Александр Балтин

Грань разницы

БЛАГОВЕЩЕНЬЕ

Сгустилось белое пространство,
И стало сокровенным сном.
В нём предсказанье — как богатство
Духовной высоты притом.
Крылом чела коснулся ангел.
Мария спит? Не то не спит…
Снег синий, белый долго падал —
Пещера в белизне горит.
И в ней она и муж Иосиф,
Младенец. От младенца — свет.
О жертве будущее просит —
Значительней которой нет.
Легко чела коснулся ангел,
И вот — сиянием предстал.
Во сне казалось, кто-то плакал,
Но свет увидев, перестал.
И стало будущее вещим,
Мария встала ото сна,
Увидев мир, себя и вещи,
Как хочет неба глубина.

* * *
Русалка плывёт, и сияет луна,
Русалке сквозная видна глубина.
Влюбиться ей, выйти на землю — как страх —
Русалке легенд, что не трогает прах.
Плеснула водою… Иль рыба плывёт?
Рыбак девы водной, конечно, не ждёт.
И звёзды глядятся в пределы реки.
Русалке возможно их тени близки.
Всё то, что реально — пребудет вовек.
В русалку влюбился седой человек,
Её описал, никогда не видав,
Фантазий своих изменяя состав.
Писал — и глядел за окошко, на снег
Уставший от жизни, седой человек…

* * *
Вдребезги разбитая бутыль —
Жизнь разбита — вряд ли означает.
Лучше ночь встречать стаканом чая,
И похмелья не наступит быль.
Вдребезги! Звучит ужасно, да,
Видишь острия, и кровь стекает.
Что же делать с бедными стихами?
Ничего. Забудь их навсегда.

* * *
Английский поэт Винни-Пух
Оставил нам много заветов,
Для разных пригодных поэтов,
Чтоб светоч стихов не потух.
Последуй, когда тяжело,
И ноша на сердце такая,
Что вряд ли поверишь — светло
В грядущем, и жизнь золотая.
Последуй советам, дружок,
На рифмы вступив бережок.

ХАРЧИ

Вокруг харчей комедиограф
Накрутит яростный сюжет.
В таком едва ль камелий образ
Возникнет, украшая свет.
Харчи сколь много в жизни значат.
Столь унизительна от них
Зависимость людей любых.
Страх — коли голод замаячит.
Солдат, жующий сухари,
Предатель, чавкающий мясом.
Питайся красками зари,
Иль светом неба — очень ясным.
Слова Божественные нам
Ввести бы в рацион. Бессильны.
Из мира бы построить храм —
Да как? Весьма грехи обильны.

* * *
— Подстрахуешь? — Ага! — Ну, давай!
Тренажёрный, где грохот изряден.
Будь здоровым, железо качай,
Без того будто мир твой неладен.
На втором этаже из окна
Виден старый завод, он громоздкий.
А Советов ещё времена.
Грохот штанги ударит по мозгу.
— Вань, ты выжмешь 130? — Ага.
Тени прошлого дали сгущенье.
— Ну гантели! Такой бы врага
Приголубить, моё, мол, почтенье.
Мат клубится, станки — самопал.
И с завода ребят было много.
Мышцы каждый охотно качал,
Будто в том угадал чувство долга.
Занимался я год или два,
После бегал, и — гирьками дома.

Изменились страна и Москва,
И вокруг, будто всё не знакомо.

* * *
Снега не было вчера,
Много нанесло сегодня.
Ах, гирлянды, мишура,
Искорок весёлых сотни.
Либо роковой объём
Снега представляешь резко.
Город, погребённый в нём,
Многопёстра эта бездна.
Во дворе глядишь на снег
В декабря начале белом.
Ничего не надо сверх В мире целом.

ПОНТОППИДАН

Мир слишком очевидно дан.
Что в нём менять, счастливчик Пер?
Исследует Понтоппидан
Условия различных сфер.
Инаких данностей узлы
Нам не распутать, не понять.
Мы может только здесь — увы,
Дерзать, страдать, существовать.
Счастливчик несчастливый Пер,
Печальный пленник бытия.
Осенней смертью мечен сквер,
Каким прошли и ты, и я…

АНДРЮШЕ

Мазками тени на стене
От бальзамина и алоэ.
И ночь, твоё тепло живое,
Сыночек, так приятно мне.
Друг в друге отразимся мы —
Сынок Андрюша, милый мальчик.
Жизнь против происков потьмы,
Смешно ты оттопырил пальчик.
И время тихо входит в нас,
И ночь слоится грандиозно.
И свет придёт в который раз,
Пусть в жизни многое и грозно.

* * *
Часами на деревья мог
Смотреть, их зелень постигая,
В их мерно вслушиваясь слог…
Листва в июле золотая.
А византийская она,
Когда царица-осень всюду.
Деревьев красота ясна,
Она ясна…
Подобна чуду.

* * *
Мечты огромные, что космос,
И как же ты нелепо-мал.
В расплав действительности косной
Таков, каков ты есть попал.
Мечты нелепые, как яма,
В какую, глядя вверх, попал.
Жизнь расплескалась, будто драма.
Которую никто не ждал.

* * *
Что боль у каждого своя,
Не значит — нету общей боли.
Тугое сердце бытия
Пульсирует, того не боле.
Пульсация включает боль,
Она пройдёт, и будет радость.
Но кто же развернёт юдоль
Сиянием суммарным радуг?

СОВРЕМЕННОСТЬ

Снег пушит, и ветер задувает,
Современность бьёт тебе в лицо.
Посильней вообще удар бывает,
Выдержать который не легко.
Стать ли персонажем интернета,
Иль в мобильник гномиком нырнуть?
Бред в мозгу — сколь неприятно это,
Столь уводит в сторону. В чём суть?
Просто современность оглушает
Многим, и пушистый снег летит.
А в витринах ёлки наряжают.
Вечером всё пестротой горит.
Просто современность, и не будет
Новой, всё обычные дела.
Кротким будь. Ты был когда-то буен.
Тихим будь. Коль жизнь твоя прошла.

* * *
Европеец Рильке к Спиридону
Дрожжину приходит в старый дом.
Во дворе увидевши ворону,
В стих её впустил уже потом.
А о чём — представить — говорили
Невозможно — будто полюса
Эти люди, разные их были,
И различны очень голоса.
Нечто почерпнули, вероятно,
Из той встречи, из колодца слов.
Белые в былом мерцают пятна,
Но служенье высоте — не вновь.

* * *
Вчера стихи о ней писал —
Торгует квашеной капустой
Домашней, вероятно, вкусной —
Старуха, век её не мал.
Её сегодня вижу вновь —
Чеснок ей был замаринован.
Благополучье стариков…
Коль нет его — мир проклят Словом.

* * *
Мальчик спит и чмокает во сне,
Я гляжу, и ощущенье чуда
Медленно растёт в душе, во мне,
Мальчик дан из космоса, оттуда.
Вот он спит в кроватке — мой сынок,
Чмокает во сне, так умиляет.
И, как вечно, небосвод высок,
Сколь высок — душа, наверно, знает.

* * *
Розовато снега серебро —
Сыплется с ветвей, играют звёзды,
Искры всюду, снежное добро
Чёрные белит в сознанье гнёзда:
Гнёзда боли — чёрные, как ночь.
Снежность всюду, белое мерцанье.
Будто снег желает нам помочь
В постиженье тайны мирозданья.

* * *
Сосудики травы хранят
Послания Христа насколько?
Порою ты собою смят,
И в этом ищешь грани толка.
Христос, касавшийся того
Предмета — камня или ветки —
Остался в мире, торжество
В котором тьмы. Прорывы редки.
И, тем не менее, Христос
Остался световою силой —
В том, что судьба дана всерьёз,
В том, что зовётся перспективой.
Увидеть это и понять,
Как цель, дарованную свыше.
А ты печалишься опять,
Что для тебя нет в мире ниши.

* * *
Ты, может, видишь ангела, сынок,
Когда глядишь вот так на потолок,
Наморщив лобик, любопытно очень?
Что видишь ты в два месяца — никто
Не знает, фантазировать зато
Возможно — и светлее станет осень…

* * *
Что в Калужании? Тихо…
По Московской к центру пройду.
В частных домиках, знаю, лихо,
Не заварит в кастрюльке беду.
Калужания к парку выводит,
Он сквозящий зимой…
За рекой
Перспектива — без оной вроде
Род не сможет совсем — людской.
В старом мире провинции тихой
Обретёшь, что не знаешь сам…
Тут гуляя, я часто спихивал
За пределы кусочки драм.

ЧУВАШИЯ

Жители нагорной стороны
Ханства — даль чувашская мерцает.
Волга фиолетово вскипает —
Предзакатным ракурсом волны.
Волга и леса…
Степной простор.
Фосфориты, торф, горючий сланец.
Прошлое столь очевидным станет,
Сколько на него настроен взор.
Чебоксары. Синевой залив
Полыхает, коль пылает солнце.
И мостов немало, и красив
Тот, и тот.
Смех детский раздаётся.
Песенка чувашская звучит,
И банально утекает время.
И согреют ясные лучи
Канувшее в вечность воскресенье.

* * *
Он четверть века ждал признанья,
Писал, писал, да всё не впрок,
Не встретил даже пониманья
Своим тугим раскатом строк.
Хандра и пьянство — что осталось?
От жизни дикая усталость.
И по-другому он не мог.
Писал, писал — а всё не впрок.
Теперь вздыхай — какая жалость.
И даже — не извлечь урок…

ПОДЛЁДНЫЙ ЛОВ

В чаше снега озеро лежит.
На пластине льда подлёдным ловом
Заняты, и синева сквозит,
Небом день как будто окантован.
Лунки просверлили, и вода
Чернотой сквозь тонкие пластины
Тоненького проступает льда.
То есть — есть для радости причины.
Вздрогнула мормышка, и карась
Плюхается на ледовый панцирь.
О, для сковородки он как раз!
Синева и белизна пространства.
Шутки рыбаков, и — алкоголь.
Снег искрится, лунки черноваты.
Рыба сколь испытывает боль?
А не знают, радостью распяты.

ГРАНЬ РАЗНИЦЫ

Грань разницы — не та, что нам видна —
А та — метафизического толка —
Меж Гойей и Эль Грека — грань восторга,
Из яркой сопричастности она.
В полях небесных мистика картин
Иначе выявляется, мерцая.
Сравнить же здесь без видимых причин
Ван Гога с Босхом, истово играя
Слепой терминологией, легко.
Невидимую грань найти сложнее.
Так, изнутри засветится лицо,
Коль ум наполнят верные идеи.

* * *
Отцовские рисунки неумелые
Нашёл — пейзажи, лица… И глядел,
Как будто проникая в нечто целое,
Что в жизни осознать столь не сумел.
И вспоминал отца, перебирая
Рисунки, где кентавры и дворы.
Отцовские сколь можно постигая
Миры.

КАЛМЫКИЯ

Тюльпанов алые поля —
Что кровь Калмыкии, без боли.
Но Золотого Будду я
В небесном лишь представлю поле.
Сарматы, скифы, гунны… всех
Не перечесть народов, кои
Селились, давши сумму вех
Земле — необходима коли.
Хурул высок, понять едва ль
Мне пафос жизни в месте оном —
Подчинено своим законам,
Из главных будет — вертикаль.
Сайгаки мчат, взбивая степь,
Сквозь трубчатые ноздри — воздух.
Калмыкии изрядный возраст,
И мудрость — из важнейших скреп.

САВАН

Просто ткань. Но эманации
Смерти саван впитывает — мне,
Кажется, хотя бояться я
Смерти перестал вполне.
Ритуал же смертный удручает.
Лучше было б всё же, если труп
Растворялся в воздухе — мечтает
Человек, хотя весьма неглуп.
Белый саван, мерзкая начинка,
И старухи совершают чинно
Ритуал — представилось, и стал,
Будто похорон я не видал.
Снег на саван не похож нисколько
Белизна его и глубина.
Ты считай, что всюду жизнь — и только,
Жизнь одна везде всегда дана.

ШЕНГЕНСКАЯ ВИЗА

Шенгенская виза легче
Делает нашу жизнь.
Поездки хандру излечит —
Пути их — и виражи!
И вот италийские храмы
Тайны откроют тебе —
Интересные самые.
Роль сыграют в судьбе.
А вот французская готика
Покажет паренье и взлёт,
Излечивая невротика
От выдуманных забот.
Шенгенские виз проще
Делают каждый маршрут.
Культуры усвоить толщи
Надёжней возможность дают.

© Александр Балтин, 2013

произведения автора

на главную страницу