Колёсные пары поезда выстукивают мерный ритм: та-дам, та-дам, пауза, та-дам, та-дам... Им вторит неспокойное сердце: я еду домой.
Годы, проведённые вдали от родной деревни, обрушиваются многотомными автобиографическими воспоминаниями.
— Меридит, да ты взволнована! — замечает детектив окружной полиции, Чарльз Гудкейк, зануда из зануд. Если б не было необходимости выполнять служебный долг, я бы никогда не согласилась на путешествие в его обществе! Но необходимость, увы, есть, и никуда от этого не деться. Я не просто возвращаюсь.
Мы едем расследовать убийство.
Кто из моих домочадцев мог предположить, что их долговязая нескладушка Мери однажды шагнёт на перрон не с чемоданом вещей, а с саквояжем, набитым препаратами и инструментами криминалиста?
С самого раннего детства я мечтала стать великим хирургом: тренировалась на куклах, делая аккуратные продольные разрезы по латексу. К сожалению, внутри не было ничего интересного, и я утоляла своё любопытство старым анатомическим атласом, найденным в отцовской библиотеке. Однако годам к тринадцати стало ясно, что мечте не суждено осуществиться: меня настигла болезнь быстрого роста, названная по изящному имени её открывателя, Шейрман-Мау. Правда, в ней самой ничего красивого не было: дегенеративная деформация позвоночника, которая навсегда поставила крест на карьере хирурга. Я была не в силах и стоять-то подолгу, какие уж тут операции.
Но я упряма от рождения, поэтому твёрдо решила: не можем оперировать живых, остаются ещё мёртвые, с теми же внутренностями. В процессе постижения премудростей патологоанатомии, меня захватили вопросы криминалистики: каждый труп хранил какую-то тайну, и я имела возможность докопаться до истины.
Примирив таким образом здоровье и честолюбивые замыслы, я стала если и не великим, то достаточно уважаемым криминалистом, несмотря на юный возраст.
Новые туфли жестоко жали, мешая предаваться воспоминаниям. Недолго думая, я стащила их и с удовольствием пошевелила затекшими пальцами.
Детектив Гудкейк скептически оглядел мои огромные стопы, затянутые в чёрные чулки, и снова уставился в окно... Ну, и ладно, тоже мне, ценитель!
Я последовала его примеру, и вскоре взгляд стал цепляться за знакомые места: чем ближе, тем отчётливее восстанавливая картину прошлого.
Но внезапно всплыло напоминание.
Мы едем расследовать убийство.
Воссоединение семьи на вокзале, бурные объятия, папин автомобиль и мамин пирог с черникой — всё слилось в непрерывном мелькании, как продолжение дороги.
Я дома и, в то же время, отделена от них незримой стеной истинной цели визита.
Мы приехали, и теперь идём расследовать убийство.
Мистер Гудкейк уже час ползает по пожарищу, где в риге был обнаружен труп Хейзел Митч.
Я прислонилась к стене конюшни: не от шока при виде трупа — я проводила десятки вскрытий, просто нестерпимо болела спина, будто в позвоночник забили длинный гвоздь, да ещё начинало припекать полуденное солнце.
— Меридит! — ну и мерзкий же голос у детектива!..
Меня мало интересовало место происшествия: это не моя стихия. Быстрее пустите меня к трупу Хейзел, и мы найдём общий язык! Она доверчиво нашепчет мне на ушко о своих маленьких секретах.
Но я послушно поплелась к риге.
К счастью, пожар потушили быстро, конюшня лишь слегка задымилась, а тело Хейзел почти не пострадало. Но лишь почти...
— Ты посмотри, Меридит, ни одного толкового вещдока! Ни в протоколе, ни здесь, — детектив Гудкейк сделал широкий жест.
— А чего бы вам хотелось, сэр? — невинно поинтересовалась я, — небольшой записки от жертвы в несгораемом сейфе?
Гудкейк багровеет.
— Меридит, а не пойти ли вам... в морг!?
— Слушаюсь, сэр! — с трудом удержалась от реверанса.
Морг сельской больницы не Бог весть, какое раздолье для криминалиста, сказать — Расскажи-ка мне, Хейзел...
Передо мной на каталке лежит не просто труп девушки, а часть прошлого.
Мы учились с ней в одном классе, и ровно насколько я была дылдой и дурнушкой, настолько была хорошенькой Хейзел. Стройная, зеленоглазая блондинкой того льняного оттенка волос, который бывает лишь от природы. За ней бегали все, кто носил брюки, включая учительницу физкультуры, хотя это были лишь слухи.
Мы не были подругами: нас разделяла пропасть полярных интересов. Но вот, сейчас мы находимся так близко, как, наверное, никогда.
Лицо её нисколько не обгорело, и я всматриваюсь в тонкие черты, с трудом осознавая, что сейчас прикоснусь скальпелем к телу давно знакомого мне человека.
Тряхнула головой и отогнала ненужные мысли.
— Открой ротик, Хейзел, скажи «а», — пробормотала я, ловко всовывая изогнутое зеркальце между её челюстями.
— Ага, Хейзел, что я вижу! Копоть! Ты что, хочешь сказать, что дышала этим дымом? Очень опрометчиво, очень!
Мои пальцы пробегают по её векам.
— Хейзел, а тебе рано было думать о морщинах... Но ты всё равно щурилась: дым ел твои глаза. Видишь эти лучики вокруг них? Та же копоть. На левом больше, на правом меньше. Почему? Всё правильно, ты лежала на боку, в позе боксёра.
— О чём это может говорить, Хейз? Лишь о том, что ты хотела выбраться, но не успела. То, что «поза боксёра» однозначно означает, что человек сгорел заживо — старинное заблуждение. Она характерна, в принципе, для мест с повышенной температурой, куда попадают грешные неудачники вроде тебя. Белок в мышцах теряет влагу, и они сокращаются, понимаешь?
Она молчит.
— Ни черта ты не понимаешь! Вряд ли это интересовало тебя при жизни.
Бедняжка Хейзел вынуждена слушать мою лекцию: деваться-то некуда.
— А теперь немножко химии!
Капаем кровь в одну пробирку, реактив — в другую, смешиваем, проводим ряд манипуляций...
— О-па! Что я говорила? Слово «карбоксигемоглобин» тебе что-нибудь говорит? Эх, Хейзел, Хейзел! А жаль, потому, что в твоей крови его явный переизбыток.
Больше сомнений быть не могло.
— Ты задохнулась, Хейзел. И чудом не сгорела. Ты дышала дымом, пыталась бежать к выходу, но не успела... Может, расскажешь мне, учитывая прошлое знакомство, как это было?
Я заботливо осматриваю каждый сантиметр её тела, в поисках прижизненных травм, но нахожу лишь ссадину на ладони и несколько подпалин в волосах. Это ж как надо было крепко задуматься, чтобы пропустить начало пожара!
— Что ты вообще там делала, Хейзел?
Труп не отвечал на вопросы. Больше выжать из него ничего не удалось
— Хорошо, заглянем в протокол. Всё же, наши местные парни-полицейские не такие уж глупцы. По крайней мере, старались ничего не упустить.
— Хм, а ты по-прежнему оставалась самой модной девушкой нашего захолустья!
Я почитала список вещей пострадавшей.
— Розовые кожаные туфли с перепонками, розовый пиджак и серо-розовая юбка, чулки телесного цвета, цепочка из жёлтого металла с кулоном в виде сердечка, нижнее бельё кремового цвета... И это всё, Хейзел? Позволь спросить, а где твоя любима косметичка с пудрой и духами? А сумочка с расчёской? Никогда не поверю, что ты могла выйти из дома без них. Странно это, ты не находишь?
А теперь — продольный разрез. Как я тогда вскрыла новенькую куклу, подаренную на Рождество! Мама после этого поклялась, что больше не подарит мне ни одной. А папа на следующее положил мне под ёлочку микроскоп с набором для препарирования.
— Ох, что-то не нравятся мне твои лёгкие, Хейзел... Кажется, теперь я понимаю, почему ты никогда не курила с другими девочками в школьном туалете!
Детектив Гудкейк пребывал в ещё более дурном расположении духа.
— Они все, как один, твердят о том, какой милой девочкой была эта Митч, но как только я начинаю расспрашивать о её личной жизни, у них у всех будто заклеивает рты! Но попробуйте убедить меня, как мужчину, что у такой красотки никого и ни с кем не было!
Выслушав его жалобы, я положила на стол отчёт и отправилась домой.
Детектив Гудкейк никогда не жил в деревне и не мог знать, насколько неохотно тут делятся тайнами с приезжими. Но ведь я — совсем другое дело! Я — местная. Может, мне удастся разузнать что-то важное.
Навстречу шли Марджори Стэмблишь и Джереми Уайт, мои бывшие одноклассники. Вот с них-то я и начну...
Сколько помню Марж, она всегда ходила за Хейзел след в след, и считалась её лучшей подругой. Если Хейзел стригла чёлку, на другой день с такой же приходила Марж. Как только она сумела дотянуться до маминой полочки с косметикой, в ход пошла перекись, и в школе стало одной блондинкой больше.
— Мери! Неужто ты? — взвизгнула Марж, будто всё это время помнила обо мне.
— Джерри, посмотри, кто к нам вернулся! Мери, какая же ты стала... городская... — завистливо оглядела она меня. — Погостить?
— Да, повидаться, — ответила уклончиво — не собираюсь откровенничать со всеми, это во-первых, а во-вторых, пусть воспринимают меня как старую знакомую.
— Ох, а у нас тут такое случилось, ты себе представить не можешь! — в её голосе сквозили восхищение и гордость. — Такая трагедия с Хейзел! Такой ужас, правда, Джер!
Она дёрнула парня за рукав.
Тот сумрачно глянул на меня, медленно кивнул.
— Хейзел сгорела заживо! Забегай ко мне на чашку чая через часок, я тебе всё расскажу, ты не поверишь!
Мне показалось, что Джерри передёрнуло, но я не была уверена.
Ранняя осень в этом году была очень тёплой, поэтому мы с Марж сидели на веранде её дома, в плетёных креслах. Она вырядилась в розовый джемпер с огромным декольте, короткую юбку и домашние туфли на высоком каблуке с розовыми пушистыми шариками. Столик перед нами был уставлен вазочками с печеньем и розетками с джемом.
— Такое несчастье! Мы с Хейзел были лучшими подругами. О, наша милая Хейзел, такая утрата!
Она аккуратно промокнула густо накрашенные ресницы платочком.
Многие жесты были явно позаимствованы у бывшей подруги, но они не шли ей, казались чужими, неестественными. По крайней мере, Хейзел-то дурой не была, а вот о Марж этого нельзя было сказать определённо.
— Да, действительно, ужасно. Такая молодая, красивая, элегантная...
— О, да! Она умела одеваться. Представляешь, Мери, к каждой паре туфель у неё была сумочка в тон! Модная, из дорогого магазина: и это-то на жалование официантки!
— В этом сезоне, смотрю, последний писк — розовый цвет, — я указала взглядом на её кофточку, — наверное, Хейзел раньше всех переоделась в тряпки этого цвета.
Марж пожала плечами.
— Никогда на ней ничего подобного не видела. Может, она думала, что розовый ей не к лицу?
— Скорее всего, — я не стала возражать, что Хейзел была найдена как раз, в розовом костюме.
— И, всё же, так странно, кто же мог пожелать ей смерти? Она ведь была такой милой и безобидной...
Марж выдохнула дым только что закуренной сигареты, наклонилась ко мне через столик. И в каком «мыльном» сериале она позаимствовала этот жест?
— Между нами, Мери, только ты должна мне поклясться, что никому-никому не скажешь, — я затрясла головой и прижала к губам палец, — Хейзел была не такой уж невинной овечкой.
Как могла, я округлила глаза, будто от удивления. Марж резко отклонилась назад и перекинула одну ногу через другую. Может, будь на моём месте детектив Гудкейк, это было бы оценено по достоинству, но меня оно мало тронуло.
— Да, представь себе, наша милая Хейзи путалась с кем попало. А все думали: какая скромница! Только я-то знала о её секретах. Хитрая она была, ничего не скажешь, умела так всё обставить, что сам дьявол бы не догадался.
— И с кем же она гуляла, Марж?
Та закатила глаза. Вот выдра...
— Я не могу закладывать подругу. Ах, но ты же понимаешь, Мери, я знала не всё, разве что, о мистере Даффине, нашем учителе рисования.
— Неужели коротышка Даффин? — неподдельно изумилась я.
— Он, и ещё множество других, — уверенно сказала Марж.
Она самозабвенно перечисляла грехи Хейзел: с заезжими дальнобойщиками, рок-музыкантом, с кем-то ещё, но я уже её не слушала, мысли мои были далеко.
Съев ещё парочку печений, я поблагодарила Марж за гостеприимство и отправилась проверять свою первую смутную догадку.
Мать Хейзел, миссис Митч, была слегка увядшей, но всё ещё сохранившей большую часть красоты дамой.
Страдала она тоже эффектно: в чёрном кружевном пеньюаре, с бокалом бренди в руке и под звуки заунывных негритянских баллад, доносящихся из динамика музыкального центра.
— О, моя девочка! — стонала миссис Митч, полулёжа на огромном диване. — Она была такой славной, никаких неприятностей: ни прыщей на лице, ни растоптанной обуви... Такая хорошая кожа...
Я подумала, что она тронулась с горя.
— Надо выбрать ей самое красивое платье, ведь придёт столько друзей и родственников. Ах, Мери, вам не понять, как трудно быть красивой: постоянное внимание, даже в гробу. Это так утомляет!
Я поняла, что ещё немного, и сама свалюсь с ног, утомившись.
Она, тем временем, продолжила.
— А замашки у неё были как у принцессы: от запаха краски чуть в обморок не падала... Раз, помню, нам фасад ремонтировали. Так она сбежала на всё это время к подружке, бросив на меня одну все дела, это с моим-то здоровьем?! Эгоистка...
Может, мне тоже упасть в обморок? То-то она удивится...
— Миссис Митч, а вы не покажете мне комнату Хейзел?
Леди махнула рукой в сторону лестницы и закатила глаза.
— Поднимись сама, Мери, я слишком разбита.
Комната Хейзел отличалась от моей, в первую очередь, огромным платяным шкафом, а, во-вторых, — роскошным зеркалом с подсветкой, как в гримёрной кинозвезды. Баночки, кисточки, шкатулка с безделушками на полочке. Комната красавицы.
Одна штучка привлекла моё внимание. Я ни разу в жизни не взяла ни одной чужой вещи без спросу. Но эту без зазрения совести засунула в карман.
Хейзел это уже не понадобится.
Затем я открыла шкаф. Аккуратно развешенные костюмы в чехлах, ряд обуви. Над каждой парой — сумочка в тон и в стиль. Только розовой нет.
— Неужели ты изменила своим привычкам, Хейзел? Или просто не успела её купить?
Я посмотрела на собственное отражение, попыталась придать жёстким, непослушным волосам более приличный вид, но не добилась видимого результата. То ли дело в их неопределённом цвете, то ли всё потому, что у меня в комнате никогда не было такого зеркала...
Мистер Даффин сидел и плакал. Размазывая слёзы по лицу и громко хлюпая носом.
— Она была такая, такая!... — и вновь его голос утонул в рыданиях.
Я не ожидала столь бурной реакции на свой невинный вопрос:
— Вы спали с Хейзел Митч?
Что с ним стало! Глаза выпучились так, будто он подавился рыбьей костью, и едва не выпали из орбит, а челюсть, казалось, вот-вот отломится. Розовая даффиновская лысина обильно покрылась капельками пота. Пришлось немного побрызгать его водичкой из графина.
Детектив Гудкейк съел бы собственное кепи от зависти к тому, как из учителя рисования полились воспоминания из жизни провинциальной красотки.
— О, она была ангелом и демоном в одном лице! Она мучила меня, то бросая, то вновь возвращаясь. Грозилась, что расскажет всё моей жене, если я ей изменю или брошу, а сама постоянно предавала.
Мистер Даффин тяжело вздохнул. Долгие годы молчания и двойной жизни прорвали плотину приличия и стыда.
— Она так любила подарки. Мне для неё ничего было не жалко. Но сильно ли разгуляешься на мой доход учителя? И я тайком от жены играл на тотализаторе. Иногда неплохо выигрывал, и всё до последнего цента тратил на мою девочку.
Голос его дрогнул.
— Недавно я выиграл порядочную сумму, сделав удачную ставку. И купил ей сумочку, о которой она мечтала так, что даже показывала в журнале. Такую, знаешь, розовую, с перламутровыми застёжками, чтобы подходила под её новые туфли. Знаешь, она так радовалась, а я — вместе с ней...
— Я ведь так любил её... А она морочила голову мне... да и не только. Хотя бы, тому мальчику, из её класса, Джерри. Парень совсем голову от неё потерял.
Учитель закрыл ладонями лицо и сидел, раскачиваясь, словно в трансе.
Жаль было оставлять его одного в таком состоянии, но мне срочно надо было кое-что проверить.
Найти Джерри оказалось совсем не трудно: он по-прежнему обитал основную часть времени в автомастерской.
Рослый, с крепкими руками, он один из немногих был выше меня. И никогда не называл меня «каланчёй».
— Чего тебе, Мери, — не то, чтобы недружелюбно, но не слишком приветливо буркнул он.
— Я пришла поговорить с тобой о Хейзел.
Он сел и запустил пальцы в густые чёрные волосы.
— Хейзел больше нет, о чём тут говорить?
Ва-банк идти было опасно. Джерри мог замкнуться, и тогда бы мне не удалось добиться ничего, я его хорошо знала.
— Мы ведь учились вместе, Джер... Не каждый дань теряешь одноклассников.
— Не каждый...
Образовалась пауза.
— Вы, наверное, скоро поженитесь с Марж? — спросила я невпопад.
Джерри поднял глаза и уставился на меня как на чудо заморское.
— О чём ты говоришь, Мери? Марж — совсем не Хейзел, как бы ни старалась. Хейзел я любил, а Марж цепляется за меня как репейник. Думает, наверное, что я к ней прыгну теперь. Да только ошибается!
Он швырнул в угол промасленную тряпку, которую держал в руках с того момента, как я вошла.
— Вы с Хейзел любили друг друга?
— Любили... Это я любил, а она просто разрешала мне ходить за собой. Думала, наверное, что я не знаю про её встречи с мистером Даффином. Но мне, было всё равно, правда, Мери... Я ждал и надеялся, что однажды она позовёт меня и скажет...
— И она позвала, Джер?
Тот горько усмехнулся.
— Позвала. В тот самый день. Пришла, такая красивая, сияющая, ко мне в мастерскую и позвала. Велела прийти после работы к риге.
Джерри сжал кулаки.
— А я опоздал. Всего на десять минут: у мопеда спустило колесо, и я пошёл пешком. Когда добрался, там уже всё горело. Если б я только знал, что она внутри, попытался бы её спасти. Но я-то считал, что она ждала меня возле, а потом убежала, когда загорелось... Дверь-то была заперта на перекладину, вот я и не догадался...
Мы оба помолчали.
— Наверное, она хотела сказать, что будет с тобой, — соврала я, сама не знаю, почему.
— Спасибо, Мери... — грустно усмехнулся он, — но это — вряд ли.
— Прости за дурацкий вопрос, Джер... Когда Хейзел приходила к тебе, у неё было что-нибудь в руках?
Тот свёл «домиком» брови, припоминая.
— Ну, да... сумочка. Но только не проси меня вспоминать, какая, Мери!
— Не буду, Джерри, — я похлопала его по плечу.
— Ты стала симпатичной, Меридит.
— Спасибо, Джереми. Но это — вряд ли.
Марж допела очередную песенку на маленькой сцене в баре, почти даже не фальшивя, и спустилась за мой столик.
— Здорово поёшь, Марж, — похвалила я.
Она кокетливо повела плечиком.
— У меня есть постоянные зрители.
— Наверное, и Джерри тоже?
Марж скривилась, но промолчала.
— Ну, Хейзел-то, наверняка приходила тебя поддержать?
И этот вопрос остался без ответа.
— Скажи, а часто Хейзел пользовалась ингалятором?
Тонко выщипанные и подправленные татуажем брови Марж взлетели почти до причёски.
— О чём ты, Мери?
— Будто не знаешь, Марж. Все знают, а ты, её лучшая подруга, не в курсе.
Я достала из кармана ту самую вещицу, из комнаты Хейзел.
— Глупости! Она это скрывала, считая недостойным своего королевского облика! — выпалила Марж.
— И ты воспользовалась этим, чтобы убить её, не так ли?
Марж впилась в меня взглядом.
— Немного дыма, и лучшая подруга упала, задыхаясь. А ингалятор — в сумочке, маленькой розовой сумочке с перламутровыми застёжками, которая оказалась у тебя в руках.
Звон бьющейся посуды взорвал мерный гул бара.
Детектив Гудкейк, несмотря на тучность, оказался проворным, да и на подмогу пришли наши ребята. Вместе им удалось скрутить Марж, которая пустила в ход длинные ногти, выкрашенные ядовито-розовым лаком.
— Как ты догадалась, что это именно она убила Хейзел? — спросил некоторое время спустя детектив Гудкейк.
— Достаточно лишь знать некоторые привычки и черты характера действующих лиц, тогда многое становится понятным.
Сколько помню Марж, она всегда копировала Хейзел: ей обязательно нужно было то, что имелось у той. Такую же юбку, тот же цвет волос, того же парня. Только однажды ей стало казаться, что это не она за Хейзел ходит, а та ей постоянно дорогу перебегает. Увы, так часто случается с подражателями.
Я бы, может, и не догадалась ни о чём, если б Марж столь упорно не отрицала тот явный факт, что Хейзел носила розовые вещи: сама-то она разве что волосы не перекрасила. С кого ей было брать пример, как ни с подруги? При этом, так глупо проболтаться про сумочку в тон туфлям: подобную оплошность могла допустить лишь женщина, бредящая роскошью, которой у неё никогда не было и, скорее всего, не будет.
Во время вскрытия я обратила внимание на плачевное состояние лёгких Хейзел, а потом обнаружила в её комнате ингалятор: она была астматиком, и без него из дома не выходила, особенно, летом. Из-за своей болезни она никогда не появлялась в баре, где всегда накурено. Марж не могла не знать об этом, будучи её лучшей подругой.
Марж давно положила глаз на Джерри, но тот был безнадёжно влюблён в Хейзел, и у неё не было ни малейшего шанса. Она всегда была третьей лишней. И вот однажды Марж подслушала разговор Хейзел с Джерри в мастерской, когда они договаривались о встрече, и твёрдо решила положить конец их истории. Она проткнула шину мопеда, а сама помчалась к риге.
Хейзел пришла чуть раньше, наверное, чтобы у неё было время поправить макияж, а Джерри, как мы знаем, опоздал.
Тут-то и появилась Марж. Уж не знаю, как ей удалось заманила Хейзел в ригу, но главное, что она подожгла сено, а когда Хейзел стала задыхаться, просто схватила её сумку и выскочила вон. Играя наверняка, она заперла дверь, что и ввело в заблуждение Джерри.
Гудкейк покачал головой.
— Мне твердили: ангел, ангел, лишь нимба не хватает. А подвёл Хейзел Митч собственный моральный облик!
— Да... Тот ещё повод для убийства, — согласилась я.