Александр Балтин

Железные энциклик звенья

* * *
Под Аркашу Северного ночь
Коротать с бутылкой водки пошло.
В прошлом сажа многое точь-в-точь,
Пьёшь — и вряд ли думаешь о прошлом.

Есть археология судьбы,
Старые порой читая письма,
Думаешь о медленном тропы
Прохожденье, пусть не золотиста.

Ночь ночей не представима мне.
И Аркаша Северный хрипато
Отвлекает от судьбы вполне,
Коли на свершенья не богата.

* * *
Мозг — раскалённый шар.
За день
Чего в нём только не мелькало!
Разогревало, раскаляло
Расплавом мыслей, чувств и дел.
Отходишь к вечеру, — живой,
Не понимая — или мёртвый.
Но темноту над головой
Не перепутать с натюрмортом.

ЭНЦИКЛИКИ

Свобода совести есть бред! —
Была энциклика такая.
Жестокосердье папства — свет
Существовало, отрицая.
Их роскошь, яровой разврат,
Железные энциклик звенья.
И ждущий пап довольно ад
Немыслимого наполненья.

* * *
Война повышает ценность простых вещей —
Хлеба, воды.
И рентгеном просвечивает людей,
На душевный предмет черноты.

* * *
Привет вам одуванчики, милы,
Родные золотистые цветочки.
Я видел в жизни разные углы,
Свершая путь нелепый одиночки.
В начале мая так вы мне близки,
Как будто все ответы на вопросы
Даны, и все проблемы далеки,
И жизнью полон пожилой философ…

* * *
Малыш ловит стебель воды
Из-под крана ванной, и ты
Улыбаешься непроизвольно,
Ибо малыш недовольно
Хватает лапкой струю,
А она опять убегает.
Жизнь вообще — и свою
Медленно постигает
Малыш — бликует вода
Салатово, синевато.
Но познание никогда
Не даётся богато.
Как видит струю малыш?
Оттенки воды? Я не знаю.
Умиление в сердце, тишь,
Подобие знака…

* * *
Шерлок Холмс, играющий на скрипке.
Лондонский туман, как вата, густ.
Холмс же размышляет об ошибке,
Их за жизнь не вырастил и куст.
Ватсон снова всё не так запишет,
Слава Холмсу вовсе ни к чему.
Лондон мощно, часто страшно дышит,
И уходит часто он во тьму.
Цепь логическая блещет остро,
Тут стальные звенья не порвать.
Интеллект — едва ль волшебный остров,
Но способен истинно блистать.
Да, блистать, — нужна лишь тренировка.
Маскарад — всего деталь пути.
Маски Холмс меняет очень ловко,
Не боится никуда идти.
Лондонские пристани и доки,
Пахнет дёгтем. Старые дома.
Тьма контор, где помыслы о долге
Смутные весьма.
Сколь, блестящий сыщик, жизнь блестяща?
Выводы порой сложнее дел.
Завтра снова будет настоящий
И настоянный на разном день.

* * *
Счастье одних — грудью на амбразуру,
Счастье других — вводить железную даму: цензуру,
Что разрывает когтями острыми тексты и фильмы.
Счастье многих — деньги от фирмы.
Разные формы. Очень разные люди.
Человек любой, в сущности, смесь в сосуде.
Только одним счастье — души растить,
Другим, растлевая оные, жить.

* * *
Когда входили русские в Берлин,
Истории самой менялись корни.
Была в победе глубина глубин,
И вместе алым в ней мерцала норма.

Любой берлинский дом был испещрён
Следами пуль — обкусан жадно смертью.
Май — миг расцвета, солнцем позлащён.
Победы шаг благословится твердью.

Война понятье «жизнь» готова съесть,
Коль отменить его она не в силах.
Лучами расходящаяся весть
Победы свет означит в перспективах.

МОНАСТЫРИ МЕТЕОРЫ

Необычные монастыри —
Скальный комплекс шести строений.
Коль окрасишь в цвета зари
Строй молитв, ожидай озарений.
Скалы створками растворив,
Вера рвётся за суть пространства.
Черепица рыжеет.
Красив
Весь массив, содержанья богатство.
До корней бы добраться, понять
Своеродные силы истоков.
Цветники во дворах сиять
Продолжают, дурное исторгнув.

* * *
В глазах до рези отливают облака
Молочно-белой пышностью златою.
Глядишь на них — сам древний, как века,
С давно уже седою бородою,
Лежишь, глядишь. Блестит легко стекло.
Сквозь бальзамин просвечивает солнце.
А день пройдёт. В нём ясно и светло,
Пройдёт, и жизнь в столь ясный не вернётся.

* * *
Поэту естественно о
Смерти писать — элегия
Не объяснит ничего,
В ней грусти просто энергия.
Думай о смерти, поэт.
Только она проявит —
Был ты, иль может — нет —
Явлен.

СЫНОК В КАЛУГЕ

Мальчик, мне так скучно без тебя!
Вот твои игрушки, погремушки,
Запах твой от маленькой подушки.
Ты в Калуге. Так ведёт судьба.
Мальчик, мне так грустно без тебя —
Беленький, забавный, чудный, славный.
Осьминог твой, бегемотик в ванной,
Улыбаюсь я, их теребя.

* * *
Волшебный посох, он увенчан
Перстом, что указует путь.
Ты с ним не будешь изувечен
Судьбой — избавленный от пут
Ошибок, скуки, заблуждений.
— А, Гривохвост? Ты ведь искал
Волшебный посох откровений.
— Я не нашёл. И не узнал,
Где может быть. — А ты, волшебник,
Не знаешь? — Палец, он живой,
Увенчан посох совершенный
Им, указует путь земной.
— Сам знаю… Посох. Где же посох?
Никто не видел. Я ищу.
Сам из скитальцев — сирых, босых,
Но с верой вечному лучу.

* * *
В обычных ритмах собственной судьбы
Не много интересного отыщешь.
Но жизнь свою едва ль скворцом просвищешь,
Коль сам себе подобие судьи…

* * *
Средневековая толпа
Бредёт бессмысленно куда-то…

Кого-то выведет тропа
К судьбе жестокого солдата.
Поэта к пыткам приведёт,
А нищего — к голодной смерти.
Собор не первый век растёт, —
Ему не дорасти до тверди.
Животно пялятся глаза
На явь, какая непонятна.
Монеток горсточки из-за
Зарезан путник аккуратно.
Как трудно Богом быть, когда
Так медленно духовно люди
Растут — и чёрная вода
Грехов в сердечном их сосуде.
Как трудно Богом быть…
Мычит,
Обобрана попом торговка.

Палач потеет, деловит,
И крепкая в руках верёвка.

И трудно Богом быть, когда
Людская так мутна среда!

* * *
Паутинка на солнце блеснёт,
Мне провинции вспомнится мёд —
Возле речки сидеть, меж ракит,
И песочек на солнце блестит.
За спиной город стар, кружевной,
И собор-монолит за спиной.
А на солнце церковной парчой
Вспыхнет речка, как дар золотой.
Рай уютнейших частных домов,
Колоритных донельзя дворов.
С яблонь яблоки рвать хорошо.
Вот к чему в середине пришёл
Жизни, видя, как вспыхнула вдруг
Паутинка на солнце — вокруг

Метрополии двор, он велик,
Унывать он тебе не велит.

© Александр Балтин, 2014

произведения автора

на главную страницу