Александр Балтин

ПОКИДАЮ ВИЗАНТИЮ

* * *
Развивая Данте, лабиринт
Собственного мозга изучая,
Не заметив перспективы мая,
Боль свою мотая, словно бинт,
Что за черноту увижу я,
Где провал, страшнее бездны смысла,
Собственного гаже бытия?
Тему «я» определяют числа,
Знаки, и ошибки, и т. п.
Лес ассоциаций вновь разросся.
Дятел скуки сообщенья Морзе
Посылает, как всегда, тебе.
Выбраться не можно из себя,
Раз велик окрестный мир — тем паче.
Для чего смакуешь неудачи,
И живёшь — о чём пойми — скорбя?
В лабиринты погружаясь, ты
Выбраться рискуешь сумасшедшим.
Больше рисковать по сути нечем,
Оборвав железные цветы
Страха, страсти, собственной тщеты…

ТРУП

Зачем я должен превратиться
В труп, косный, как металл? Зачем?
Черна, гляжу, взлетела птица
С корявой ветки. Сумрак. Семь.

Труп собственный представить страшно.
И с тем — не страшно мне ничуть.
Духовный мир — сплошная башня,
В себе скрывающая суть.

Но почему невероятно,
Чтоб тело растеклось легко,
Иль испарилось? неприятно
Труп видеть — на душу легло.

Как мощно, косно в домовину
Вмещается телесный пласт!
Порядка общего причину
Узнать хотел бы. Бог не даст.

ПОКИДАЮ ВИЗАНТИЮ

Византия богата, она слаба…
Кесарь Никифор вместо охраны границ
Утопает в роскоши, любит ткани,
Эмали чудные, ароматы Аравии.
Императора во время обеда орган
Услаждает, пока истязают
Повара за пригоревших дроздов.
Византия не знает вектора своего
Дальнейшего существованья…
Аскеты не смогут
Ей управлять, хотя могут собой.
В кварталах ремесленников много пьют,
И эмали уже не такого
Качества, как были раньше.
И также
Иконы и фрески гораздо слабей.
Иконы раньше писали такие,
Что глаза святых прожигали души.
Количество рукописей растёт
В библиотеке, не прибавляя смысла.
Чиновник высокого ранга идёт
В монахи и хронику пишет.
Татий — начальник охраны царской —
Любит вино с корицей, и так богат.
Византия вообще богата, но слаба, слаба.
Дипломатия изощрённа, дары фальшивы.
Пурпур власти на траур похож.
Стен белизна порой ослепляет,
Но сильнее слепят солиды золотые.
Вера слабеет, империя с ней,
Либо источники духа мелеют,
Либо теряем способность
Воспринимать источники эти.
Немногие понимают, увы,
Что Византии время уходит —
Она богата, она слаба.
Щиты на врата когда-то прибил
Вождь руссов, а вот корабли
Руссов, товаром гружённые — всё
Изменяется, как говорит вода.
Вода качает большие, как башни
Корабли далёких, далёких стран.
Византия богата, она слаба —
Раздаётся, как эхо, играет эхо.
Дворец басилевса — почти лабиринт.
В нём заплутает гость-чужеземец,
И не вернётся домой никогда.
Поэт уплывает из Византии,
Ибо не верит больше в неё —
Она богата, она слаба…

ШВЕЙК

Со Швейком круглолицым я
Сегодня пью, а как иначе?
Всегдашний шорох неудачи
Постыл в проулках бытия.

А Швейк — он успокоит, он
Историй множество расскажет.
В них смеха пёстрые пейзажи
Звучат со счастьем в унисон.

Философ терпеливый — Швейк,
Пусть в маске простака…
Бывает.
Когда действительность пугает,
Тогда к ней книжный мир пришей.

Янтарно пиво, ром прожжёт
Сознанье, опьяненье — чудо.
Неважно, кто ты и откуда,
И что тебя в грядущем ждёт.

Философ Швейк, я повторю,
Его наслушавшись историй.
Философ, пьяница и стоит —
За всё его благодарю.

* * *
Небесный трудится Пракситель —
Мы получаем облака,
Их тишина — почти обитель,
Их возраст — долгие века.

Холодное начало лета,
Прозрачное струенье дня.

Я ощущаю — правда это —
Как мир проходит сквозь меня.

СВИДЕТЕЛЬ

Он — юношеских дней тирана
Свидетель — в лабиринте лет
Своих затерян. Сердце — рана,
Больнее этой боли нет.
Он вспоминает, вспоминает,
Как спорил с ним — тогда никем.
И что нелепицей смущает
Сегодня? Не поймёт совсем.
Он мог убить — убить тирана,
Какого не изъять теперь
Из бездны власти, из обмана
Всеобщего, из всех потерь.

ПУСТОЙ БАССЕЙН

Параллельно смыслу жизни путь
По аллеям…Точно параллельно.
Есть власть эмоций безраздельна,
Значит не узнал, ничтожный, суть
Собственную… Подхожу теперь
К старому фонтану, и в бассейне
Зрю листву — и золото, и медь,
Есть и красная под цвет портвейна.
Не работает давно фонтан,
А твои фантазии в порядке.
Если много их — ты окаян,
И зачем стихи идут в тетрадке?
Параллельно смыслу жизни я
Существую. Скучно. Параллельно.
И гляжу, как в нишу бытия
В пестроту безмолвного бассейна.

ВЕРБЛЮД-ЗАКОНОДАТЕЛЬ

Верблюд на лобовое плюнул
Стекло — водитель вне себя.
Суд будет! Кто б о том подумал!
А адвокат — он как судьба:
Он исправляет положенье,
Иль не сулит вам ничего.
Речист защитник. Все сомненья
Не для него. Не для него.
Верблюд оправдан — нет в законе
Статьи — плевать ему нельзя.
Верблюд красуется на фоне
Суда — А интервью, друзья,
Верблюда было интересно —
Гудел на разные лады.
Потом вообще исполнил песню.
Мы без верблюда ни туды,
И ни сюда — Его, пожалуй,
Нам надо в партию принять.
Взгляд предлагающего шалый —
Политик — что с такого взять?
И вот верблюд уселся в думе,
Законы выправляет он.
И слушают c почтеньем дурни,
А блеют благостно — Закон…

СЦЕНКА

— Отстань, — ей говорит, на стуле сидя
На пластиковом, говорит — Отстань!
Так, будто речь о шаровой обиде,
Не то о настроенье — просто дрянь.
Он лошади речёт сие — большая
И с кроткими глазами голова
Над ухом и макушкой нависая,
Воспринимает резкие слова.
Гуляют люди — пестрота густая:
Тут выставка, и ярмарочный блеск.
И лошадь нависает, понимая,
Что к ней сегодня малый интерес.
Хозяин недоволен, нет работы.
— Отстань, — он говорит, он разозлён.
А лошади не надобно свободы —
Доволен только ею был бы он.
И круглые глаза её мерцают,
Взглянул — и стало стыдно за себя.
Погладил.
Люди праздные гуляют.
И смотрит лошадь… кажется, скорбя.

* * *
Небо своего не знает цвета,
Груша — вкуса собственных плодов.
Утром, выходя из ленты снов,
Силишься понять — а ты ли это?
Ты ли был ребёнком, а затем
Юношей, чтоб окунуться зрелость?
Потерять задор, утратить смелость,
Жизнь определить, как схему схем?
Облака насколь белы они
Никогда, уверен, не узнают.
Дни, как листья в осень, опадают,
В опыт, как листва, слежатся дни.

* * *
Не представляемые дебри
Грядущего… и хрустнул сук.
И наши грустные шедевры
В большие печи понесут.
Перерастанье настоящих
Нас будущим. Так есть. Иди.
Смотрел на солнце древний ящер,
Не знал, что будет впереди.

БАЛ ЗВЕРЕЙ

Лев наблюдает за танцем
Жирафа — изящным весьма.
Хищность сегодня изъянцем
Предстала, сводящим с ума.

Антилопу не тронет
Улыбается, лев.
О, в веселье никто не тонет,
Изъяв из сознанья гнев.

И бабочки драгоценны —
Порхают между зверей —
Счастливых сейчас несомненно
Бальною страстью своей —

Бальною страстью лёгкой.
Рыбы глядят из воды —
Кажется жизнь беззаботной —
Такой бы пожил и ты.

Лев наблюдает, а после
Сам пойдёт танцевать.
И в пару к нему милый ослик,
Умеющий напевать…

ПУТЕШЕСТВИЕ ПАЛКИ

У пруда — плотный ряски слой,
Лягушек я не позабуду, —
Стояли: Ты, гляжу, герой,
Раз в наше время веришь чуду.
Ответить? Нет? Он подобрал —
У берега валялась — палка.
Гуляли. Вечер полыхал
Красиво, но совсем не жарко.
Разнообразная трава,
И палки постук о дорогу.
Мелькают разные слова,
И угасают понемногу.
Оставил палку под мостом,
К опоре прислонил.
И дальше
Пошли.
Тёк вечер в золотом
Сиянье, что не знает фальши.

ИГРУШЕЧНЫЕ
КУРИЛЬЩИКИ

Курильщики милые были —
Фигурки из глины… давно.
Забавно смотреть, как курили —
И детства забавно кино —
Фрагменты его вспоминаешь,
Ничтожны фрагменты порой.
Фигурке сигарку вставляешь,
Дымит презабавный герой.
Игрушки такие сегодня
Не делают что ли? Не зна…
Что знаешь вообще превосходно?
Что жизнь, к сожаленью одна.

ПАМЯТИ ЯАНА КРОССА

Заплачут каменные скрипки —
Из мира смерти нет пути
В наш мир, где мох, цветы, улыбки,
И где со словом — не шути.
Могучие тома романов,
Впитав эстонский колорит,
Былому памятником станут.
Душа за всех, за всех болит.
Важнее пониманье, нежли
Оценка чёткая, как шаг.
Есть пониманье — есть надежда,
И даже смерть поймёт душа.

ЖИДКИЙ ЯНТАРЬ
(стихотворение в прозе)

Он шёл с ними по синеватому, сизому,
февральскому снегу; шёл в пивную впервые
в жизни — в тот огромный ангар, каких
много строилось к Олимпиаде Московской —
с неизвестными целями, а ныне кое-где
разместились пивные залы. Старшие его
приятели с новой работы травили анекдоты,
а он, никогда не пробовавший пива, думал —
Куда я иду? Зачем?

Внутри было шумно, пестро; пиво кружек
по шесть несли на алюминиевых подносах,
пили также из молочных пакетов, бутылок, -
из чего угодно; компании восседали
за столами, терзали серебристую воблу,
хрустели баранками; вспыхнувшая драка
быстро завершилась объятьями — и он,
впервые пивший жидкий горький янтарь —
через пару часов вывалился в проран
февральского вечера, и шёл, шатаясь,
домой, и блевал в снег во дворе, и звёзды,
подвешенные на проволоке безвестности,
качались над ним…

© Александр Балтин, 2012

произведения автора

на главную страницу