|
Вероятно, мир развалится, Или медленно сгниёт. Кто-нибудь ещё прославится, Кто-то сто людей убьёт. Всё идёт куда неведомо, К нехорошим областям. Света бы! Уйти от бреда бы, Слишком явленного нам. |
|
Жизнь мне сломавшая литература Сама сегодня вряд ли пышный сад, Но — бытия столь спорная структура, Что принадлежность к ней означит ад. Писавший с ранних лет — считал служеньем Сие — да обманулся, как дурак. Тщеславье всех писак — оно растеньем Сверх-ядовитым проросло во мрак. Уверенный — услышат, коль талантлив, Поможет бог — во всём ошибся я. Под пятьдесят. Всего себя истратив, Не верю больше в смыслы бытия. |
|
Слава Господу за шум лесной, За небесный пласт, какой сияет. За речною тихою водой Тихий человечек наблюдает. Слава Господу! как будто из Тайны сердца зазвучало вольно. И за то, что мне порою больно, И за то, что я изведал жизнь. |
|
Сквозь щели пандуса — крапива, Резная тень виньеткой на Асфальте дадено красиво. Кирпич почувствует спина. Сидишь усталый у подъезда, На пандус серенький глядишь. Пускай в душе шумела бездна, А ныне воцарилась тишь… |
|
Развеяв марево желаний, Себя, пожалуй, обретёшь. Но избавленье от страданий — Всех, что возможны — тоже ложь. Желаний марево густое, Желе его руками тронь. Очередное — столь пустое, Ну а за всеми — адский трон. |
|
С матерью гулять идёт — шажок За шажком — так медленно, неверно. От любви к ней скверно станет, скверно: Девяносто. Ждёт небесный дом. — А, сынок? — Я тут, мамуля, тут. Постояли около рябины. Миновали клумбу — весь маршрут. И былого полюса, глубины. |
|
В ящиках — перебирал — нашёл Слайды, диаскоп — отец в Египте. Ящики, поди, подобны крипте, Засмеялся, нравом был тяжёл. Шкаф не тянет явно на собор. Две логарифмических линейки. Выбросить? Продать сие сумей-ка, И на пальцы налипает сор. Вот советские купюры — ах, Маленькой какой была рублёвка! Трёшка и червонец… Будто прах Жизни. А выбрасывать неловко. Память же не выбросишь! Опять Старые бумаги он листает. Будто томик жизни, что понять Нам никто, увы, не помогает. |
|
Интересоваться стал — откуда Деньги покупатели несут. В антикварном магазине — чудо Честности, и свой постылый труд. Ведь воруют, ну — откуда деньги? Выгнали, и — социально вниз. Бомж не пьющий, на какой ступеньке Бытия? А всем и всюду тренькал: Честною должна быть жизнь. |
|
Спрут силён, и щупальца упруги. Сколько их? Никто не должен знать. — Может спрута одолеем, други? — Мелочь рыбья будет подбивать. Ах, уже спешат коньки морские, Рыбы покрупнее тут как тут — Все свободолюбью не чужие, Только мал, ничтожен их маршрут. Щупальца взлетают ниоткуда. Спрут царит, победы одержав. Злато любит, любит изумруды Власти, осознав её состав. Ужас! Он везде! И кто ж спасётся? Мир собой пронизывает спрут. Счастья от воды судьбы дождётся Разве кто-то? Спруту поднесут Труп врага — всегда врагов довольно. Рыбы-лисы, рыбы-пауки, Все — шуты, а нет — всем будет больно. Много трупов, раз кругом враги. Может быть, меня поймёте, люди, Может, нет — мне, право, всё равно: Коль бояться спрута вечно будем, Будет в мире навсегда темно. |
|
Гриб смуглый — ярусами из Травы — достаточно занятен. У дома, где различна жизнь — Из чёрточек, кружков и пятен. О, к шампиньонам ты привык, А это что за гриб громоздкий? Опять реальности язык Ты учишь страшной бездной мозга. |
|
Неврастеник загнанный, поэт, Пишущий упорно, постоянно. Что писать, когда и так сюжет Жизни ясен? А ему туманно, Двойственно, слоится всё вокруг… И горит в мозгу неврастения, Будто куст, вдруг искры золотые Строчек разбросал. Всего недуг. |
|
Библиотека стала угнетать — В квартире старой книг чрезмерно много. Когда б сюда забрался ражий тать, То понял — не туда его дорога, Играя, привела. Как много книг! Зачем ты долго жил в библиотеке? Действительность насколько ты постиг? Её метафизические реки… Продать? Кому они теперь нужны, Их собирал отец в Союзе долго. Жизнь — будто осознание вины. Естественно, мистического толка. Не коридор — один сплошной стеллаж, Не комнаты — шкафы сплошные. А вот каков душевный твой пейзаж, Поймёшь, презрев мечтанья золотые. |
|
Богаты умные эссе И наблюденьями, и силой. Литература перспективой Жива, как мы, как всё и все. Уходит добрый человек В созвездий мир, всегда цветущий. Своей судьбы, в поступках сущей, Нам в память оставляя свет. |
|
Сильный побеждает. Дважды два. Сильный — но не прав! — а побеждает… Правды — столь от вечности слова, Сколь гирлянда силы нарывает. Краткая победа. Не итог. Промежуток. Краткая победа. Оную определить бы мог Я повитой скверной формой бреда. …мал Давид — но за Давидом свет. И гиганту Голиафу худо. Чудо правды пусть войдёт в сюжет Нашей жизни! Золотое чудо… |
|
Пятна трупные, цветение сирени, Бойни, морги, детские сады. Свет — и слишком траурные тени Наблюдаешь в этом мире ты. Для чего, пронизанный подобным, Существует бесподобный мир? Зло не сможет с отзвуком утробным Заглотить и время, и эфир. |
|
Сор в гостинице провинциальной. Старая береза — из окна. Некто — с жизнью скучной и банальной — Тупо знает: жизнь — всего одна. Робкий в дверцу стук, вошёл пузатый. Лебезит, улыбочка ползёт Слизнем — очевидно, что богатый. И зачем сюда пришёл? — Ну вот. Не желаете ли переехать? — Я? Куда? — И завертел сюжет. Загородный дом уже, как веха, И слепой успеха силуэт. Лебезит градоначальник сладко. Некто из гостиницы глядит Гоголем. Коньяк и шоколадка. Гусь в обед. Отменен аппетит. Дальше, ясно, денег занимает, Все дают, улыбчивы весьма. И на мерседесе уезжает, Прямо и не жизнь! Весна! весна! Будет разочарованье горько, Но без сцены можно без немой. Мол, в истории нет никакого толка. И не учит никого. На кой? |
|
Льёт в Москве. Глядишь на старый двор, Струи в тополиных вьются кронах. Дождь не успокаивает взор, Ежели тот был из воспалённых. Данность так прощупана дождём, Как горят в твоём мозгу созвездья. Очарован собственным двором Ты — в себе живущий, словно в бездне. |
|
Суммарная энергия людей Могла б зажечь второе солнце. Когда бы вектор, чистый от страстей, Повёл туда, откуда жизнь даётся. |
|
Выдувает мыльные пузыри У машины на корточках из аппаратика. Тут даётся радости математика — Драгоценна, что там ни говори. Выдувает девочка пузыри, Расцветают радугой на июньском солнце. И она смеётся, она смеётся, Будто мир из нежности и зари Создан — горя и боли нет. Драгоценные пузыри сверкают. Лента лета мелькает, и дни играют Светом… Был бы один лишь свет. |
|
Грядёт жара. Жара, как боги, алчет, Всей влаги нам не хватит — утолить. Июньский воздух — он тяжёл, как бархат, Притом — его жарой не удивить. Сереют, зеленеют водоёмы. Грядёт жара. Покуда облака. Плывут они — мистические домы, И чувствуете вы — жара близка. |
|
Да будь я проклят, если напишу Ещё хоть строчку! Я больше не живу и не дышу — Всё, ставлю точку! Но снова день разводит на крови Гирлянды строчек. А света нет — зови иль не зови, И нету точек. |