Меж явью и смутными грезами увижу ли давешний сон, что небо простреляно звездами, как старенький дряхленький зонт? Как в форточку, в мир сновидения вливается запах грозы, выкуривая из забвения все то, что с годами забыл. Забыл до поры и до времени, пока не проснется нужда: услышать — не Баха, не Генделя, а просто — простой шум дождя... Дождя, от которого мальчиком, лишь только зажмуришь глаза — под тростью зонта, как под мачтою в шторма не спускал паруса! Когда проливное ненастье день сочится сквозь звезды и ночь — по-новой срок под зонтом отсидеть, по-жизни остаться — не прочь. Но в прошлое нет возвращения. Еще не забрезжит рассвет, когда огласит раньше времени окрест — петушиный фальцет. |
С чаем стынущим стаканы смотрят в потолок. Капает вода из крана... Бьется в крест оконной рамы бедный мотылек. Отсвистел пузатый чайник все свое в свисток. Не люблю я чай горячий. Только это ведь не значит, что я — одинок. Уксус сладок — на халяву, даром — колбаса... Только не употребляю я уже, а расправляю ветрам — паруса. На стене, как на экране, распростерта даль, за которой проступает, выплывая из тумана, весь в огнях — корабль. Свежестью пахнет... Успею подхватить норд-вест! Отсыпаясь с третьей смены, застучит протезом в стену инвалид-сосед. Он ворвется в своем «нижнем», на расправу — скор. У него поедет «крыша», когда выпорхнут в дверь с криком чайки в коридор... |
Зеркала занавесив простынкой, в сотый раз повторяю без толку так, как будто заело пластинку: «Если б только... Ах, если бы только...» Как сомнамбул слоняюсь без дела, как кутенок тот тыкаясь в стены, под надзором души, что из тела далеко отлететь не успела. Уповая в бессилье на Бога, в справедливости весь изуверясь, До поминок еще — ох, как долго! И впадаю от этого в ересь. А усопший — сегодня виновник торжества. В честь него стол готовят. Он при жизни любитель попоек был и это, конечно же, повод. И в который ловлю, раз на мысли сам себя я — до сих пор тверезый, что покойника (до неприличья) примеряю размерчик и позу. Зеркала занавесив простынкой, в сотый раз повторяю без толку так, как будто заело пластинку: «Если б только... Ах, если бы только...» |
Поэзия, по сути, без нытья по вечному несовершенства мира, не может, как и ни одна свинья без лужи обойтись и без пол литры. И в формах, независимо каких, и из какого уж материала не важно: лепят или рубят стих, а то — выкакивают сразу калом. Поззия, по сути, вся от «Я», от собственного мироощущенья. Без самовыраженья ей нельзя. В чем секса смысл без удовлетворенья? А в формах выражения каких — не важно так уж, и в каком обличье. В поэзии права имеет стих любой, порою даже — неприличный. |
в оправдание жене по поводу того, где я загулял Я запомнить не успею из десятка или ста мысль, летящую с деревьев в форме жухлого листа. От обилия такого все кружится, все плывет... Я молю их: «Ради Бога, задержите свой полет!» Листья к мыслям прилипают бабы каменной без рук. И курлычет в небе стая улетающих на юг... Листопадит, нету спасу! Воздух — плесенью пропах. Кружит, кружит в ритме вальса желтый, бурый пятипал. Позабыв про карусели, помогает ребятня собирать падеж осенний на исходе сентября. Я вернусь не поздно — рано утром. А жена — не спит. Но найдя в моих карманах пачку листьев, все простит. Все поймет. И все — простит... |
Заметёт снегом белым крыльцо, ветки — инеем посеребрят. Я забуду твоё лицо, но не тебя... Закружусь в суматохе дней! Будни, праздник: одно — запой. А без песни запой, какой? Да и с песней — не веселей... Засочится с сосулек капель. В блуд отправится мартовский кот. У меня же, «мадмуазель», наоборот... Как корова травинку жую. И гадаю: кто в том виноват, что нелепо как-то живу, всё невпопад? Увяданья одарит пора безделушками от Фаберже. Всё сбывается, да когда поздно уже... |
Непомерно высокое небо, волны лижут прибрежный песок. Никогда, вроде, сроду здесь не был. Почему же, я в этом уверен, мне до боли знакомо здесь все? Не сказал бы, что красок здесь буйство — очень скромен палитры запас. Но, как будто, шестое вдруг чувство подрисовывает безыскусно этот северный серый пейзаж. Генетическая моя память враз рассеет забвения дым: я увижу сквозь морось тумана, как колонна зэка под охраной на песке оставляет следы. Даже если глаза закрываю, как доносит сквозь шума прибой мат и крики: «Шаг влево! Шаг вправо!», лай собак, иногда прерывая — выстрел вохровца, очередной. Непомерно высокое небо, волны лижут прибрежный песок. Никогда, знаю точно, здесь не был. Почему же, я в этом уверен, мне до боли знакомо здесь все?.. |
От юности иллюзий пора б освободиться, свой круг знакомых сузить и меньше суетиться. Быть более терпимым к тому, что задевает. С годами же картины и вина созревают и истинную с ними цену приобретают. А жизнь такая штука: что близко так казалось, что протяни лишь руку — никак не состоялось. Искать же виноватых в обычных неудачах — пустое, коль талант твой на ерунду растрачен. Пасьянс у жизни сложен, но из всех вариантов, со временем поймешь ты, он — самый оптимальный! Ведь в картах да и в звездах расклад, как и у строчек совсем не произвольный, а очень даже точный. |