|
Звезда Маир сияет надо мною… (Ф. Сологуб) |
|
Осколки разбитого детства Мечты искромсали мои... От прошлого некуда деться. И где он, далёкий Маир! Пронизаны радостной дрожью, Проносятся годы, а я В грядущее по бездорожью Иду, за предел бытия. Мелькают забытые лица, Фрагменты былого. Они Меня призывают молиться За прошлые грешные дни… А лучики воспоминаний Погасли, не греют мой мир. В свинцовом осеннем тумане Померк мой желанный Маир…. Молюсь, чтобы не было боли От счастливо прожитых дней И чтоб, обедневши судьбою, Не стал бы я духом бедней. Грядущее свяжет, конечно, Тугою петлёю невзгод Крыла, на которых беспечно Душа совершала полёт. Оно роковой пеленою Окутает радужный мир, Но вновь заблестит надо мною Зовущий в иное Маир! |
|
Холода обжигают лицо. Блики солнца упали на снег. Закатилось судьбы колесо. Воет ветер, а слышится — смех! Догорает рубиновый день. Голубая ложится вуаль На просторы лесов, где везде Розовела закатная даль, Где берёзы, осины, дубы Тщетно тянутся ветками вверх. Ни зимы, ни страны, ни судьбы... И прозрение разум отверг. Холода обжигают лицо. В синеве утопая, иду. Замыкается снова кольцо. Снова мир в одноцветном бреду. Открывается медленно глаз — Равнодушной к земному — луны... Ни покоя, ни жестов, ни фраз. Ни любви, ни судьбы, ни страны... |
|
Уставая от морока дел дневных, Усмехаясь болотным огнём в ночи, Надышавшись цветами скорбей земных, К небесам так хотела найти ключи!.. Слишком холодно ночью среди болот. Слишком тягостно пение тишины. И так низок прошедших времён полёт, И так быстро все тайны разрешены… И заухала гулко ночной совой, Замелькала пылинками на ветру, И — над видящей пятые сны травой — Забелела туманами поутру. Сосчитала забытые небеса, Заплетая в них ткани пурпурных зорь, И, на первом галактики разбросав, Рисовала созвездий цветной узор... На втором — отошедшее ожило, Замелькало картинками детских дней, А на третьем — грядущее, как стекло, Отразило любовь и тоску по ней. На четвёртом — успеха, добра чертог! А на пятом — покой и пути к тому, Кто живёт на шестом, он — всему Итог. Ну а выше — Господь, далеко — к нему! И нашла от астральных ворот ключи, Что упали с четвёртых небес в траву. Осветили пути к небесам лучи, Обрезая привычную синеву. От земли полетела синицей в синь, Совершая попытку под цифрой «шесть». До шестого, конечно, не хватит сил, Но до третьего силы, бесспорно, есть! |
|
Тропы к тебе узки, ржавой водицей полнятся. Кружатся мотыльки факелами тревог. За колдовскою тьмой дня затихает звонница. Делает разум мой в сказочное рывок. Боже! я снова здесь… Ты ли, обитель прошлого, Взору открыла лес, чахлый, седой, больной. Небо кладёт в него солнечную горошину, Синий пролив раствор капельной тишиной На вековую топь, кочки, кривые ёлочки, Там, где живёт лет сто ворон — хозяин тьмы, Где раздаётся вой поздно — в безлунной полночи Старенький водяной чует приход зимы… Летом — дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее Жизни людской труха именно летом, здесь, Где по утрам туман солнце шлифует медное, И от незримых ран медленно гибнет лес. Осенью красный дым по — над тобою стелется. Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?.. Или мечты горят? или сгорает мельница Нашей судьбы?.. Объят в будущее билет Этим огнём?.. Но вот — вижу: редеет марево. Осенью каждый год так опадает лист Тощих берёз, осин… цвета всё больше карего На полотне картин зимних простых кулис! ...И догорит октябрь яркой мечтою — свечкою, И, белизной блестя, ляжет ковёр снегов… Память земли сырой пахнет прошедшей вечностью, Лопнувшей пустотой, тайной забытых снов. Снежная волчья даль крестиком сосен вышита: Кажется иногда кладбищем всех надежд. И лишь былого тень здесь на просторах выжила: В лопнувшей пустоте время зашило брешь… |
|
За мною наблюдали мои мысли Тенями обезлиственных дубов. Грехами облака над ними висли, Скрывая в небе присную любовь. И снегом распушился по равнинам, Тяжёлым снам предшествующий, день, Где ветерок разбойником былинным Забил в просторы — хОлода кистень. И тихо вдаль былое уходило Шагами умножавшихся утрат, А времени чадящее кадило На всех, кто был спокоен, тих и рад Струило тяжкий дым воспоминаний, Скрывающий грядущее во мгле Фрагментами былого, именами Всех тех, кого не стало на Земле… |
|
Куда ни посмотри — везде святынь Лучистые забытые останки… От воли очумев, цветут цветы, Наполнив ожиданьем полустанки. Здесь время, откричав, отголосив Сирено — канонадным плачем, воем, Бродило вдоль запретной полосы Под памяти всевидящим конвоем. Здесь небо, утолив печаль по дням, Когда мертвящий дух стоял в пространстве И рок войны над всеми меч поднял, Оглохло, пребывая в скорбном трансе. Кто знает — над болотами потерь — Ещё, быть может, мгла воспоминаний Рассеется, но крикнет: «Нет, не верь!..» Нам ворон, пролетев над валунами. Куда ни посмотри — сквозь пламя дней — Иных огней мерцающие знаки… О мире вспоминаем на войне, Покуда мир бесчинствует во мраке. . Война — не поругание святынь, Не смерть людей, не плач вдовы солдата… Война — когда в лугах цветут цветы Ни для кого… и ничего не свято! |
|
В медленной реке воспоминаний Счастье растворилось, и теперь — Будущее душу не обманет Огненной иллюзией потерь. Кружатся цветные фейерверки. — К ним ли мне доверчиво пойти? Нет! Уж слишком дороги проверки Истинности дольнего пути. Слишком оказался горьким опыт Поиска небесного в земном… Копоть! На душе — сплошная копоть Прошлого, объятого огнём. Помню я: Грядущее блистало В розовых иллюзии лучах. После — догорело, и усталый Пламень, поглотив его, зачах. Сможет ли душа забыть Былое? Сможет ли Грядущее принять? Или, как свеча пред аналоем, Будет терпеливо догорать?.. Знаю — есть спасительные знаки! Господи! Даруй хотя б один, Чтоб перед бедой, пред горем всяким Я б предстал — не раб, а — господин! |
|
Сиреневой печалью Омыл сердца июнь. Вечернему молчанью Пропел болотный лунь. На дремлющих полянах Лучами тишины Из локонов тумана Пошиты птичьи сны. Жасминовым бутоном Прохлада расцвела, Лиловым полутоном Окрасив зеркала Вечерней тихой залы, Где платьица дерев Колышутся устало Под ветреный напев, Где выдохи и вдохи Полночной темноты — Лишь космоса — пройдохи Дремотные мечты… Сонливые созвучья Мерцали вдалеке Грозою в дальней туче, Купавшейся в реке. Пускай же мне приснится Мир страсти и огня, Пусть звёздные ресницы Лучом кольнут меня. |
|
По мостовым, по тротуарам Маршировал осенний дождь, И запад, облачённый в траур, Сказал: ты больше не придёшь… Цвело тревожное молчанье Тюльпаном лопнувших надежд, И сердцем чётко различаем Был счастья прежнего рубеж. А ливни пуще всё хлестали, Шлифуя неба синеву До остроты дамасской стали, Косившей жухлую траву. Горчило осени начало Твоим отсутствием в судьбе, И небо — плакало, кричало, Гудело ветром на трубе… Другие часто возвращались И оставляли тени зла, Но ты их тьму не освещала, И только в памяти жила. |
|
Виолончельною печалью звучал июль И дни бежали в алом зное, быстрей косуль. Воспоминаньем о прохладе томил меня Еловый лес, кукушки плачем в покой маня. И я вошёл под своды елей, в их терема, Где мхом шепталась под ногами сырая тьма, Где мне мерещилось былое за каждым пнём, Всё полыхало и мерцало былым огнём. И тихо блики танцевали, и пела мгла, А сердце болью прошивала времён игла. Простор, лилов и ароматен, напомнил храм, Куда я с трепетом и верой шёл по утрам. Свечой алтарною стояла вдали сосна, Держа на кроне пламя солнца, и — докрасна Был раскалён над нею воздух, а мысль моя Парила птицею уставшей в других краях, Где было вольно и просторно моей душе, Куда не в силах я вернуться давно уже. Виолончельною печалью звучал июль И дни бежали в алом зное, быстрей косуль... |
|
Аквамариновая юность Туманом пала на глаза… Не обыграть, не переплюнуть Судьбу без веры в чудеса. Замысловатые синкопы Ещё в душе моей звучат! Какой закон, какой тут опыт, Когда весны горит свеча! Какие выводы… итоги… Какие мысли о былом!.. Когда листвяные чертоги Влекут жар — птицыным крылом! Когда сиреневою дымкой Мне улыбаются леса, И пляшут первые дождинки, Бушует первая гроза… Хотя у зрелости осталось Ничтожно мало от того, Что было прежде, эта малость Дороже прошлого всего! |
|
Сгорая в пламени росы, луга туманами дымились И на космических весах день перевесил ночь. И был так радостен восток, всем оказав толику — милость — Смахнув ресницами лучей ночную темень прочь. В небытие, в мечты, в ничто — он обратил былую данность. Смыканье стрелок на часах кромсало тот фрагмент, В котором было всё вот так — случайно, мило и спонтанно, В музее памяти оно, теперь как рудимент! Сырой восток рисует знак рассветной тонкой кистью в небе, Танцуют тени облаков в объятиях лучей На кронах дремлющих дерев, где полыхает птичий лепет И замирает боль веков у дуба на плече. Но почему — то всё вокруг — разобщено, несовместимо. И нет гармонии былой — ни в небе, ни в душе. Событий славных череда проносится всё мимо, мимо: Удача мимо цели бьёт, причём давно уже… |
|
Песком золотым сквозь небесное сито На Землю осыпалась осень И небо — до звона покоем разбито — Ударами гулкими оземь. Оно, рассыпаясь на тысячи лужиц, Пронзило уснувшие чащи Острейшей стрелою ноябрьской стужи И снегом, печалью блестящим. Избушка лесничего, старясь, ветшая, Неспешно отправилась в вечность. Никто в этом странствии ей не мешает. Скребутся лишь мыши за печкой… Блуждая по первому снегу, по бликам — По огненным пятнам — увидишь: Гуляет былого двойник бледноликий. К нему не захочешь, да выйдешь… Леса и сады улыбаются грустно Багряной густой тишиною. Молчание — это, конечно, искусство — Почувствовать осень живою... |
|
Рассвет, задумчив, нерешителен, Уча какой — то свой закон, Легко общался с небожителем Весёлым птичьим языком. Чирикал, тенькал и посвистывал Живой бесформенный комок В переплетенье хвои с листьями, И уставать никак не мог. И ощущенье пряной праздности В разноголосой пестроте Дразнило, образуя разности Оценок чуда в красоте. Лишь там, где сырость изначальная, Камыш, осока, молочай — В траве — отчаяньем качаема — Ютилась некая печаль. Ведь утро, медленно скользящее По тёмной чаше бытия, — Ни что иное как блестящая Слеза, о Господи, твоя… |
|
Я видел, как зажжённая зарёю, Горела ярым пламенем роса И над травой, спешащая за роем Каких — то мошек, мчалась стрекоза. Переливаясь радугой, сверкала, Разбившись отраженьями в росе; И понял я, что целой жизни мало — Увидеть мир во всей его красе. |
|
Сыграй каденции судеб, Мой терпеливый Музыкант! Ты на людском земном суде Не оправдаешь свой талант. На белых клавишах миров, На аспидных — небытия, Играй, невидимый герой, Пока ловка рука твоя. Движенье — музыка времён. Синкопы — молнии секунд. Играй, весельем заклеймён, Рассей вселенскую тоску. Горящий факел тишины Сожжёт безумный твой порыв И все мы будем лишены Простого счастья до поры… Ну а пока играй, играй — Минуту/ век/ секунду/ час/ — Пока наш мир ещё не рай. И вряд ли станет им для нас! |
|
Ты проснулась… Улыбалось Солнце лучиком в окне. Сна рассеянного малость Приютилась в тишине. Искупалось и остыло Солнце в локонах твоих… Где любимый? Где твой милый? Счастье — где для вас двоих? Как бывало? — на неделю Страсть… на две недели… три… Те, кто были — надоели. Их из памяти сотри… Принимаешь с пеной ванну, На балкон выходишь ты, Окунув в дымы «Гаваны» Все домашние цветы. И стоишь ты на балконе, Руки трепетно сомкнув, Для одних — сама Мадонна, Для других — кокотка «Буфф»! День хрустальной вазой блещет, И пьянящее Аи Золотистым солнцем плещет На запястия твои. |
|
В гробу ледовых стылых дней зима заснула. И блик весны дрожал на ней, на снежных скулах. Тепла не чувствуя, она во сне искала Страну, где стынь и белизна, где льды и скалы. И на лице застыл декабрь, едва заметной Улыбкой, чопорной слегка — бесстрастья меткой. А слишком ярый — в сотни жал — январский холод В ресницах инеем лежал, на них наколот. И — вспышек магния белей — блестели кудри Морозной дымкой февралей — искристой пудрой. Весна! Хмельная теплота! Глоток токая! Ты всё равно не та, не та… Ты — не такая… |
|
"Снова считаем рубли и победы все понимаем, всё понимаем..." А. Дольский |
|
Никто с этим миром не спорит. Законы его нелегки. И счастье сменяется горем, Прекрасным мечтам вопреки. Сплетаются руки и души В едином порыве, но вновь Судьба ликование рушит И молвит: «К печали готовь Согретое юное сердце Короткой любовью!», и вот — Гармоний сбиваются герцы, Темнеет грядущего свод… Откроем забытые книги, Сдувая священную пыль: Прозрений спасительных миги, Изменят ли скорбную быль? Конечно же, нет и, как прежде — Скорбей расцветают цветы На поле истлевшей надежды, Туманом грехов повиты. Где чуда искать? В небесах ли? За жизненным кругом невзгод? Терпение, силы иссякли. За годом проносится год… И снова по вечной спирали Кружатся планеты судеб В пространстве, где счастье украли Причины — разбойники, где И жизнь — то — всего лишь — свобода Спокойного хода времён. Сознанья напрасна работа, Чтоб ход был ему подчинён… И всё же — в каком — нибудь мае, Забыв обо всём навсегда, Мы с лёгкостью мир понимаем, Но поздно… умчались года… |
|
Синей бабочкой лесною В паутине темноты Билась позднею весною, Тронув крыльями цветы, Полночь, звёздною пыльцою Опыляя небеса, Где — луны полукольцо и Бездны тёмные глаза. От биенья крыл полночных Трепетала темнота. Паутина, хоть и прочно Полночь сцапала, но та Порвала её, на запад Улетела. А клочок Паутины трогал лапкой Злой рассветный паучок. |
|
Молчанием простужены и мысли, и мечты. Копается в копилке бытия старуха — память. Но образы прошедшего, забытые почти, Являются туманными июльскими ночами Скрипящим звуком старых половиц, Мерцанием зарниц… …Пространство не напомнит о свободе никогда, Покуда клетка времени крепка, и не пустует Событьями, при этом невозможно передать, Что кроется за тайным, посекундным, тихим стуком Хронометра, квантующего дни Периодом одним. Меняет постоянные небесный часовой, И с ними корректируются время и пространство, Галактики смещаются, и серою совой Туманность между звёздами пытается пробраться… Меняемый невидимой рукой, Период стал — другой! Однако ослабляются спирали мыслеформ, Закрученные в дальние эн — мерные пределы, И снова уменьшается квантованный простор, Случайному событью покоряясь то и дело. И время — непрерывно, и опять Пора воссоздавать Другие, переполненные зыбкостью миры, Похожие на призраки, меняющие свойства, Гармонией исполненные только до поры, Пока не поменяется закон мироустройства, И сын опередит отца и мать — В стремленье умирать. Когда неприводимо бытие к небытию, Пульсирует на тайне отношений их к сознанью Неявное — чему определений не дают, Не в силах отказаться от абстракций мирозданья — То — иррациональное звено, Которым скреплено Единство ощущения первичной пустоты, Сквозящей из космического хаоса наитий, И знанья, нам знакомого, как клиру монастырь. — Сцепляются звеном причины, следствия, событья. И мыслей отрешённых череда — Им скована всегда! |
|
Полдневный жар с высот небесных Прольёт торжественный покой На лес, луга, в ущелий бездны Господней властною рукой. И затрепещет в белом платье — Истомы летней — мир земной, Смущенный истовым объятьем Небес, блестящих белизной… В лесных канавах незабудки Смеются бледно — голубым Сияньем, радуясь (как будто) Забавам солнечным любым. Семейство прыгающих бликов Играет в прятки меж ветвей И пламя птичьих песен, криков Всё разгорается сильней… Церковной тьмой, впитавшей ладан, Вздохнул, грустя, еловый лес. Мечтой и мыслью не разгадан, Покой до полдня в нём исчез. Но полдень… чашу дня наполнил Хмельною ленью до краёв И на листвяно — мшистый пол лил Настой подвянувших цветов. Лишь колокольчиковым звоном Теперь пространство сгущено, Да кукушиным гулким стоном Слегка вибрирует оно. А после полдня — снова птицы Зажгут звучанием простор, И солнцем сотканные ситцы Украсят птичьих грёз костёр Среди ветвей узором кружев Переплетения лучей, Законы оптики нарушив Волшбою сойкиных речей. Часам к семи медвяным паром Июнь окутает сады И воздух напоит нектаром Ирисов, мяты, резеды. А после — влажная прохлада Цветком тумана расцветёт, И белой ночи будет рада Душа, зовущая в полёт… |