Александр Балтин

Лемурия и Гондвана

* * *
«Жизнь» произнеси — захватит дух.
На асфальте арабески листьев,
Одинаковых не сыщешь двух,
Ветер их движение убыстрит.
Жизнь везде, и там — где нет её.
Кладбище покоем обливает
Ум и чувства острые ещё.
И листва шуршит и облетает.
Просто жизнь. Одна ушла. Взамен
Новая, иль сразу десять новых.
Ибо мчится шарик перемен,
Ибо скачет всадник перемен,
Видишь — если не из бестолковых.

ОХОТА НА ОЧКИ

Малышок крадётся по папе,
Выше, выше. И хвать — очки.
Позволяется, ясно, лапе,
Малышок ныне счастлив почти.
Но очки забирает папа,
И, в сторонку их отложив,
Наблюдает, как мальчик-лапа,
Созидает охотничий миф.
Через ногу папы сноровко
Переваливается малышок.
Вот очки. И блестящие — словно
Очень важные. Схватит сынок.
Счастлив! Вот и сезон охоты.
Вот с очками в лапке малыш.
Есть очки — нет иной заботы.
Улыбаешься, мальчик, молчишь.

* * *
В алхимических пробирках
Много вырастет чудес.
Зелень тёмная в прожилках
Золотистых, будто лес.
Значит, сколь душа рискует,
Достиженьями гордясь,
Столь нелепо существует,
Мерно погружаясь в грязь.
Есть алхимия регистра
Высшего, где свет души
Открывается не быстро.
Тише, тише, не спеши…

* * *
Акакий я Акакиевич, но
Стихи притом слагающий… Нелепость.
Проедет, день разбрызгавши, троллейбус.
Мне всё равно кто я, мне всё равно.
Я мелкий-мелкий служащий, и мне
Медальку дать решили. Два часа я
Ждал, слушая совет учёный, не
Поняв, зачем сижу, тузам внимая…
Все в мантиях, о деньгах говорят…
Потом в коробке сунули медальку.
Взял — и скорей домой. Сам виноват,
Что я такой… Коль верил бы металлу,
То был бы из металла, ну а я
Бумажный, верно, со стихами вместе.
Акакий я Башмачкин бытия,
Где деньги — род значительных известий.

* * *
— Рыцарь, рыцарь на белом коне,
Кого преследуешь, а?
— Неправда и скверна отвратны мне,
Противны пустые слова.

— Их и преследуешь, рыцарь? — Да.
— Но их не сразить копьём.
— Я знаю, но слово правды всегда —
Всегда настоит на своём.

Оно и копьё мне, оно и меч.
И скачет мой рыцарь вдаль.
А сила духа нужна — обречь
На сплошную себя вертикаль.

ПО ПОВОДУ СМЕРТИ
А. ПОЧИНКА

Незаметно почил Починок,
Шумен был, золотая карьера,
Сделать важное, мыслится, мог —
Ну а сделал? Иль чёртова сфера,
В кою втиснулся, сделать не даст?
Выступал, говорливый донельзя,
А людей почитал, как балласт,
И не людского не ведал доверья.
Он почил — Починок, значит, не
Осуждай, плохо скажешь — ошибка.
Надо всеми над нами вполне
Непонятная миру улыбка.

ЛЕМУРИЯ И ГОНДВАНА

Гондвана и Лемурия — края
Немыслимого бытия.
Лемуры, грозно роющие нечто
Могильное — лопатами стучат.
И, может, откопают самый ад,
Коль действуют весьма бесчеловечно.
Нет, им — лемурам — ведомы цветы
Невероятно яркой красоты
И высоты.
И почему из Босха тот хорёк,
Очки надевший на нос, так смущает?
Он вышел из Лемурии — высок
Сознаньем адским, что и поражает…
А про Гондвану ты забыл? Она
Была единым куполом парящим.
И ей была открыта глубина
Всего, явь пересытив настоящим.
Велик геологический разлом,
Расходятся материки пластами.

А общей люди не сумели дом
Построить — много ли построишь в яме?

* * *
У деда было очень интересно —
Чинил часы, и механизмов тьма
Сверкала, как заманчивая бездна,
И привлекала, не сводя с ума.
Дед говорил про шестерёнки бурно —
Поэтом был, а не часовщиком.
Внук пожилой сейчас опять как будто
Заходит в дедов — старый-старый — дом.

* * *
Надоело писать без признанья!
Пьян поэт, рвёт бумаги свои.
И живёт мерой непониманья
К нам небес очень сложной любви.
И талант не был пропит, и силы
Не растрачены зря — где ж оно?
Где признание и перспективы?
Пьёт он водку, сухое вино…
Ангел плачет, поди, над поэтом,
Бездна чья велика и горька?
Я не знаю, срываясь при этом
В яму данного сердцу стиха.

ПАМЯТИ
КАЛУЖСКОГО ФИЛОСОФА

Я кротко Фёдорова вспомню,
Поскольку тих, не буен был.
Воспоминанья те же волны —
Накатят, смерти гасят пыл.
Любил в гостях бывать у Вали,
Какой годился мне в отцы.
В окне двора видны детали,
Дома, их этажи, торцы…
В Калуге жил. Сидим на кухне,
И философствуем, и пьём.
Идеи с жизнью целокупны,
Тут важен шаровой объём.
Похоронил когда-то сына,
Молчит об этом Валентин.
Тут скорбь, проевшая глубины,
И он давно живёт один.
Я ухожу, и жалость — словно
Кулак — сознание сожмёт.
Рельеф двора был дан неровно,
И фонари струили мёд.
А после Валентин отторгнул
Общение любое. Так.
В себя ушёл. Иль смерти волны
Почувствовал — насколько мрак?
Что умер — я узнал от брата,
Не знаю, похоронен где.
Что был — серьёзней, чем утрата.
Жив ныне… где-то на звезде.

* * *
Мытарства — как руины ваших
Грехов, не то — стена огня.
Он душу ныне перепашет.
Я есть? Иль больше нет меня.
Мытарства как отсюда сможешь
Представить? Страх, похожий на
Нелепость…
Пусть уж лучше Моцарт
Звучит — яснее глубина.

ПРОМЕТЕЙ

Возникли снежные поля
В день смеха — первого апреля.
Смеются небо и земля
Над нами может быть на деле?
Жизнь — бездна маленькая. Так.
Куда нам до титанов! Только
Сует наборы, свет и мрак,
И счастья крохотная долька.
Титан титанов Прометей
Представится, к скале прикован.
Зевесовым ужален словом
За действия для них — людей.
Им — прозябать удел был дан.
Да сжалился титан могучий.
Орёл, как вестник боли жгучей,
Летит, колышет мощно даль.
Страдай, великий Прометей…
А мы в апреле пострадаем
От снега — суетой людей
Свою стезю обозначаем.
А печень вызревает вновь
Для клюва и когтей железных.
Титан бывал в тотальных безднах,
Где слёз нет, не живёт любовь.
Вот первого апреля снег…
Огня осталось в душах много ль?
Практичен больно человек,
Заметит ли красивый тополь?
Огонь порочили собой
Века, его в других пуская.
Смешна, смешна чужая боль,
Своя — родная, дорогая.
Летит орёл. Его крыла
Колышут воздуха пространство.
На избавленье ото зла
У нас хоть есть подобье шанса?
Но был избавлен Прометей.
Как символ рассмотри титана —
Живущий для других людей,
Едва ль погибнет окаянно.

© Александр Балтин, 2014

произведения автора

на главную страницу