ВСЮДУ СВЕТ
(рождественская пьеска)

Ночлежка. Несколько кроватей. Тоська всклокочена. Растрёпана.

Тоська. Слышь, Машка, была ж бутылка…

Машка. Была — да сплыла.

Тоська. Ты что? Рождество же… как не отметить.

Машка. А разница тебе — Рождество, не Рождество. Лишь бы пить было.

Тоська. А сама-то…

Машка. Ладно тебе. Не прятала я бутылку. Выпили ж вместе, забыла что ль?

Тоська (в ужасе). Выпили? Это когда же…

Машка. Да вчера и выпили. Дрыхла ж целый день. Всё забыла, дура…

Тоська (плаксиво). Рождество же…

Машка. Что тебе до Рождества. Ты и не знаешь, что это такое.

Тоська. Как не знаю. Это — Христос родился…

Машка. Христос-Христос… Что тебе до него.

Тоська. Мне может и ничего… А вдруг ему до меня есть.

Машка. Ха-ха-ха…Прям скажешь…

Васильич ворочается

Машка. Во, философ наш пробудился. Слышь, Васильич, у тебя бутылки нету?

Васильич. Ох-хо-хо… откуда ж у меня? Не можете без водки что ль?

Тоська. Я — не… не могу я …

Машка. Она говорит — Рождество. Мол, отметить надо — представляешь? Во — религиозная наша, ха-ха…

Васильич садится на кровати.

Васильич. А ты Машка не смейся. У каждого свой Христос.

Машка. Не-а, у меня нет.

Тоська (тихо). А у меня есть…

Машка. Чего ж так пьёшь-то?

Тоська. А так… Может, быстрее к нему отправлюсь.

Машка. Это к кому? Ко Христу что ли?

Тоська. А ты не смейся. Нельзя.

Васильич. Ладно вам… А что Христос у каждого свой — это точно.

Машка. Какой же он у меня?

Васильич. Просто не знаешь ещё. Вот и смеёшься.

Тоська мечтательно). И праздник такой красивый… Помню… в городке, где жила… Храм — большой-большой, белый. И зелень, хвоя… И служба мерно-золотая идёт, поднимается куда-то выше… слёзки текут…

Васильич. Христос-то родился. Но, ежели, не родился в моей душе — что мне до того?

Машка. Говорю — философ.

Тоська. Васильич, а ты учился где?

Васильич. Было когда-то. Давно-давно. Это знаешь, как иногда снится что-то — и понимаешь, что ты ребёнок. А понимаешь потому, что земля близко.

Тоська. Так… это я про учёбу вроде… а ты про сны…

Васильич. Ну, я и говорю — далеко, будто во сне. И сны теперь редко снятся.

Машка (зевая). А жаль, что бутылки нет…

Васильич. Ладно вам. Может, для того и нет, чтоб праздник прочувствовать. А то и так — пьянства было через край.

Дверь открывается. Входит человек среднего роста, одетый не по-зимнему — слишком легко. У него пакет. По виду человеку лет 30-35.

Человек. Здравствуйте.

Машка. Здрасть…

Васильич. Вы — новый?

Человек. Да. Но на несколько дней всего.

Тоська. А звать?

Человек. Да я просто — человек.

Машка. Ох, ты, да неужели? А мы, стало быть, лошади!

Человек (улыбается). Да нет, конечно. Имя? Оно было у меня. Но стало мне совсем неинтересно. Что имя? Просто несколько букв. Сущность человека пошире будет, не так ли?

Машка. О, и говорит интеллигентно. А обращаться к тебе как — человек?

Человек. Можно и так.

Васильич. Ладно, отстаньте от него. Садись, человек. Вот кровать.

Он вешает плащ на гвоздик у двери, проходит к свободной кровати, садится, у ног ставит пакет.

Машка. Слышь, человек. Выпить у тебя нет?

Человек. Есть. Рождество же.

Тоська. Вот видишь. Он понимает.

Машка. А по мне — Рождество, не рождество… Главное выпить…

Человек достаёт из пакета бутылку, пару нарезок.

Машка. О, и закусон…

Тоська (веселее). Здорово же, да?

Васильич. А я не буду.

Тоська. И не надо. Нам больше достанется.

Подсаживаются к тумбочке. Машка и Тоська достают кружки, тарелки, вилки, хлеб.

Человек наливает им.

Машка. А ты?

Человек. Я не буду.

Машка. Ой? Другим, стало быть, наливаешь, а сам?

Человек (улыбаясь). Попил я, хватит…

Тоська. А как ещё жизнь-то забыть?

Человек. А зачем её забывать?

Тоська. А такая… что лучше не помнить.

Человек. И всегда была такой?

Тоська. Кажется, да. Хотя нет, было и другое что-то — светлое. Вот в городе, где в детстве жила… уж и названье не вспомню… Мама, отец… Вот и службу в храме вспомнила — светло, ярко… (выпивает).

Человек. А потом что случилось?

Тоська. Случилось. Понесла судьба по кочкам… Вот чтоб эти кочки не помнить и пьёшь.

Машка (выпив). И у меня то же самое. Тоська ещё городок какой-то вспоминает. А мне и вспомнить-то нечего. Чёрная муть какая-то. А выпьешь — и павлиньим хвостом расцветает всё…

Человек. Вот видишь, павлинов видела.

Машка. Ага. В детстве было. Только не помню — было ли детство, ха-ха.

Они снова пьют.

Человек. Было. И детство, и сейчас. И Христос родится в ваших сердцах.

Машка. Да неужели!

Васильич. И я им говорю — важно не то, что он когда-то родился, важно, чтоб он родился в нас. В наших сердцах.

Машка. Человек, а человек, а ты много другим помогал?

Человек. Иногда бывало. Иногда хотел помочь, а не мог.

Васильич. Я бы всем помог. А на деле и себе не могу. Вот и болтаемся в жизни, как…

Человек. Пейте пока. Пусть это подарит вам радугу.

Машка. Ага — павлиний хвост.

Пьют, закусывают. Человек достаёт новую бутылку.

Машка. А интересно б было вернуться в детство, а?

Тоська. Ишь чего захотела! К маме и папе…

Машка. Вот и пьём, человек.

Человек. А пить вам не страшно?

Машка. Не-а, весело. А вообще — да, иногда страшно…

Васильич. На той неделе напились, где только водку взяли, и давай буянить…

Машка. Ага, чернота какая-то полезла. Полезла — бесполезна.

Тоська. Ха-ха-ха… Ишь — рифмует.

Васильич (неожиданно). А я когда-то писал стихи.

Машка. Ты?

Васильич. Ну. Когда учился… что ли… Не помню ничего.

Машка (опьянев). Жаль. А то бы почитал.

Человек. Может, у каждого есть стихи в сердце?

Машка. Не, у меня ничего не осталось…

Человек. Думаю — осталось.

Тоська. И у меня — ничего.

Человек. Вы просто так думаете. Посмотрите в окно. Как красиво снег мерцает. Разве не видите? Как чудесно он отливает синевою. В нём — драгоценные огни. Как в наших душах. А вон храм, подсвеченный снизу. Видите, как таинственно вздымаются языки света? Как ласкают они красный камень. Всюду свет — надо только его видеть.

Машка. Ага. Красиво за окном.

Тоська. Ну, Рождество же…

Человек. И водка — не помеха свету. И даже зло. Снег мерцает, убеляя все, что есть. Снег высвечивает наши души.

Васильич. Кха-кха… Я тоже писал о чём-то таком… возвышенном…

Человек. А возвышенное — вон оно рядом. И в нас…

Машка и Тоська засыпают прямо у стола. Васильич впадает в какой-то ступор. Он не видит, как человек уходит, оставляя что-то на тумбочке…

Через какое-то время.

Машка (резко вздёргиваясь). Слышь, Тоська! Да просыпайся же ты. Ну…

Тоська. А? чего?

Машка. А где этот-то?

Тоська. Я почём знаю.

Машка. Васильич, а, Васильич.

Васильич (вздрагивая). Чего вам?

Машка. А где этот-то… Ну, человек.

Васильич. А не знаю я… Точно в ступор впал. И не видел, не слышал ничего…

Тоська. Смотри на столе открытки — красивые какие.

Машка. Точно. Надо ж переливаются. Слушай, они живые!

Тоська. Да ты что — спятила. Не могут они… Точно, как живые… и цвета… никогда таких не видела, даже в детстве.

Машка. А на оборотах написано что-то.

Они переворачивают открытки.

Машка. Надо ж — надписи золотые, и буковки такие странные: мерцают. Точно, Тоська, говорю тебе — живые они.

Тоська (заворожённо). Ага… Такого и в детстве не увидишь…

Васильич. А что написано-то?

Тоська. Всюду свет — надо его только видеть.

Машка. Здорово, а?

Васильич. Здорово.

Тоська. Это как тот говорил, человек — да?

Машка. Да.

Васильич. И за окнами — смотрите — прямо цветёт всё снегом. Цветёт. Переливается…

Все трое подходят к окну.

Машка. Прав был человек — всюду свет. Надо только уметь его видеть…