник
И сыплет с неба он без жалости,
Не прекращаясь ни на миг.

Идут прохожие — сутулятся.
Прячь нос и уши — не зевай.
А по мохнатой белой улице
Звеня летит шальной трамвай.

Он нас окутывает облаком.
Клубится пар из всех дверей.
А мне б горячего и теплого.
Ну, хоть бы, с чаем кренделей.

На повороте возле булочной
Всегда задержится народ.
Там продавщица глянет дурочкой,
Сорокоградусной нальет.

Весеннее

Весна! Черемуха цветет…
Сосед тоскует —
Ушла жена и не придет.
Сизарь воркует.

Мурлычет тихо рыжий кот
На половицах.
А по ночам он так орет!..
И мне не спится.


ИЗ ИРОНИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ


* * *
Я сидела зимою под елкой
И жевала одна колбасу.
А вокруг меня бегали волки.
Дело было, как помню, в лесу.

Выли волки, прося поделиться.
Показала им кукиш в ответ.
Стали волки кусаться и злиться,
Стали требовать вкусный обед.

Я молчала и ела под елкой,
Отражая нападки зверей.
Утомленные злобою долгой,
Стали волки,однако, добрей.

И поднялся на задние лапы,
И лизнул мне ладошку один:
«С детства мамы не знал я и папы.
Оттого весь седой, как блондин.

Ни тепла и ни ласки не ведал.
И спасла бы меня колбаса.
Я не завтракал и не обедал», —
Устремил он свой взор в небеса.

И отдать мне пришлось все, что было.
Облизнулся — и в дальний лесок.
Все же в слове великая сила.
Словом, вымолил волк свой кусок.

* * *
С утра камасутра.
Так утро за утром.
Прочь сутки. И утро
Опять с камасутрой.
И даже на Каме
У камня с утра…
Пока не явились
За мной доктора.

* * *
Обезьяны — звери хорошие,
На людей очень даже похожие.
Строят рожи нам, удивляются:
«Сколько рож-то вокруг улыбается!»

* * *
На Арбате чайники
На солнышке блестят.
Из окна начальники
На чайники глядят.

Грустно им, печальникам,
Вся жизнь наоборот —
Предпочтенье чайникам
Отдает народ.

* * *
Вот два врага.
Рога в рога,
У пропасти копыта —
Кому-то быть убитым.

А вот стоят два дурака:
Нога к ноге,
К ноге нога
На узенькой дорожке.
Глаза — что злые кошки.

А вот идет прохожий.
«Вы на козлов похожи!» —
Прохожий так их обличил.
И тут же в глаз он получил.

Простое вроде обличенье,
Но очень сложное леченье.

* * *
«А роза упала на лапу Азора»

Раз в день рождения для тети Розы
Дети купили красные розы.
Ваза для роз отыскалась бы скоро,
Да Роза споткнулась о лапу Азора.
А в Розе, скажу я вам, весу немало.
Лишь Роза упала — собаки не стало.
Твердит теперь Роза с печальным укором:
«А Роза упала на лапу Азора.
Есть бы поменьше надо мне было,
Пса своего бы не погубила».

© Ирина Пермячка, 2006

на главную страницу