Алексей Хопфер

МЕНЕСТРЕЛЬ
(Из цикла «Жизнь и Смерть»)

Посвящается Е.Г.

Тебе — я посвящаю эти строки,
Тебе — я посвящаю эту жизнь,
Тебе — дарю неувядающую розу,
Тебе, а значит — никому.

I

На холсте пейзаж
намалеван,
Кровь струиться в
поддельной реке,
Под раскрашенным деревом
клоун
Одиноко мелькнул вдалеке.

Олег Даль
1981 год

— Какое это, право, странное слово «любовь». Кстати, Виконт влюбился в Графиню и признался Ей в этом, дурачок, да еще просил Ее руки.

— И что ж Она?

— Она, конечно, отказала. Виконт глуп и очень дурен собой. Да и зачем Ей Виконт, когда Сам Король отдает Ей предпочтение. Графиня очень мила, обаятельна. Все Мужчины готовы перестрелять и переколоть друг друга из-за Нее.

— Но не я, Маркиза!

— Ах, нет, право, «любовь» — очень забавное слово, — Маркиза смеялась.

Вот уже более часа Они гуляли по аллее Дворцового Парка. Маркиза говорила без умолку, смеялась, то складывая, то вновь открывая свой зонт. Арлекин слушал Ее, снисходительно улыбаясь. Он был влюблен.

Вы, верно, знаете, что значит Влюбленный?

О, это ледяная глыба, растаявшая от Солнца — своей Любимой, и не признающий ничего, кроме этого Солнца, или — всё, кроме Него.

— Почему Вы находите слово «Любовь» забавным? Мне кажется, раньше Вы были другого мнения о Любви.

— О, мой милый Арлекин, — раньше! Раньше я была глупой маленькой девчонкой. Да, да, не отрицайте; не отрицайте правды, милый Арлекин, — Маркиза вдруг переменила тему. — Кстати, почему Вас так редко видно у Принца? В замке с утра до вечера и с вечера до утра балы, приемы, балеты, а Вас там не бывает. Принц ищет и ждет Вас.

— А мне кажется, что я там лишний. Я просто никому не нужен там.

— О, Арлекин, Арлекин! Какого малого Вы о себе мнения. Всем нравятся Ваши Песни, Все ждут Их, а Вы пропали куда-то.

— Увы, я умею только петь! А теперь все мои Песни грустны или посвящены Вам. Кому сейчас нужны грустные Песни, Все хотят веселиться. Я бы мог петь старые Песни, но Они уже Всем наскучили, Люди хотят чего-то нового и веселого. Увы, сейчас я не способен на это. Я влюблен; влюблен в Вас, моя Маркиза, а Вы смеетесь надо мной. Это жестоко с Вашей стороны, но я терплю; я терплю эту Жестокость и буду терпеть Ее всю свою Жизнь.

— О, Арлекин, Арлекин! — Маркиза смеялась вновь, — Вы всегда Всё возвышаете, милый мой. Ну ладно же, переменим тему. Вы говорите, что умеете только петь, ну так спойте же что-нибудь. Вы прекрасно поете. Спойте что-нибудь... ну, хотя бы... посвященное мне. Где Ваша Гитара?

— Она всегда со мой, Маркиза. Вот Она.

— Что это у Вас в руках вместе с Гитарой?

— После, Маркиза, после! Вы просили меня спеть, так слушайте же; слушайте, прошу Вас. Слушайте мою Песню, Она для Вас, для Вас одной!

И Он запел.

Он пел, а Маркиза — Маркиза не слушала Его.

На Ее глаза наворачивались Слезы от Звуков Его прекрасной, мелодичной Музыки. И Она думала о своем Маленьком Мальчике.

Она думала, неужели, неужели! Ее, Ее(!) Мальчик станет точно таким же, как этот милый, наивный Менестрель. Неужели Он будет всю жизнь петь!

Она любит Их Обоих, но Арлекин, Арлекин может уйти, а Ее, только Ее Мальчик всегда должен оставаться только с Ней. Он не покинет Ее. И Она никогда никому ничего не скажет про Него, а Ему тем более.

Маркиза думала и плакала.

А Арлекин всё пел.

II

Прощай — идти мне надо

И.В. Гете. «Фауст»
часть I, сцена 16 —
«Сад Марты»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но верность испустила дух,
Огонь потух

Что ж в мире грез блуждал наш взор?
Тяжел укор

Оскар Уальд. «Ее голос»

Песня Арлекина разлетелась в самые далекие уголки парка и постепенно смолкла там. Она кончилась. Маркиза очнулась: Ее слезы высохли.

— О, Маркиза! — крикнул Арлекин, кончив петь.

— Прошу, выслушайте меня! — Он пал на колени, — Я стою перед Вами на коленях, и хочу в доказательство своей Любви преподнести Вам эту Алую Розу, пусть Она увянет только тогда, когда увянет Наша Дружба, — Он протянул Ей Розу и опустил голову.

Маркиза была ошеломлена.

Она только взглянула не прекрасную Алую Розу, но не взяла Ее.

— Встаньте, милый Арлекин, встаньте пожалуйста с колен. Я прошу Вас, встаньте и ответьте, но заклинаю, ответьте честно, ответьте мне на один вопрос. Скажите, Вы вполне уверены в том, что сейчас сказали?

— О Маркиза, как могу я быть не уверенным в своих словах, ведь я люблю Вас, я люблю Вас безумно!

— Безумно?! — вскрикнула Маркиза, — О, значит Вы — безумец! Я никогда, никогда никому не отдам Его, даже Вам, — тихо прибавила Она. Маркиза сложила свой зонт, гневно с отчаянием отбросила его и пошла мелкими, быстрыми шажками, задыхаясь от гнева и отчаяния, по аллее прочь от Арлекина.

— Маркиза! Постойте, Маркиза! — Арлекин попытался остановить Ее, но Она отдернула руку и стала удаляться быстрее.

Роза, которую Он крепко прижал к сердцу, вдруг увяла в Его руках, забрав с собой Любовь. Но Надежда осталась с Ним, Она решила остаться до самого конца. И, взглянув на Нее, поскольку Он умел только петь, Арлекин взял Гитару и запел.

Его Музыка, которая прежде так трогала Маркизу, Ее теперь вовсе не интересовала, и Она удалялась всё дальше и дальше.

Он пел, и Его прежде твердая, уверенная Песня становилась печальнее, Мелодия постепенно потухала и вскоре совсем угасла.

Маркиза уходила. Уходила и уводила с собой Его Любовь. Любовь пыталась вырваться, простирала к Нему руки, молила Его о помощи. Но Маркиза была беспощадна, Она не давала Любви вернуться к Тому, Кто любил Ее Саму так страстно.

III

Его обнять
И тихо млеть,
И целовать,
И умереть...

И.В.Гете, «Фауст»,
часть I, сцена 15,
«Комната Гретхен»

Они разошлись и во сне лишь
Им видится было дано,
И сами они не знали,
Что умерли оба давно

Г.Гейне

Музыка Арлекина угасла, Он вдруг почувствовал, что Она Ему не нужна, и никогда не была нужна Ему. Он откинул Гитару далеко в сторону, Гитару с Которой никогда не расставался прежде, Ту Гитару, что была воплощением плодов Его Жизни...

Он медленно прошелся по поляне, поднял брошенный Маркизой зонт и, вспомнив, что Его шляпа осталась у Нее, пошел за Ней по аллее.

Он нашел Маркизу на мосту. Она стояла, опершись на перила, и смотрела в воду, держа в руках Его шляпу.

— Вы забыли свой зонт. При таком палящем солнце очень вредно ходить без зонта, сударыня, — в Его голосе еще теплились отголоски Любви, но уже не было Страсти.

— А Вы забыли у меня свою шляпу, то есть я забыла Вам ее отдать, возьмите, — Она подала Ему шляпу не поворачивая головы, продолжая смотреть на воду, но не видя ничего.

— Боюсь, что она мне больше не понадобится, оставьте ее себе. Как память. А зонт всё же возьмите. Солнце очень горячее, у Вас может случиться солнечный удар... Ну, что ж, прощайте, — Он отдал Маркизе зонт, подошел к перилам моста; привычным движением (Ему казалось, что это не перила моста через пруд, а знакомая ограда в знакомом саду, и будто Он снова перепрыгивает через нее, и там не вода, а твердая почва, и там Его ждет Она. Но его ждала уже другая Женщина), Он оперся рукой о перила и перепрыгнул через них, как слишком часто перепрыгивал через ту ограду, в саду Маркизы.


Всплеск воды ужаснул Маркизу.

Она обернулась туда, где только что стоял Арлекин, потом перевела взгляд на воду и...

— О, Арлекин, мой милый Арлекин! Я же любила Тебя, Арлекин. Я так люблю тебя и... я уйду, уйду вместе с Тобой!

Маркиза сбежала под мост.

В чистой, прозрачной воде пруда, широко открыв полные грусти глаза, лежал Арлекин.

— Мы будем вместе, — прошептала Маркиза.

— Мы будем вместе навсегда! — крикнула Она и с затуманенными от слез глазами бросилась в объятья Арлекина.

ЭПИЛОГ

I

К могиле той
Заброшена дорога.

Их нашли так, лежащими на гладком дне старого пруда в крепких объятьях, которые не могла разомкнуть никакая земная сила. А вокруг Них как бы пели на своем языке прощальную песню, кружили стайки маленьких рыбок.


Набожный Король, сочтя погибших самоубийцами, запретил вынимать Их из воды. Было запрещено ловить рыб в этом Пруду и даже подходить к Нему.

Некоторые Люди всё же приходили к Могиле Влюбленных, ибо сами были влюблены, и бросали туда цветы.

Но постепенно дорожка к Пруду заросла густой травой. Про Арлекина и Маркизу Все забыли.


И только ранней весной к Пруду приходил Маленький Мальчик со своей Кормилицей. Мальчик резвился в траве и пел складные песенки, а Кормилица смотрела на воду невидящим взглядом и думала о чем-то своем.

Они проводили у Пруда целый день, слушая пенье птиц и отдавая последнюю дань Влюбленным.

II

Любовь печали и мечты.
Здесь нет цветов, здесь нет моленья —
Забытый всеми уголок;
И только чистое прощенье
Всё ж не покинуло его.

Идут года, как мнимый ветер...
Не счесть пустых тех вечеров,
В которых Жизнь течет в межречье
Надежды и Любви Его.

Тут, где кончаются Надежды,
И начинается Любовь, —
Сюда приходят для прозренья
Лишь те, кто слышали Его;

И в их виденье чистом тонут
Сомненья все и вся беда,
И вновь находит тот дорогу,
Ту, что покинул не скорбя.

Когда же стихнет шумный ветер,
И вечер спустится, и ночь,
Вернутся гордые стремленья —
Немыслимо их превозмочь.

III

И вот последняя глава
Пахнула розовым кустом,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И умерла в груди моей.
Покой-покой...

Олег Даль.
«В.Высоцкому. Брату».

Скажи, старушка, почему
Так тяжело и одиноко
На этом славном берегу;
Давно ль здесь песни пели птицы,
Давно ль журчал ручей сребртстый?

Скажи, старушка, почему
Так тяжело мне одному?
Ты помнишь: здесь мальцом резвился,
Срывал траву и слушал пенье птиц,
Играл с оленем золотистым...

И от чего те дни прошли?
Что? Нас покинули пророки?
Иль все они еще живут,
Но их не сыщешь? Так далеко
Они от мира забрели,
Что не найти нам к ним пути?

Скажи, старушка, почему?
Быть может я тебя пойму...
Скажи, старушка, почему?

1990—1993, г. Москва

© Алексей Хопфер, 2004

на главную страницу