|
Пять буквиц. Первая — что куст. Пять — а за ними свет и морок, И тайна, чей посыл столь густ, Что не поймёшь, откуда Моцарт. Пять букв, знак мягкий на конце. Быть мягким хорошо иль плохо? Сколь ты меняешься в лице, Когда меняется эпоха? Сады, и парки, и дворцы, Бараки, хижины, хибары. В библиотеках мудрецы, А в лавках — пёстрые товары. Пять буквиц, а за ними свет С прожилками потьмы тяжёлой. И сих пяти не будет сверх Ни буквы — старой или новой. |
|
— Да, помню — вы читаете по лицам, — Подсевшей говорит к нему в кафе. Встречались раз… А может, это снится? А может, он сегодня подшофе? Вот женщина подсела… Сколь серьёзно, Что скажет? Только женщины-то нет… А с бездною шутить — взирает грозно, — Не следует — ведь искажает свет. |
|
Мёртвые хоронят мертвецов… …сделки, деньги, разжиревший бизнес. В пустоту дрянного гроба вынос. Сыновья не слушают отцов. Мёртвые мы все, покуда дух Сердцевины сердца не коснётся. Лишь тогда мы истинное солнце Познаём — назло всему вокруг. |
|
— Не бойся, Исаак, путь длинный пусть. Не страшный путь, совсем не страшный путь. Пустыня красная, как сгустки солнца. И Исаак идёт, и вдруг смеётся. — Что ты, сынок? — Да, папа, хорошо! Шок Авраама. Скрыть насущно шок. Что послан ангел, чтобы нож отвесть — Ещё не явленная миру весть. Любого представления о нём Бог выше — дан любовью и огнём, Горящими! Вот жертвенник старинный, И в центре камень — серый, очень длинный. Как сына в жертву Богу принести? Но подчиненье — формула пути… Взят нож. Любовью к Богу пропитал С душою сердце Авраам. Устал. Сжат нож. Какая в небе белизна! От крыльев ангела светла волна. Ни волосу не суждено упасть… Любовь — она Божественная власть. И сына обнимающий отец Любовью к Богу — истинный мудрец. |
|
Империи Габсбургов очень Сакральная сущность сложна. Подчиняться векам не хочет Совершенно она. От первого Максимильяна До Франца-Иосифа путь. Что войны всегда окаянны — Не в этом, наверное, суть. Империя. Пышность и сила. Алхимик Рудольф, чьим трудам Нужна ли вообще перспектива — Как нужна она городам? Витые града, различны. Вот цокот копыт по камням. В тумане довольно размыты Церковные абрисы… Вам Нужна ли церковная роскошь? А вот Франц-Иосиф, и стар По-прежнему — главная роспись, И власть грандиозна, как дар. Сакральна ли Габсбургов сила? Шумели, уходят века. Потребны ли фактам могилы? Нет, смерть не брала их пока. |
|
Сгусток плоти с болью в сердцевине… Все оттенки боли описать Не сумеешь, мысля о причине Оной, и взирая в небеса. Боль порою очень непонятна — Вроде ничего плохого нет. Проступает — как буреют пятна На бинте, когда суров сюжет. Яма боли — чёрная, глухая, Ты уже не плоть — сплошная боль. Будто снежный смерч в разгаре мая Налетит, покончивши с тобой. Боль. Её оттенки. Переливы. Перспективы очевидно нет. Да и то — какие перспективы, Коли зыбок даже денный свет. |
|
Безопасности в принципе нет, Но — есть лучшее для тебя, Что выбирает свет, А проводит в реальность — судьба. |
— Что ж, мне слово нравится — тиран.
— Так и звать отныне вас?
— А как же.
— Нанесли вчера немало ран Грегу, до того томили жаждой.
— Он в измене не признался?
— Нет.
— Значит, удушите потихоньку. А вообще, суды по сути бред. Человек — он лжив. Тут душу тронь-ка…
— Так и есть, тиран…
— Тогда указ подготовьте — упразднить суды, и буду я судить отныне вас. А дела у вас — не золотые.
— Чудно!
— Ясно чудно, если я, так решил, иначе не бывает. Мне известны коды бытия. Ну а ваши души нарывают.
— Грега удушить. Ещё кого?
— Зета, Бирса, Далласа, Егора.
— Всех, с кем вы…
— Не знаю ничего. Суд — былое. Всё иначе скоро будет…
— Мы надеемся, тиран.
— Будет всё иначе, всё иначе. Я избавлю от докучных драм — выбора и проч.
— Сияй удача!
— Повелю я удавить тебя! Вам зачем удача? Хватит слова моего. Понятие судьба — отменить. Бумаги что — готовы?
— В канцеляриях идёт возня. Но бумаги скоро подготовят.
— И не заставляйте вы меня супить брови. Мне ли прекословить…
Зал суда.
— Мы Пандору героиней днесь объявляем — без грехов не можно. Любопытство дамы — просто весть. Ранее считали дурой ложно.
— А кого судить, тиран?
— Кого? Прометея — много на себя он взял — огонь смешное вещество. С высшим был согласовать обязан.
— Прометей страдал…
— Ты — кто сказал, завтра будешь зреть пределы смерти…
— Не подумал я, не угадал воли вашей, вы уж мне поверьте.
— А за неугадыванье — смерть. Далее — Христа осудим: много на себя берёт, хотя терпеть — это ваша, мелкоты дорога…
Площадь. Людская мелкота.
— Тиран! Тиран! Велик тиран! ничтожны слишком мы! Любой смешон церковный сан! Он — Бог. Он против — тьмы. Пандора — героиня нам. Исчадье — Прометей. Христос — обманщик. Будет сам тиран для нас, людей, как Бог Богов! И мы ему…
— Глядите, что за свет?
— Свет, отрицающий потьму…
— Реален или нет?
— А вы реальны?
— Кто спросил?
— Реальны, коль тиран — вам весть вестей и сила сил?
— Свет спрашивает сам.
И замирают, страшно им на площади вождя. И свет сверкает, неделим. Немного погодя, врывается в кромешный зал, на троне здесь тиран. А он — он жалок, хил и мал; умишком, как баран. И свет его стирает, как стирают, скажем, пыль. И люди понимают — мрак они сочли за быль…
|
Стыд пред тобою, Бог, прожжёт мой мозг, И с метанойей ничего не выйдет. Я социума связями — моток! — Запутан, хоть не истов в плане выгод. И стыд перед тобой уйдёт, потом Охватит с силой удесятирённой. И будет ночь калёной и бессонной, И не представлю я духовный дом… |
|
Остался Бенкендорф без Пушкина В истории бы? Древний род. Крестовый пёстро дан поход, Незримым механизмом пущенный. А под Калугой было их Поместье — Бенкендорфов, было. В каком родстве мой дядя? Стих Генеалогии, как сила. Предметы, как наследство — тут И книги, и иконы. Только Ветвленье рода, иль маршрут Не представляю ни насколько. Балы в поместье. Сочный быт. Бесчисленные крепостные. Пьём с братом… И былым повит Наш разговор — он о России. |
|
Антифауст вряд ли стал бы миг, Что прекрасен, ждать. Ловить мгновенье. Суетен порою наш язык, Да и жизнь идёт без просветленья. Люди, как в сосуде смесь: чего Больше намешали разберись-ка! Если омрачается чело, Значит это явно не клубника. Жизнь — библиотека, кабинет, И лаборатория в придачу. В старых картах мира смысла нет, Коли плыть — придётся наудачу. По астральным промелькнул мирам Фауст с длинной белой бородою. Что сейчас наварят ведьмы нам? Жить опасно колдовской средою. Антифауст больно деловит, И к тому ж, едва ли верит в чудо. Мозг опять у Фауста болит — Болью, явно данной не отсюда. Исцелит полёт? Не то кабак? Шпажный поединок, коль успешен? Но мгновенье не придёт никак, Бедный Фауст на каком помешан. Антифауст. Фауст. Времена, Нам непредставимого окраса. Если бес возник — твоя вина, Ты борись, а не лишайся гласа. |
|
Сомнений нет. Разить и ранить, Недаром шпага столь остра, И мстительности, как сестра. И АнтиГамлет одногранен. Амбивалентностью страдать Не может — оскорбленье смыто, Коль королева мать убита. Врагов пристало растоптать. А стрекоза к такому на Рукав не сядет слюдяная. Для АнтиГамлета одна Весть — власть, всегда при этом злая… |
|
— Хочешь ли играть, Гаргантюа, В шар? — Уа… — Ах, ещё не вырос! — Просто сплю, Силы я во сне коплю. — Для чего тебе они? — Чтоб есть! — Это весть! — Для того мы в сущности живём, Чтобы есть и пить! Отменно пьём. Две горы. И друг на друга взгляд Этих гор. И каждый жизни рад. Что там отчебучивший Панург В облаке своём весьма понур? Что за карлик мчит на пятаке С бритвою отточенной в руке? Чепуха! Покуда есть еда — Всё иное, право, не беда. Каплуны, лещи, фазаны, сыр, Дрожжевой и буйнописный мир. Мир сарказмов, где Телемский ствол Просто утопический глагол. — Так сыграем в шар, Гаргантюа? Сонное в ответ летит — Уа… |
|
Бранд — сгусток сил максимализма, Да-нет. Есть выбор или нет? Волшебная порою призма Меняет бытия сюжет. Откуда Бранд, коль всё спокойно? Пробст волноваться не велит. Когда с собой ведутся войны, Зло сильный человек сразит. Сразит в себе — сие не мало. Бранд произносит монолог. В нём грусть и верное начало, И рифма не испортит слог. Быть Брандом сложная работа, Куда уютнее зевать. Но в бездну заведёт зевота, Когда надеялись — в кровать. |
|
Дни могут приближать вас к цели, Когда у вас имелась цель. А коль поставить не сумели, Дни будут тяжелы, как цепь. |
|
Пылью поиграет ветер, Сеть узоров сотворив. Может, что живём на свете Самый заурядный миф? Может, кто-нибудь читает Наши жизни, как читал Мифы я? Никто не знает. Ветер стих, как не бывал. |
|
Озноб апреля, снежного весьма, А у меня озноб от жизни. Ждал от судьбы счастливого письма, Да ожиданья оказались лживы. Ляг спать. Во сне хотя бы не трясёт, Но я с бессонницей знаком донельзя. Тогда железным будь, ведь на железе Не выступят кровь, слёзы, или пот... |
|
Как ребёнок не ждёт подвоха От родителей, так от Бога Ждём любви, а она сложна, Вся навыворот будто она. Плохо? Нищ и убог? Не признан? Значит, любит… В какую призму Рассмотреть вот такую любовь, Чтоб понять суть её основ? А не стоит понять и пытаться — Пыткой будут в тебе отдаваться Все попытки… Живёшь — и живи — под Божественным светом любви. |
|
Так прижимает мальчика к себе, Как будто больше ничего на свете Нет у него — и опасений ветер Продует ум, не верящий судьбе. Полгода только мальчику. Малыш, Котёнок, заяц… Крепко прижимает, Жемчужные слова роняет, И падают, мерцая, в тишь. |
|
На человеческом так мало Понятий, чтобы выражать Небесное — его начало Не осознать нам, не понять. А ум сжимается до боли, И не могу я говорить. И мнится жил напрасно, коли Не понял, как пристало жить… |